старухе плащ, он припрятал в левой руке кончик одной из его невесомых нитей. Теперь, скатывая

нить в клубок, он покинул Рощу и пересек несколько стран, населенных людьми, миновал Долину

Оборотней, и безжизненную пустыню, где обитали фантастические чудовища, не останавливаясь,

прошел по Огненному Мосту — пылающему пути, протянутому между двумя древними мирами.

Наконец нить привела его на морской берег, к старой разваливающейся хижине — здесь жила

Гветхинг с тех пор, как покинула свое прежнее обиталище. Мъяонель вошел, не постучавшись, а

поскольку   слуг   Гветхинг,   крысы   и   собаки,   в   этот   момент   не   было   поблизости,   никто   ему   не

воспрепятствовал и не загородил дорогу.

Гветхинг не подала виду, что удивлена его приходом — напротив, с кривой усмешкой

встретила она Мъяонеля, как будто ожидала, что он должен будет в сей день придти к ней.

— Ох-ох-ох, — сказала она, — нету мне на этом свете покоя. В море, что ли, утопиться,

чтобы никогда больше не видеть дураков? И таких прощелыг, как ты, неборожденный, вместе с

ними…

— Твой совет был с изъяном, — произнес Мъяонель, — и с изъяном был мой дар. Только

лишь от тебя одной зависит, отдам ли я тебе этот клубок нитей, или заберу обратно свой плащ.

— И что же ты хочешь от меня теперь, хитрец?

— Я хочу вернуть себе то, что потерял, приобретя Силу.

— О, это совсем нетрудно! Но помнишь ли ты о том, что цена моих советов всегда выше,

чем польза, которую они приносят?

— Я не намерен больше играть в эти игры, — все тем же ровным голосом, без малейшего

проблеска чувства, отвечал Мъяонель. — Прежде чем соглашаться, я хотел бы сначала узнать эту

цену.

—  Пока   не   попробуешь   —   не   узнаешь.   Ты   полагал,   что,   отказавшись   от   части   себя,

уподобишься   пшеничному   семени,   которое,   умирая,   возрождается   колоском   с   десятью   или

двадцатью семенами? Как видишь, ты несколько ошибся. Не боишься ли ты теперь, вернув себе

утерянное, в тот же миг страшно пожалеть об этом?

— Нет, — равнодушно отвечал Мъяонель, — не боюсь.

—  Тогда слушай, глупец: чтобы вернуть в свою жизнь смысл, тебе всего-навсего нужно

найти себе новое сердце.

— Как же мне найти его? Или я могу взять любое, которым смогу овладеть?

— Немного будет пользы от этого, неборожденный. Сердце тебе должны принести — как

дар или как плату, ты волен лишь принять его или отвергнуть. С подобными делами лучше всего

справляются герои — и я знаю, что в эту самую минуту один из них приближается к моему дому.

Встреть   его   на   пороге,   Мъяонель,   и   оставайся   там,   пока   мы   будем   разговаривать.   Я   должна

предупредить   этого   юношу,   как   предупреждала   тебя,   ибо   даже   такие   дураки,   как   ты   и   этот

мальчик,   заслуживают   того,   чтобы   им   хотя   бы   один   раз   рассказали   о   последствиях   их

необдуманных поступков. Ты не услышал моего совета, но, может быть, у мальчишки ума будет

побольше и он не захочет становиться героем.

Мъяонель, не споря, вышел, ибо с тех пор, как потерял сердце, ему не было никакого дела

до лести или оскорблений. И он стал дожидаться юноши. А когда тот появился и вошел в дом —

ждать окончания их беседы со старой Гветхинг.

...И   вот   юноша   вышел   из   дома   старухи,   и   почтительно   обратился   к   волшебнику,

лишенному сердца, моля выступить против Казориуса, поработившего душу его возлюбленной.

—  Я слышал твою просьбу, — сказал Мъяонель, когда юноша замолчал, — и вот мое

условие: принеси мне сердце, которое я посчитаю достойным себя, сердце, полное отваги и воли,

сердце,   умеющее   любить   и   ненавидеть,   сердце   существа   необыкновенного,   незаурядного,

необычайного. Как только ты добудешь такое сердце, жестокой местью я отомщу Казориусу за

твои унижения, и сниму чары с сердца твоей невесты.

— О господин! — Воскликнул юноша, опускаясь перед Мъяонелем на колени. — Я сделаю

все, что ты ни прикажешь, но молю — прежде исполни мою просьбу! Меня сводит с ума мысль,

что, пока я буду разыскивать тебе то, что ты просишь, моя невеста останется жить во дворце

тирана на положении последней рабыни.

—  Мне   неведома   жалость,   —   сказал   Мъяонель,   —   на   которую   ты,   вероятно,

рассчитываешь. Принеси мне сердце — и я научусь сочувствовать и поступать, не считаясь с

собственной выгодой. А пока что мне нет дела до того, какое положение— стоя прямо или на

коленях — ты занимаешь при разговоре со мной. Полагаю, что беспокойство за твою невесту

слегка подстегнет тебя в поисках, и поэтому мой ответ тебе — нет. Позови меня, когда достанешь

то, что я прошу — но не раньше.

И, назвав свое имя юноше, Мъяонель ушел из той земли по волшебной дороге, что пахла

дурманящим,   сладострастным,   горьковато-сладким   запахом   тления   и   распада.   А   Тайленар   с

отчаяньем посмотрел ему вслед. И помыслилось ему, что можно убить первого встречного, или

даже дикое животное, и принести его сердце Мъяонелю. Однако, поразмыслив, юноша усомнился

в том, что волшебник примет такое сердце — ведь тот говорил о существе необычном. Кто знает,

чье сердце он посчитает достойным себя? Не напрасным ли окажется жестокое преступление,

которое   готов   был   совершить   Тайленар?   И,   поникнув   головой,   он   вернулся   в   хижину   старой

ведьмы.

Старуха,   перебирая   пальцами   завязки   плаща,   сидела   у   тлеющего   очага.   Юноша   хотел

рассказать ей о своем разговоре с Обладающем Силой, но Гветхинг остановила его, дав понять,

что условия Мъяонеля ей и так известны. Она долго молчала, раскачиваясь перед огнем, а потом

сказала:

— В ста милях отсюда, в глубокой пещере спит огромный черный дракон. Раз в полгода он

пробуждается, чтобы разорить деревушку или поохотиться на горцев. Иногда  он летит вглубь

страны   и   сжигает   своим   дыханием   какой-нибудь   город.   Его   сердце,   как   и   кровь,   обладают

волшебными свойствами. Однако следует сказать, что дракон спит чутко, и мгновенно проснется,

едва лишь ты вступишь в его пещеру, а обычное оружие не сможет причинить ему никакого вреда.

— Зачем же тогда ты рассказываешь мне об этом, Гветхинг? Ведь даже будь сон дракона

менее чуток, а шкура его не так прочна, мне никогда не добраться до тех гор, ибо земля Казориуса

не отпустит меня.

—  Отпустит, мальчик, теперь отпустит. Ведь договор меж тобой и Обладающим Силой

уже заключен. С этой минуты ты больше не находишься под властью Казориуса, и тебя защищает

сила другого Лорда. Однако ж и вернуться в родную страну ты не можешь, ибо если раньше земля

Казориуса не отпускала тебя, то теперь она развернет тебя обратно.

— Тогда скажи, мудрая Гветхинг, как мне убить дракона, чтобы его сердцем расплатиться

с Мъяонелем и увидеть, как будет освобождена моя возлюбленная?

— Это не так-то просто сделать. Прежде всего ты должен отправиться в город Алсалаш,

придти в храм Бога Войны, и попросить о посвящении. Поскольку ты не калека и не ребенок,

жрецы не откажут тебе — они не отказывают никому; однако знай, что немногие из прошедших

посвящение поднимаются выше уровня обычных служек. Во время обряда в храме тебе предложат

на выбор сто мечей, предупредив, что ты должен будешь выбрать один из них, которым станешь

биться с настоятелем храма. Тебя предупредят, что если ты проиграешь — станешь рабом храма, и

только   лишь   через   многие   годы   получишь   шанс   возвыситься   сначала   до   ученика,   потом   до

служителя, а потом — до жреца их Бога. Выиграть в том поединке невозможно, но тебе и не

нужно будет этого делать. Присмотрись внимательно к мечам, которые тебе предложат на выбор.