– Марли, – сказал я, когда мы добрались до дома, – какой был шанс, а ты упустил его.
На следующее утро, когда я все еще сожалел о крушении своих надежд стать знаменитостью, зазвонил телефон. Это был помощник режиссера, который попросил как можно скорее привезти Марли в отель.
– Вы хотите сказать, что берете его обратно? – спросил я.
– Именно так, – ответил он. – Боб хочет, чтобы он снялся в следующем эпизоде.
Я приехал через полчаса, все еще не веря, что нас пригласили еще раз. Госс был крайне взволнован. Он посмотрел отснятый накануне материал и пришел в полный восторг.
– Очень смешной пес! – выпалил он. – Невероятно веселый. Настоящий сумасбродный гений!
Я почувствовал, как спина моя распрямляется, а грудь раздувается от гордости.
– Мы всегда знали, что он самородок, – сказала Дженни.
Съемки в Лейк-Уорт продолжались еще несколько дней, и Марли был в них успешно задействован. Мы слонялись за кулисами вместе с родителями и поклонниками актеров, беседуя, общаясь и резко замолкая каждый раз, когда рабочий сцены выкрикивал: «Приготовиться к съемке!» Когда же раздавалось «Стоп!», общение продолжалось. Дженни даже удалось взять автографы у Гэри Картера и Дэйва Уинфилда (последний был включен в свое время в Зал славы бейсбола, его сняли в эпизоде); они подписали мячи для наших сыновей.
Марли купался в лучах славы. Члены съемочной группы, особенно женщины, ласкали его. Стояла страшная жара, и одному из помощников была поручена эксклюзивная миссия бегать за Марли с миской и бутылкой воды и поить его, когда он захочет. Казалось, что абсолютно все давали ему закуски со стола. Я оставил его со съемочной группой на пару часов, чтобы появиться на работе, а когда вернулся, обнаружил, что Марли развалился на земле как король, лапами кверху, а одна очень красивая гримерша нежно почесывает его живот. «Он такой лапочка!» – ворковала она.
У меня тоже началась звездная болезнь. Я представлялся как Хозяин собаки Марли и бросал фразочки вроде: «Мы надеемся, что в следующем фильме ему достанется роль лающего пса».
Как-то во время перерыва между съемками я пошел в вестибюль отеля, чтобы позвонить из автомата. В нескольких метрах от меня Марли, который был без поводка, обнюхивал мебель. Консьерж, ошибочно принявший мою кинозвезду за бездомного пса, попытался вытолкать его из холла. «А ну-ка иди, откуда пришел! Фу!» – пугал он.
– Эй, – заступился я, прикрыв ладонью телефонную трубку и смерив консьержа испепеляющим взглядом. – Вы вообще представляете, с кем говорите?
Мы провели на съемках четыре полных дня, и к тому времени как нам сказали, что все эпизоды с Марли отсняты и его услуги больше не требуются, я и Дженни уже чувствовали себя сотрудниками компании Shooting Gallery. Единственными, кто не получил за съемки денег, но все же сотрудниками. «Мы любим вас, ребята! – крикнула Дженни всем, кто мог услышать, пока мы загоняли Марли в машину. – Ждем не дождемся фильма!»
Ждали мы очень долго. Один из продюсеров попросил нас перезвонить им через восемь месяцев. Они обещали отправить нам копию фильма до премьеры. Но когда я позвонил, секретарь попросила подождать, а через несколько минут сообщила: «Попытайтесь-ка лучше еще через пару месяцев». Я ждал и пытался, ждал и пытался, но меня неизменно просили перезвонить позже. Я начал чувствовать себя настырным преследователем, и мне легко было представить секретаршу в приемной, которая прикрывает трубку рукой и шепчет Госсу, сидящему рядом за монтажным столом: «Это опять тот чокнутый парень с собакой. Что ему сказать на этот раз?»
В конце концов, я перестал звонить, смирившись с тем, что никогда не увижу «Последнюю пробежку на базу», убежденный, что никто ее не увидит, что проект забросили, оставили на полке в монтажной комнате, поскольку нужно было вырезать проклятую собаку из каждой сцены. Только через два года у меня появилась возможность оценить актерские способности Марли.
Однажды я зашел в видеопрокат и вдруг неожиданно для самого себя спросил о фильме «Последняя пробежка на базу». Оказалось, этот фильм есть в прокате. И по счастливой случайности кассета была в наличии.
Чуть позже я узнал всю грустную историю целиком. Компания Shooting Gallery не смогла привлечь общенационального дистрибьютора для проката картины, и у нее не оставалось выбора, кроме как передать дебютную картину Марли сразу в видеопрокат. Таким образом, судьба ее была незавидной. Но мне было все равно. Я помчался домой и крикнул Дженни и детям, чтобы все быстро собрались у видика. Марли мелькал на экране не более двух минут, но, надо сказать, это были самые лучшие сцены. Мы смеялись! Мы плакали! Мы веселились!
– Пиятиль, это ты! – кричал Конор.
– Мы знамениты! – вторил ему Патрик.
Но Марли, который никогда ни на что не претендовал, это не впечатлило. Он зевнул и забрался под журнальный столик. К тому времени, как пошли титры, он спал глубоким сном. Мы же с замиранием сердца следили, как ползут по экрану имена актеров. На минуту мне подумалось, что наша собака не будет упомянута. Но вот на экране появилась надпись большими буквами: «Пес Марли… в роли себя самого».
ГЛАВА 17
В стране Бокахонтас
Через месяц после окончания съемок фильма мы попрощались с Вест-Палм-Бич. В пределах квартала от нашего дома произошло еще два убийства, но на самом деле даже не эти происшествия, а шумиха вокруг них способствовала принятию решения покинуть наш маленький домик на Черчилль-роуд. Багажа, большую часть которого составляли детские игрушки, у нас набралось буквально до самого потолка, и наш домик стал похож на склад игрушечной фабрики. Марли к тому времени весил 44 кг и не мог повернуться, не опрокинув что-нибудь. В доме было две спальни, и мы ошибочно надеялись, что мальчики прекрасно уживутся в одной комнате. Однако когда они начали будить друг друга, удваивая наши ночные хлопоты, мы переместили Конора в узкий коридорчик между кухней и гаражом. Официально он считался моим «кабинетом», где я играл на гитаре и планировал семейный бюджет. Тем не менее никого из тех, кто это видел, картина не умиляла: фактически мы поселили нашего ребенка в коридоре. Это звучало ужасно. Коридор, кстати, располагался рядом с гаражом, который, в свою очередь, был скорее собачьей конурой. И что же это за родители, поместившие ребенка в собачью конуру? В коридорах, как правило, сквозняки, грязь, уличные туфли, аллергены, насекомые. Вдобавок здесь мы ставили миски с водой и едой для собаки даже после того, как Конор обосновался там, и не потому, что так было удобно, а из-за привычки Марли.
Вышеприведенное описание звучит по-диккенсовски, но на самом деле наша детская-коридор была не такой уж плохой, скорее даже очаровательной. Изначально здесь был проход под открытым небом между домом и гаражом, но несколько лет назад предыдущие владельцы сделали крышу. Перед тем как оборудовать детскую, я заменил старые прохудившиеся ставни на современные плотно пригнанные окна. Я также заменил шторы и заново покрасил стены. Дженни постелила на пол мягкие коврики, повесила веселые рисунки, а с потолка теперь свешивались причудливые вертушки. И все же как это выглядело? Наш сын спал в коридоре, и пес полностью распоряжался спальней хозяина.
Кроме того, Дженни теперь работала на полставки, в основном дома, пытаясь совместить карьеру и воспитание детей. Для нас определенно имело смысл переехать поближе к моему месту работы. Мы приняли решение сменить место жительства.
Жизнь полна маленьких сюрпризов, и одним из них был тот факт, что после нескольких месяцев поисков мы остановились на доме в том городке Южной Флориды, над которым я чаще всего открыто глумился. Это был Бока Ратон, что в переводе с испанского дословно означает «Рот Крысы». И ротик был что надо!
Бока Ратон представлял собой оплот состоятельных республиканцев, заселенный в основном недавними обитателями Нью-Джерси и Нью-Йорка. Все они обогатились сравнительно недавно и понятия не имели, как потратить большие суммы, не выставив себя дураками. Бока Ратон был районом роскошных седанов, красных спортивных машин. Здесь на небольшом клочке земли сгрудились особняки, покрытые штукатуркой розового цвета; встречались также участки с высокими оградами и с охранниками у ворот. Мужчины предпочитали льняные брюки и итальянские кожаные туфли, которые носили без носков, и тратили немеренное количество денег на якобы важные звонки друг другу по мобильным телефонам. Женщины щеголяли загаром цвета любимых кожаных сумок Gucci, оттеняя кожу крашеными волосами пугающих серебристых и платиновых оттенков.