При этих словах сердце ее заколотилось подобно молоту, бьющему по наковальне, но она усилием воли заставила себя оставаться спокойной.

– Нет… Я хотела сказать, да. Наверное… наверное, можно так сказать. Видите ли мой супруг купил его для меня сегодня утром, но мне он не понравился. И он поехал вернуть его.

Лицо полицейского по-прежнему было обращено к ней, но глаза смотрели в сторону, как бы избегая ее взгляда.

– Я очень сожалею, но с вашим мужем произошел несчастный случай.

Она вцепилась ему в руку.

– Нет!

– Мне очень жаль, мэм. По показаниям свидетелей, перед самым поворотом они слышали хлопок лопнувшей шины, а затем водитель, по всей видимости, потерял управление. Автомобиль вылетел с проезжей части и упал прямо в каньон.

– Он умер! – взвизгнула Тамара, широко раскрыв от ужаса глаза. – О Господи, он умер! – Она зашлась в крике, прижимая ладони к ушам.

Затем весь мир, казалось, начал вопить и визжать вместе с ней, потом все завертелось у нее перед глазами, и она полетела в пропасть. Глаза закатились, веки затрепетали, тело обмякло. Не успел офицер Вест подхватить ее и осторожно опустить на пол, а Мерили Райс уже со всех ног неслась к машине. Она знала толк в сенсациях.

Луису устроили пышные похороны. О.Т. предоставил в распоряжение Тамары свой лимузин с шофером и вместе с ней и Ингой отправился в синагогу. Прибыв на место, они пережили самый настоящий шок. Поспешно выставленные полицейские кордоны с трудом сдерживали мрачные толпы зевак, запрудившие улицу по обеим сторонам; пресса и сотни любителей кино собрались, чтобы хотя бы мельком увидеть голливудских знаменитостей, приехавших почтить память покойного.

Все это скорее напоминало карнавал. Среди толпящихся сновал продавец мороженого, кто-то непристойно размахивал самодельными плакатами, гласящими: «ТАМАРА. МЫ ТЕБЯ ЛЮБИМ» и «МЫ СКОРБИМ ВМЕСТЕ С ТОБОЙ». Один молодой человек держал плакат, на котором было написано: «КАК НАСЧЕТ МЕНЯ?» Когда Тамаре помогали выйти из автомобиля, единый шепот пробежал по толпе: «Тамара». Защелкали затворы, зажужжали кинокамеры. Толпа принялась скандировать: «Та-ма-ра. Та-ма-ра».

Репортеры начали забрасывать ее вопросами; невзирая на невероятные усилия полицейских, старавшихся сдержать людей, толпа прорвала баррикады и вырвалась вперед. Какая-то обезумевшая женщина настигла Тамару на ступеньках синагоги, размахивая книжечкой для автографов перед ее закрытым вуалью лицом. Пока полицейские оттаскивали женщину прочь, О.Т. вместе с Ингой быстро затолкнули Тамару внутрь.

В синагоге было полным-полно народу. Киноколония являла собой довольно тесное сообщество, и Луис был знаком почти со всеми его членами. Многие его друзья и просто знакомые, начиная от глав киностудий и кончая простыми рабочими, пришли сюда проводить его в последний путь. Были горы венков, служба, к счастью, оказалась короткой, а прощальное слово, произнесенное О.Т., теплым и вдохновенным. Гроб был закрытым, поэтому Тамара не могла в последний раз утешиться видом своего возлюбленного, спящего мирным – не без помощи гримера – сном, не могла в последний раз коснуться губами его холодных губ. Ей неоткуда было черпать утешение, даже в надежде, что смерть его была мгновенной. Скорее всего, в те несколько страшных секунд, что автомобиль летел вниз, на дно каньона, Луис успел осознать, что происходит. Ей оставалось лишь молиться, что смерть наступила сразу. Уж слишком ужасной была альтернатива. Луиса зажало рулем, и в результате взрыва бензобака он обгорел до неузнаваемости.

Позже Тамара не могла вспомнить, как ей удалось вынести это испытание, страшнее которого в ее жизни ничего не было. К счастью, она все еще была в состоянии оцепенения, вызванного шоком, и большая часть происходившего слилась в какое-то неясное пятно. Все отмечали, как благородно она выглядела, с каким достоинством держалась. На самом деле она скорее находилась в ступоре, чем жила, и просто-напросто, как зомби, следовала за Ингой, которая ни на минуту не отпускала ее от себя. Он нее требовалось лишь переставлять ноги. И больше ничего.

Еще один кошмар случился на кладбище, в двух шагах от склепа Валентино. В тот момент, когда гроб с телом Луиса должны были предать земле, к нему с пронзительным криком бросилась Зельда Зиолко и всем телом повалилась на него.

– Луи-и-и, – рыдала она, колотя кулаками по гробу сына. – Луи-и-и… не оставляй меня одну, Луи-и-и…

Сопровождавшие попытались оторвать ее от гроба и поставить на ноги. И вот тут-то она, обвинительно указывая на Тамару, принялась визжать, как безумная:

– Это ты, ты, бесполезная сука! Ты убила его! Ты убила моего сыночка! Будь ты проклята, сука! Желаю тебе вечно гореть в аду!

Инга быстро встала между Тамарой и Зельдой, а друзья Зельды оттащили бьющуюся в истерике женщину, своими воплями и оскорблениями нарушившую благородную тишину церемонии, и торопливо поволокли ее к стоящему наготове лимузину.

– Пошли, нам пора, – наконец проговорила Инга дрожащим голосом, который выдавал всю меру ее горя. Она сделала знак двум рабочим, которые скромно стояли невдалеке, облокотившись на лопаты, и курили. – Могильщики ждут. – Слезы застилали ее васильковые глаза, когда она дрожащей рукой взяла Тамару за руку и попыталась увести прочь. – Все кончено.

Тамара вздрогнула, вуаль на ее лице качнулась.

– Нет, не кончено, – едва слышно прошептала она. – Смерть навсегда остается с человеком. Часть меня умерла вместе с Луисом.

Но, вернувшись домой, они обнаружили, что и тут им не будет покоя. В гостиной Тамару поджидали двое мужчин. Завидев ее, они сразу пошли им навстречу.

– Миссис Зиолко? – выступив вперед, спросил тот, что был повыше ростом.

Тамара медленно подняла вуаль и посмотрела на них ничего не видящими, распухшими от слез глазами.

– Кто вы? – пронзительно закричала она. – Кто вас впустил? Сию секунду убирайтесь отсюда, пока я не вызвала полицию!

Человек невозмутимо продолжал:

– Меня зовут Дэвид Флейшер, а это мой компаньон Алан Сэлзберг. Мы представляем фирму «Касиндорф, Стейнберг и Флейшер» и являемся поверенными миссис Зельды Зиолко.

– Какое это дает вам право врываться в мой дом? Флейшер поднял вверх стопку сложенных документов.

– Нам очень жаль, миссис Зиолко, но мы вынуждены просить вас немедленно освободить дом.

– Что?! – Тамара рванулась вперед и едва не бросилась на него, но вцепившаяся в ее руку Инга помешала ей это сделать.

– Согласно добрачной договоренности, которую мы составили, а вы подписали, вы добровольно отказались от всяких притязаний на принадлежащую Луису Зиолко собственность.

– Убирайтесь! – прошептала она. – Это мой дом. Я выплачиваю по его закладной. Убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь!

– По документам дом и остальная собственность оформлены на имя мистера Зиолко. – Шагнув вперед, он попытался всучить ей документы, но она отказывалась их брать, и они упали на пол. – Мы вынуждены сообщить вам, что собираемся тщательно проверить, не унесли ли вы с собой что-нибудь, кроме лично вам принадлежащей одежды.

Тамара выскользнула из объятий Инги и угрожающе подняла руки с длинными ногтями.

– Пошли вон из моего дома! – завопила она, бросаясь на адвоката. – Вон! Вон!

Адвокаты поспешно ретировались. Тамара доковыляла до ближайшей кушетки, как слепая, нащупала ее рукой и осторожно села. Ее била такая сильная дрожь, что у нее стучали зубы. Неужели этот кошмар никогда не кончится? Неужели такое наследство достанется ей от покойного мужа?

Тамара опустила руки, подняла голову и выпрямилась.

– Инга, позвони в отель «Беверли-Хиллз», – дрожащим голосом произнесла она. – Узнай, не найдется ли у них для нас свободного бунгало. Затем собери все необходимое. Пока хватит пары чемоданов.

Инга упрямо стояла на своем.

– Ты не можешь позволить, чтобы этой ведьме все сошло с рук!

– Инга, пожалуйста, сделай, как я прошу, – устало проговорила Тамара. – Я не хочу ни на минуту оставаться в этом доме. – Она обвела взглядом комнату и содрогнулась. – Мне он никогда особенно не нравился. Он слишком похож на мавзолей.