– Возможно, это не самоубийство! – заключил Майкл. – Или же Генри попросил, чтобы его кто-то убил…

– Ты это серьезно?

Майкл, держа в одной руке чемодан, а в другой пакет со всякой мелочью, дошел до двери и остановился.

– Такими вещами, как жизнь и смерть, не шутят!

Они вышли из номера, сдали ключи портье и спустились вниз. По дороге к стоянке Оливия тщательно обдумывала слова Майкла. Неужели возможно, что Генри стрелял в себя не сам, а попросил кого-то из посторонних? Но зачем? Струсил? Или же никаким самоубийством здесь не пахло: Генри в очередной раз придумал себе романтическую историю и заставил поверить в нее других. Хотя сейчас это не имело никакого значения. Но замечание Майкла запало ей в голову, и Оливия все то время, пока они ехали по живописному побережью, удаляясь от Лос-Кабоса, думала о человеческом коварстве. Впрочем, людям всегда хочется выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. И за это их трудно осудить.

Родной дом показался из-за густо разросшейся ореховой рощи как-то сразу. Оливия даже не успела решить, как она представит Майкла, а их автомобиль уже въехал во двор двухэтажного дома, на открытой террасе которого расположилось все семейство Алонсо – папа Фред, мама Мария, тетя Грета и любимец всей семьи черный лабрадор Дик.

– Ого, по-моему, нас встречают при полном параде! – сказал Майкл, притормаживая у живой изгороди.

– Да уж! Сюрприз не удался! – пробормотала Оливия, глядя на загорелые лица родственников, выделявшихся на фоне свежеокрашенного фасада. – Ого, и Лайон здесь…

Кого-кого, а родного брата она увидеть не ожидала и потому, зная его критический нрав и склонность к иронии, по-настоящему обеспокоилась. Хотя они с Майклом и договорились, что нагрянут на родительскую ферму внезапно, без предупреждения, Оливия втайне от Майкла, набрала номер домашнего телефона и сообщила матери, что приедет не одна.

– А кто такой этот Майкл? – поинтересовалась Мария.

– Друг! – уклончиво ответила Оливия. – Он очень хороший, мама! Вот увидишь… – Она взглянула на дверь магазина, за которой скрылся Майкл.

Они остановились у дорожного мотеля, и, пока Майкл бегал в магазинчик за колой и минералкой, она решила предупредить родителей.

– Что ж, будем рады познакомиться… – сказала мать и после некоторого раздумья спросила: – А куда подевался Генри Пирелли?

Оливия несколько раз наезжала на ранчо с Генри, который очень не нравился ее отцу. По мнению Фреда, Генри Пирелли был слишком шумным, рассеянным и совершенно не разделял его любви к технике. Кроме того, наблюдательному фермеру показалось, что гостя больше интересуют доходы, приносимые фермой, чем принципы ее работы, оборудование и место расположения. В связи с этим Оливия даже подумывала, не предупредить ли Майкла, чтобы он проявил интерес к делам отца, в первую очередь к его техническим приспособлениям, которыми Фред справедливо гордился. Впрочем, Майкл мог воспринять ее предупреждение, как покушение на свободу его чувств, а этого Оливии не хотелось. Пусть уж все идет так, как идет, в конечном итоге решила она.

– С приездом, дорогие гости! – весело крикнул отец, бодро спускаясь с крыльца и едва ли не бегом направляясь к ним. – А мы-то думаем, кто это к нам пожаловал?

– Ага, не ждали! – Оливия, забыв обо всем на свете, кинулась в объятия отца. – Здравствуйте, мои дорогие! – Следом она обняла подошедшую мать и тетю Грету. – Как вы здесь без нас?

– Ты бы, Лив, для начала представила нам молодого человека! – с радостным смешком пробасил Фред. – А то мы даже не знаем, как приветствовать друг друга!

– И то верно! – Оливия повернулась к Майклу. – Папа, мама, это Майкл! Мой хороший друг!

– Друг? – Мистер Алонсо склонил голову к плечу, словно решая, может ли Майкл быть хорошим другом? – Что ж, очень приятно! – Отец выбросил вперед свою большую, загорелую до черноты руку и крепко пожал руку Майкла. – Друзья нашей дочери наши друзья! – высокопарно промолвил он.

Майкл поочередно пожал руки Марии и тете Грете, с достоинством выдержав их оценивающе проницательные взгляды.

– Что ж, давайте к столу! – приказал отец. – Вы ведь, наверное, проголодались с дороги?

– Немного! – улыбнулась Оливия, внезапно почувствовав на своих глазах чьи-то прохладные ладони. – Лайон, ты? – засмеялась она, ощутив бережное прикосновение почти забытых рук. – Ты-то здесь откуда?

Лайон почти не изменился, разве что раздался в плечах, да глаза вместо голубого приобрели серый, почти стальной оттенок.

– А ты уж думала, что я совсем забыл своих родных? Да нет же!

Брат прижал ее к своей широкой груди, пожал руку Майклу, и все дружное семейство Алонсо неторопливо направилось к дому.

– К сожалению, я прилетел без семьи… – Лайон развел руки в стороны. – У них не было времени…

– Ты сказал – прилетел? – уточнила Оливия.

Она знала, что от Бейкерсфилда до дома Лайона – пять часов езды на машине. И обычно Лайон в гости к родителям приезжал на автомобиле.

– Ты не поверишь, я недавно получил права на управление самолетом и теперь летаю на своей двухместной «Сессне», экономлю кучу времени. Вот и сейчас, если бы не самолет, времени, чтобы заехать на ферму, у меня бы не было. А так я побуду здесь, а утром полечу по делам фирмы на север. Вечером буду там, а к полудню следующего дня отправлюсь обратно, – взахлеб рассказывал Лайон.

– А это не опасно? – испуганно поинтересовалась мама. – Нынешние самолеты – такие хрупкие с виду.

– О, это точно! Мария знает, что говорит! – поддержал жену Фред. – Раньше на фюзеляже не экономили, всюду стоял качественный металл, шасси, стойки служили годами, а сейчас… – Отец устало махнул рукой. – Не успел взлететь, а уж с хвоста песок сыплется…

– Отец, ты отстал от жизни лет этак на двадцать! – горячо возразил Лайон. – Современные самолеты куда надежнее прежних…

Гости рассаживались за столом, и, пока отец с сыном спорили о достоинствах и недостатках современного авиастроения, Оливия решила показать Майклу их дом.

– Ты не против?

– С удовольствием посмотрю! – заверил ее Майкл. – Мне здесь очень нравится…

Они миновали затененную террасу, поднялись на второй этаж, где находилась комната Оливии.

В коридоре ощутимо пахло деревом и какими-то цветами, может быть засохшими розами. Мать засушивала лепестки роз и раскладывала их по банкам. Они сильно пахли перед дождем, которые в их краях бывали достаточно редко.

Оливия неспешно приоткрыла дверь и застыла на пороге: в комнате все было так же, как и когда-то. Создавалось впечатление, что она уехала вчера, даже штора откинута так, как любила откидывать она – наполовину, чтобы солнце не нагревало комнату.

– Такое ощущение, что я никуда не уезжала! – прошептала Оливия, замирая на пороге.

Ее душили слезы. Она увидела себя маленькой, десятилетней, сидевшей у окна, за которым желтым золотом горела плантация кукурузы, зеленела платановая роща, прятавшая в своей глубине ворох сухих извилистых тропок. Когда-то ей казалось, что этот пейзаж всегда будет стоять перед ее глазами, она не увидит ничего другого, кроме полей, редких рощ, диких тропок. Но все кончилось, прошло, и вот она, уже взрослая женщина, стоит у окна своей детской комнаты, не понимая, куда подевалась та маленькая, живая, любопытная девчушка, мечтавшая днями напролет?

Внезапно она ощутила, как рука Майкла с нежностью легла ей на плечо.

– Майкл! – сказала она, с трудом сдерживая слезы. – Куда все уходит? Скажи – куда?

Она безвольно положила голову ему на грудь, чувствуя, что сейчас разрыдается от ощущения безбрежности времени, его неумолимого хода, в котором люди теряются как крохотные песчинки.

– Ничто никуда не уходит… – тихо прошептал Майкл, целуя ее мокрые щеки и гладя волосы. – Прошлое здесь, оно в тебе… Оно рядом…

Они стояли обнявшись, связанные воедино атмосферой этой комнаты, годами, в течение которых Оливия мечтала о своем счастье, мечтала о том дне, когда она сможет войти в свой дом вместе с любимым, с тем, с кем она будет до конца своих дней, до скончания времен…