Они уже собирались уходить, когда Тамара еще раз окинула взглядом гостиную.

– Мы кое-что забыли, – сказала она, чувствуя, как скорбь сменяется гневом.

– О чем ты? – с любопытством спросила Инга.

– Пойдем, мне нужна твоя помощь. – Звонко стуча каблучками, Тамара прошествовала по ковру, плюхнулась на одну из длинных белых кушеток, расставленных вдоль стен, и принялась снимать туфельку.

– Что ты делаешь? – спросила заинтригованная Инга.

Тамара бросила взгляд на блестящую черную лодочку, которую она держала в руке, и разразилась невеселым смехом.

– Ты права, – сказала она, снова надевая ее на ногу. – Это больше не моя мебель, а Зельдина. Пусть она платит за чистку. – Она взобралась на мягкие белые диванные подушки и знаком пригласила Ингу последовать ее примеру. По-прежнему ничего не понимая, Инга сделала то, о чем ее просили. Но, как только Тамара ухватилась за край большой картины Тулуз-Лотрека в золоченой раме, висевшей над диваном, она все поняла и взялась за другой край, и они, пыхтя, сняли ее с крючка и вынесли в холл. Резная, с позолотой, рама весила добрых шестьдесят фунтов.

– А мы можем это сделать? – изумленно спросила Инга, которая, как все представители среднего класса, страшно боялась судов и адвокатов. – Ты забыла, что сказал тебе этот человек?

– Еще как можем, – мрачно отозвалась Тамара. – Пусть она попробует отнять их у меня. Они принадлежат мне, и я могу это доказать. Луи по одной дарил их мне на каждую из шести годовщин нашей свадьбы. Все газеты писали о картинах, которые я получала от Луи в качестве подарка. Лично я считаю, что это отличное доказательство того, что они принадлежат мне.

И, пока они методично обходили гостиную, снимая со стен остальные пять картин, на лице Инги впервые за три дня играла слабая улыбка.

– Ну вот, – сказала Тамара, отряхивая руки от пыли, когда все картины стояли в холле у стены. – Перед тобой живые деньги. Луи всегда говорил, что они ничем не хуже наличных. А сейчас позови сюда Эсперанзу и шофера. Пусть они помогут нам погрузить их в машину. Да, кстати. Не забудь напомнить мне, что я должна позвонить этим адвокатам. Все машины, кроме «дюсенберга», записаны на меня.

И лишь позже, сидя в лимузине, везущем ее в отель, Тамара вдруг осознала, что адвокаты называли ее «миссис Зиолко»; впервые за все время ее замужества к ней обратились, назвав фамилию по мужу.

Оскар Скольник вышел из себя.

– Уйти! – бушевал он. – Что ты имеешь в виду под этим твоим «уйти»? – Он со злостью взглянул на Тамару. – Ты на вершине славы! Звезды не уходят, черт тебя побери!

Они сидели вдвоем в его поражающей своей роскошью гостиной, той самой комнате, где семь лет назад она впервые увидела его. Но на сей раз сверкающий антиквариат, прекрасные картины и другие предметы роскоши ни в малейшей мере не смущали ее.

Она набрала полную грудь воздуха и стиснула зубы, а потом твердо повторила:

– О.Т., я хочу выйти из игры.

Скольник откинулся на спинку кресла, все яростнее отбивая пальцами молчаливую дробь по кожаным подлокотникам. Он пристально смотрел на Тамару, беспрестанно попыхивая своей резной трубкой, отделанной слоновой костью, которую вынул изо рта, лишь когда заговорил. Голос его прозвучал тихо.

– Чего ты добиваешься? Она подняла голову.

– Я ничего не добиваюсь. Я сказала тебе, что покончила с кино. Я покончила с Голливудом. Тебе что, этого недостаточно?

– Да, недостаточно. – Он наклонился вперед. – Я хочу знать, почему всем этим занимаешься ты, а не Морти Гиршсбаум? Ведь он – твой агент.

– Не понимаю, при чем тут он. Я пришла не для того, чтобы обговорить с тобой условия нового контракта. Я просто хотела сама сообщить тебе о своих планах.

Скольник неожиданно улыбнулся.

– Теперь понимаю. Это твой карлик подстроил все это. Решил, что ему удастся припереть меня к стенке, если ты явишься ко мне и начнешь запугивать своим заявлением об уходе. – Он покачал головой. – Передай ему, что у него ничего не вышло. Если он хочет вести со мной переговоры, пусть приходит сам, а не посылает своих клиентов делать за него грязную работу.

Тамара начала выходить из себя.

– О.Т., ты ничего не понял. Морти тут совершенно ни при чем. Он даже не знает, что я здесь.

– Здорово. – Скольник восхищенно покачал головой. – Значит, это ты придумала. В тебе гораздо больше здравого смысла, чем я предполагал. Знаешь, если бы ты не была актрисой, из тебя вышел бы чертовски хороший агент.

Она в изумлении уставилась на него. Мысль о том, что он может ей не поверить, ни разу не приходила ей в голову.

– Кто это был? – спросил Скольник. – Занук? Или Л.Б.? Или они оба? – Глаза его подозрительно блестели. – Что они обещали тебе за то, что ты уйдешь из «ИА»?

– Да послушай же меня наконец! – неожиданно завопила Тамара.

Слава Богу, ей удалось докричаться до него. Его голубые глаза пару раз моргнули, и он слегка нахмурился.

– Ну ладно, хватит плясать вокруг да около, пора с этим кончать. – Он помолчал. – Назови свою цену.

Раздраженно проворчав что-то, Тамара схватила сумочку и поднялась на ноги.

– Я вижу, что только зря потеряла время, – сердито проговорила она. – Завтра утром прочтешь обо всем в колонке Мерили. – И она пошла к двери.

– Эй, постой минутку! – Скольник вскочил с кресла и, нагнав ее, схватил за руку. – Из-за чего ты так рассвирепела? – Он повернул ее лицом к себе.

– Из-за тебя. Ты просто отказываешься меня слушать.

– Я тебя слушаю. Слушаю. – Он дружески положил ей руки на плечи. – Выкладывай. Давай залп из всех орудий. – Он добродушно улыбался.

Тамара невольно улыбнулась ему в ответ. Она не могла долго сердиться на Оскара, особенно когда он так искренне улыбался. Она позволила ему подвести себя к креслу и усадить.

– А теперь давай начнем все сначала, хорошо? Она кивнула, положила ногу на ногу и потянулась за сигаретой. Он взял со стола зажигалку и щелкнул ею. Она кивком поблагодарила его и выпустила тонкую струйку дыма.

– Я знаю, что поступаю, как неблагодарное дитя, – сказала Тамара. – Ты был так добр ко мне после смерти Луиса, и я очень признательна тебе за те три недели, что ты дал мне, чтобы я могла прийти в себя. Я знаю, как дорого тебе обошлась задержка сцен с моим участием, и буду вечно благодарна тебе за это.

Он пренебрежительно махнул рукой.

– Продолжай.

– Так вот, после этого я закончила съемки «Легкомысленной компании» и снялась в «Других удовольствиях». Думаю, я могу не напоминать тебе, что мой контракт заканчивается через три недели. Мы оба знаем, что за три недели невозможно снять новый фильм.

– Справедливо. – Он ободряюще кивнул.

– Тогда, пожалуйста, выслушай меня. – Я не играю с тобой. И я не стараюсь выпросить для себя более выгодный контракт или более высокую зарплату. У меня не осталось никого из родных, кроме отца, и я хочу поехать к нему в Палестину. Мы всю жизнь прожили врозь, нам надо столько всего восполнить. И мне хочется попутешествовать, увидеть мир.

– Похоже, тебе нужен отпуск. Тамара покачала головой.

– Мне не нужен отпуск, я хочу уйти из кино, – упрямо повторила она. – Мой семилетний контракт закончился. И теперь я хочу пожить так, как живут простые люди.

– Тамара, Тамара. – В его улыбке были одновременно грусть и упрек. – Неужели ты не понимаешь, что ты слишком талантлива для того, чтобы быть простым человеком? Ты замечательная актриса и потрясающе красивая женщина. Где бы ты ни была и что бы ты ни делала, ты всегда будешь выделяться из толпы. Ты можешь быть либо благословенной, либо проклятой. Выбор за тобой. У тебя особый, Богом данный талант: Было бы стыдно растрачивать его впустую.

– Пусть так, но я должна попытаться, О.Т. Я не хочу состариться вместе с хрустальным канделябром и чуланом, набитым меховыми шубами. Не хочу превратиться в озлобленную старуху, без конца говорящую о том, что она упустила в жизни.

– Ты явно не оправилась от того, что случилось с Луисом, – мягко произнес Скольник. Может быть, тебе надоел Голливуд из-за того, что ты подсознательно винишь город или нашу профессию в его смерти?