СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Вину мою еще толком так никто и не доказал, а Сильвия уже решила, что одержала верх. Она обнаглела до предела, подошла сзади к Райнхарду и неистово обвила руками его шею. От такого бурного проявления ее горячей нежности мне стало совсем нехорошо. Слава Богу, мой муж поспешил в смущении снова освободиться от навязчивых объятий. Сильвия на него обиделась, оскорбленно собрала со стола стаканы для шнапса и пивные кружки и унесла их на кухню. Райнхард без дела стоял у окна и меланхолично пялился в сад, а я листала ежедневник. Может, Удо еще где-нибудь воспел меня как женщину своей мечты, оказавшуюся наконец с ним в постели? Хотя он эту историю придумал, мне его отзыв очень даже понравился.
Вслед за той важной фразой, обличающей меня, потянулись страницы скучных деловых записей. Как вдруг:
«Долго тебе придется взламывать мой сейф, долго. Потому что мозгов не хватает. Ты годами роешься в моих вещах, закатываешь мне скандал из-за каждой полуголой девчонки с журнальной обложки и в каждой своей подруге подозреваешь мою тайную любовницу. И вот сегодня я наконец все тебе выложу: моя работа — лишь предлог, я целыми днями ничего не делаю и только тем и занимаюсь, что отрываюсь с бабами».
Сильвия повела себя как полная идиотка:
— Вот видите! — завопила она и по нашим лицам поняла, что такая реакция неуместна.
Минуту длилось неловкое молчание, потом я произнесла:
— И вот из-за такой ерунды ты убила своего мужа?
— Он заслужил! — крикнула эта дура. И только потом сообразила, что сама во всем призналась! — Он умер от сердечной недостаточности! — она старалась сгладить свой промах. — Доктор Бауэр может подтвердить!
И тут настал мой час. Подробно, шаг за шагом, не упуская ни одной мелочи, я выложила ей всю историю о том, как выудила из нашего мусорного контейнера ту самую бутылку с соком и как в конце концов получила результат экспертизы.
— Лопух! — фыркнула Сильвия поверх моей головы в сторону Райнхарда. — Ни о чем попросить нельзя! Я тебе велела бутылку в урну обычную выбросить, на улице! Так нет же, два шага пройти было лень! Да любой знает, что у Анны бзик — она мусор сортирует как одержимая!..
— Уймись, Сильвия, — тихо проговорила я, — я звоню в полицию.
Все-таки роза — самый красивый цветок! Вот и Рашель Руиш вплела в свой букет бледно-кремовую благородную розу, поместив ее в самый центр и окружив самыми простыми, обычными цветами, что радуют глаз в любом саду: яркие оранжевые герберы, синий львиный зев и дикая роза, не окультуренная сестра королевы букета. Свежие оттенки так и сияют на темном фоне. Художница — работа ее датируется 1695 годом — ничего еще не знала о розовых садах века девятнадцатого, о тех, что украшали, скажем, королевские парки Мальмезон или Сан-Суси. В ту пору существовали лишь крестьянские угодья, где среди коренастых выносливых фруктовых деревьев, овощей, зелени и прочих цветов попадались порой и розы. Если кто собирался нарвать букет цветов, подобно Рашели Руиш, тому приходилось беречься острых шипов. Колючки написаны весьма реалистично, не очень-то схватишь!
Да, кстати, коль уж я решила помечать мои будущие натюрморты бутоном розы, не забыть бы мне о шипах. Розочкой назвал меня мой первый мужчина, но он вряд ли мог тогда подумать, что и у меня есть чем уколоть и я умею за себя постоять.
Понемногу до Сильвии стало доходить, в какую сложную ситуацию она попала. На Райнхарда ей надеяться было нечего, от него помощи не дождешься.
— Вы ничего не докажете! — бросила она нам упрямо. Шедевр самозащиты, нечего сказать! Но вообще-то она, похоже, была права. Если тело эксгумировать, а потом провести вскрытие, то, может быть, уже никакого яда и не обнаружат. И я решила: блефовать так блефовать!
— Нет, Сильвия, концентрированный раствор дигиталиса оставляет следы в организме месяцами. Кремировать надо было.
Мы уже не сидели все вместе. Я осталась на софе, чтобы лишний раз не двигаться, а Сильвия и Райнхард отсели друг от друга как можно дальше.
Мой муж напустился на свою любовницу. Я ликовала.
— Из-за твоей клеветы у нас брак разваливается! Анна меня теперь держит за убийцу! Как нам теперь вместе оставаться после такого?! — кричал он.
Ах вот оно что! Вот он как от меня избавиться захотел! Я тут же нанесла ответный удар:
— Забирай его себе, Сильвия, всего бери, с потрохами! Желаю счастья! У него всегда такое замечательное настроение, такие оригинальные идеи! А темпераментный какой! Но только придется потерпеть, конечно, не сразу же вам воссоединяться. Лет эдак через пятнадцать — в самый раз!
У Райнхарда чувства юмора не было никакого, так что он моментально полез в драку:
— Продавать меня вздумала, как с молотка! Не дождетесь! Я лучше до конца дней своих в монастырь уйду!
И вдруг Сильвия, чего никто не ожидал, не выдержала — началась исповедь, да какая! Камень бы не выдержал! Мы услышали душераздирающую историю о несчастливом браке, полном печали и горя, о совместной жизни, омраченной с самого начала неизменным сексуальным разочарованием. Удо всю жизнь клеился к молоденьким девчонкам, а жене доставалась лишь остывшая зола. И тогда в первый раз… Сильвия все пыталась понять, как же оно, у других-то женщин? Ведь наверняка по-иному! И она завидовала чужим женам.
— Ты помнишь, — жаловалась она, — ты помнишь, ты рассказывала, как у тебя было, ну там, на строительный лесах?..
Райнхард пунцово покраснел и хлопнул кулаком по столу. Выразить с помощью нормативной лексики то, что хотелось произнести, он не смог. Мне даже жалко его стало.
Вообще-то мне давно уже следовало прекратить всякие разговоры и позвонить в отдел убийств. Я с трудом поднялась, сидя до телефона было не дотянуться. В этот момент кухонный нож, что я принесла из дома, переселился из сумочки в мой сжатый кулак: мало ли что, того и гляди получу новый удар в спину. Но Сильвия вдруг взмолилась со слезами:
— Не звони! Не надо! Я все исправлю! Сомневаюсь. Она что, умеет воскрешать мертвых? Или спасать разваливающиеся браки? Или она тянет время, коварная, а сама придумывает новую гадость? Любопытство перевесило, я остановилась.
— Ну, ну, интересно, как это ты собираешься все исправлять, интересно? Послушаем! — И нож сверкнул у меня в руке.
— Может, деньги? — неуверенно проговорила она.
— Сколько? — подхватил Райнхард.
Ох, не нравится мне, что он лезет! Продешевит, черт побери! Мало мне, что я годами мучилась от его жадности?! Его даже собственная мать скупердяем зовет! Для Райнхарда тысяча марок — целое состояние, а шантажист из него — ни к черту! Молчи уж, лучше я!
— Я забуду о полиции при одном условии. Ты с Райнхардом будешь жить в нашем домике, а я перееду сюда, мне же тоже где-то надо жить! Так что предлагаю — обмен домами!
Зареванная Сильвия едва не расхохоталась:
— С ума сошла? Не собираюсь я в вашу конуру собачью переезжать! У меня совсем другие планы. У меня теперь денег полно, я теперь одна, я свободна и независима. Поеду на север страны, куплю себе там конный завод. Мне никогда не нравилось в Вайнхайме. Хочешь здесь жить — пожалуйста, снимай, плати две тысячи марок в месяц, только где ты их возьмешь?
— Да, снимать твой дворец мне и впрямь не по карману, — согласилась я, — но ты меня не поняла. Я хочу не снимать твой дом, я хочу им обладать, владеть, понимаешь? Я хочу, чтобы ты мне его подарила.
Они уставились на меня в изумлении.
— Я не могу, не имею права, — медленно произнесла Сильвия, как будто специально растягивая слова, будто объясняла что-то умственно отсталому человеку, — это не только мой дом, это наследство моих детей. Не могу я его просто так вот взять и отдать!
— Когда ты сядешь в тюрьму, много им проку будет от этого наследства, — сухо отвечала я, — не хочешь, как хочешь, я звоню в полицию! — Я поиграла ножичком в ладони, и он снова заблестел.
