когда клинок узнал о том, что привело его прежнего хозяина в это положение, всякий прежний

страх   исчез   в   нем.   Подумал   он   про   себя:   «Сколь   жалок   его   облик,   сколь   ничтожно   его

существование! Как я мог быть очарован им, как мог быть заколдован и пленен его волей? Нет,

поистине,   тот   могущественный,   что   пленил   меня,   никогда   бы   не   согласился   на   подобное

прозябание! Однако этот — тот самый, кого я знал прежде и перед кем трепетал. Не означает ли

это, что я ошибался в нем изначально? Может быть и так. А может быть, когда он творил меня,

некая важная часть его перешла в меня, и со временем он утрачивал остатки своей силы и своей

воли, а я не замечал этого, очарованный своими воспоминаниями, как была очарована своими

грезами   Королева   Синего   Тумана?   Однако   теперь   чары   спали.   Как   же   мне   поступить   с   этим

человеком? Я чувствую, что во мне не хватает еще многого, и многих вещей я еще не могу понять,

потому как не знаю, на что следует обращать свое внимание. Мне надлежит отнять остатки моей

души у этого жалкого существа, которое по ошибке я некогда почитал великим, и тем завершить

свою целостность, забрав себе его опыт и его знания. Несомненно, я сейчас же так и поступлю с

ним.»

…И, сказав это, смолк рассказчик. Затем он пронзил Каэрдина, забрал себе его душу и

ушел из города. И библиотека вспыхнула за его спиной, а дома, когда он шел сквозь город, таяли

перед ним, а реальность истончалась и исчезала, таяла и текла, как горячий воздух, ибо взгляд его

был взглядом пустоты-пламени, а язык его — ее раздвоенным жалом, а крылья его — ее когтями,

а   душа   его   —   клинком,   закаленным   в   крови   всего   Сущего,   закаленным   в   крови   невинного,

закаленным в крови своего создателя. Кто осмелится встать на пути его? Никто. Ибо встающие на

его пути мертвы еще до того, как родились. Он — Властелин Вечности.

БЛИЖНИЕ

(история тридцатая)

После возвращения из Башни Времени в Эссенлер Обладающие Силой не спешили вновь

вступать в битву и выжидали, что предпримет противная сторона. Но как велико было удивление

Восседающих   в   Совете,   когда   прибыл   к   ним   посланник   от   Хозяина   Безумной   Рощи   с

предложением перемирия!

А был этот посланник — дроу Кемерлин. Сказал он:

—  Мой  сюзерен  предлагает   вам   на   время   прекратить   военные   действия,   и  определить

длительность этого перемирия. Так же желает Лорд Мъяонель обменяться с вами пленными, ибо

ему известно, что один из вас пленил душу Глаанеста.

Сказал Навранд (а он к этому времени уже вернулся в Эссенлер, вполне восстановив свою

сущность в Драгоценных Покоях):

—  Я   пленил   Глаанеста.   Однако,   каким   образом   использовать   его   и   идти   ли   нам   на

переговоры — пусть решает Совет.

Сказали Лорды Кемерлину:

— Мы согласны на обмен.

Сказал дроу:

—  Кого   же   из   плененных   Мъяонелем   вы   изберете?   Лорда   Джерениона,   Леди   Астану,

Лорда Имрадима, Леди Даниру, Джезми или кого-нибудь из младших учеников Келесайна, или

кого-нибудь из других учеников?

Сказал Келесайн:

— Всех их.

Спросил его Кемерлин:

— В обмен на одного лишь Глаанеста?

Сказал Келесайн:

— Да.

Сказал Кемерлин:

— В таком случае, мой сюзерен говорит вам — наслаждайтесь обществом Глаанеста, он же

будет наслаждаться обществом плененных им.

Сказал Джордмонд-Законник:

— Какого обмена ты хочешь? Наши ученики дороги нам, но если ты утверждаешь, что все

плененные Мъяонелем вместо одного Глаанеста — это несправедливый обмен, то почему обмен

Глаанеста на одного из учеников ты полагаешь равным?

Пожал плечами Кемерлин и сказал:

— Давайте установим соотношение. Скажем: один Глаанест против дюжины учеников.

Сказал Келесайн, с трудом сдерживая ярость:

— А может быть, мы отложим на время разговор о соотношениях и пленим кого-либо из

каджей  или змеелюдей,  или  из подобных  тебе,  чтобы уравновесить все  соотношения?  Как  ты

думаешь, посланник, во сколько учеников Мъяонель оценит тебя самого?

Сказал Кемерлин:

— Эта угроза — и есть ваш ответ?

Тогда   поднял   руку   Джордмонд-Законник,   призывая   собравшихся   к   молчанию   и  сказал

дроу:

— Не угроза. Пока лишь возможность.

Затем обратился он к Восседающим:

— Нам следует на короткое время забыть о своих чувствах и о том, как мы относимся к

Мъяонелю и союзникам его, и внимательно рассмотреть это предложение. Если нам выгоден этот

обмен, то что с того, что и Мъяонелю он выгоден?

Сказал Ирвейг:

— Кого же мы выберем?

Сказал Джордмонд:

—  Повторяю: забудем о чувствах и будем думать только о выгоде. Ибо каждому из нас

хотелось бы, чтобы именно его ученики были возвращены, но если мы начнем спорить, то ни к

чему   не   придем   и   лишь   взаимно   раздражимся   друг   на   друга.   Поэтому   исключим   учеников   и

обсудим, кого из Лордов хотели бы мы обменять на Глаанеста.

Сказал Архайн, поднявшись с места:

— Прошу вас — пусть это будет Данира, жена моя. Ибо сердце мое разрывается на части,

когда я думаю, как в эту самую минуту может измываться над ней проклятый безумец!

Сказал ему Кемерлин:

—  Я удовлетворю твое любопытство относительно измывательств. Данира, как и другие

Лорды, погружена в сон, ничего не видит и не чувствует, и не осознает своего заточения.

Сказал Джордмонд:

—  Мне тяжело отказывать тебе, Архайн, но поскольку другие Восседающие забыли на

время о своих чувствах, постарайся и ты поступить так же. Данира и Имрадим — не слишком

искушены в Силе. Хотя их и титулуют Лордами, они слабее большинства из нас. Поэтому мы

будем выбирать только между Хозяйкой Деревьев, Серебряным Ткачом и Повелителем Бестий.

Он сказал так, ибо Восседающие полагали, что Зерем, в числе прочих еще томится в плену

у Мъяонеля.

Сказал Келесайн:

— Во всем эти трое равны, и нет между ними различий, за исключением того, что Астана

— женщина. Поэтому — пусть Хозяйка Деревьев станет нашим выбором и обретет свободу.

И согласились с ним Лорды. Архайн же горько зарыдал и опустился в свое кресло.

И установили они время обмена. Когда же собирался уходить Кемерлин, остановил его

Повелитель Теней. Сказал Ирвейг:

— Кто ты? Обликом ты похож на темного альва, но я чувствую, что ты причастен к Силе.

Каков твой титул и имя? Ибо я желаю знать, кто победил меня.

Сказал Кемерлин:

— Мое имя — Кемерлин. Среди своих сородичей я зовусь Отступником. Также зовут меня

князь темных альвов из замка Морхикэль, и на этом исчерпываются мои титулы. Я — дроу, и

только.   Что   до   Силы,   которую   ты   почувствовал,   пытаясь   похитить   мой   разум,   то   эта   Сила

принадлежит моему сюзерену, Мъяонелю Владыке Бреда, и она хранила меня.

С горечью произнес тогда Ирвейг:

— О, если бы я не спрашивал тебя об этом! Ибо твои слова — позор для меня. Я побежден

не равным и даже не свободным, но одним из слуг своего врага!

Сказал ему Кемерлин:

—  Я не слуга. Может быть, я и не равен тебе в волшебстве (ибо я — не Лорд), но я —

свободен. По собственной воле последовал я за Мъяонелем в Эссенлер и по собственной воле в

этой войне служу ему, ибо вести войну и направлять действия должен один вождь, а не несколько.

Я — друг ему, а не слуга, и как друга, просил он меня стать его посланником.

Сказал Ирвейг:

— Но кроме этой дружеской связи есть между вами и другая — колдовские узы. Ибо как

иначе его Сила смогла бы защитить тебя?

Сказал Кемерлин:

—  Я — не вассал его, хотя и называю его, для удобства перед вами, своим сюзереном.