Да, темное дело — подержанные мосты. Один субъект прослышал, что в Тьерра Фуэго с мостами плохо. Тащить в такую даль образцы — это вам не кот начхал, но субъект с этим справился. Рука у него болела, но сердце радовалось при мысли о грядущем успехе. Туземцы были милы, он спокойно провел ночь, а наутро послал свою карточку главному начальству.

— Говорят, вам нужны мосты, — заметил он, когда его приняли.

— Верно, — отвечало начальство — Протезы, для зубов.

Давно я не думал об улитках, но вот появился газетный очерк, сообщающий о том, что в некоторых районах Уэллса все буквально помешались на улиточных бегах. Как писатель, я пренебрегал этими тварями, полагая, что с ними никогда ничего не случается. Сведущий человек заверил меня, что они бесполы или, если хотите, двуполы. Другими словами, о них не напишешь любовной истории. Ни тебе знакомств, ни разлук, ни счастливой свадьбы — ну, что это, честное слово! Во всей английский литературе отыщешь скупые строки Шекспира, сравнивающие с улиткой нерасторопного школьника.

Однако весть о бегах подала мне надежду. Насколько я понял, дело обстоит так: каждый участник вносит небольшую сумму, а банк срывает тот, чья улитка первой дойдет до судьи. На ракушки нанесены цвета, у каждой улитки — свой. Приманкой служат «влажные листья вьюнка». Толпа подбадривает бегунов криками: «Давай, Стив!», «Не подкачай, Томми!» Да, это — материал. Представьте сами: судьба героя зависит от успеха улитки, он тренирует ее день и ночь, злодей проникает к ней, чтобы посыпать солью, героиня заменяет соль сахарным песком. Красота, а не сюжет, надо будет попытаться.

Однако в начале главы я имел в виду не бега, а собирание тех улиток, которых мы едим во Франции под чесночным соусом. (Если едим. Лично я не стал бы ни за что на свете.) Насколько мне известно, съедобные улитки процветают (уместно ли это слово?) главным образом в Австрии и, как ни прискорбно, собирателям платят шестьдесят шиллингов за шестьдесят фунтов. Попросту говоря, австрийский мальчишка получает шиллинг за фунт (пхунд?).

Не знаю, сколько улиток в фунте, видимо, это зависит от их веса. Есть улитки дородные, тяжелые (в Австрии их именуют «гирьки»), а есть и тщедушные, чей рост приостановило раннее курение. Однако в любом случае шестьдесят фунтов быстро не наберешь. На мой взгляд, труд изнурительный, но в австрийских семьях, судя по всему, думают иначе.

— Ганс! — говорит австрийский отец (варианты: Фриц, Вильгельм). — Пришла пора подумать о том, чем ты займешься в этом мире. Лично я изготовлял вальсы Штрауса, но поддельный вальс, равно как и подлинный, вытеснен в наши дни мерзким рок-н-роллом. Кем же ты хочешь стать? Военным? Юристом? Священником? Мошенником? Кондитером?

— Знаешь, папа, — отвечает австрийский сын, — меня привлекает собирание улиток (австр. — «шниркель-шнекке»).

— Улиток? Прекрасно, прекрасно! — говорит австрийский отец, гладя сына по головке и советуя ему не забывать родителей в дни грядущего успеха.

И зря, по-моему. Французский ресторан получит за шнир-кель-шнекке примерно 840 фунтов 11 шиллингов, а несчастный мальчик — около 71 фунта 6 шил., теряя на этом 769 ф. 5 ш. (пересчитайте сами).

Лучше бы он нанялся в ресторан, женился на хозяйской дочке и вошел в долю.

Невыгодны и метеориты.

Да, я знаю, что вы скажете. Вы напомните мне прошлогодний случай, но я его и сам не забыл. Он мне только на руку.

Есть в штате Теннесси местечко под названием Уодинг Ривер. Там живет Джейн Элизабет Бакстер, снимающая комнату у Берди Таттл. Однажды Дж. Э. Б. лежала на диване и вдруг заметила, что метеорит, пробив крышу, ударил ее прямо в живот. Сперва ей это не понравилось, но потом она смекнула, что метеориты стоят денег, и отнесла небесное тело в музей, где его оценили в 2750 долларов.

Каково же было ее удивление, когда миссис Таттл заявила, что метеорит принадлежит домовладелице. Миссис Бакстер возразила, что ей принадлежит живот, и началась тяжба. Рад сообщить, что ее решили миром — миссис Б. уплатила миссис Т. 50 долларов. Музей дал ей 2750. И что же дальше? Полный тупик.

Вот почему, если бы у меня был сын и этот сын сказал: «Папа, не заняться ли мне метеоритами?» — я бы покачал головой.

— Не дури, — сказал бы я, — гиблое дело. Естественно, он напомнит о домах из Теннесси.

— Нет, ты подумай, — скажет он. — Миссис Бакстер получила от музея 2750, отдала миссис Таттл 50, остается 2700. Это с одного метеорита! Если считать по метеориту в день…

— Так-так…

— …по метеориту в день, за год набежит 985 500, а в урожайные годы — 988 200. Неплохо!

— А ты подумал, мой друг, — ехидно спрошу я, — что метеориты запросто не падают? Когда их дождешься! Сколько народу спит и видит, чтобы в них угодил хоть один, максимум — два, за год?

— И верно, — спохватится сын, после чего станет преуспевающим специалистом по оценке убытков общей аварии (морское право).

Что до миссис Б., она лежит в кольчуге и смотрит на потолок. Дай вам Бог удачи, Джейн Элизабет! Мне кажется, вы обольщены пустой надеждой, и все-таки — дай вам Бог.

Желаю удачи и миссис Т., которая сидит в подвале, прислушиваясь, нет ли какого грохота.

Конечно, для писателя, который становится болбочашим эльфом, есть и другие пути спасения. Одни — приятные, другие — нет. Хороший пример неприятных — случай с полисменом по имени Лерой Кидвел (Седалия, штат Миссисипи).

Сотрудник телецентра, находящегося в Седалии, собирал деньги на борьбу с полиомиелитом, и один телезритель твердо обещал ему 5 долларов, если он покажет на голубом экране, как в Кидвелла запускают заварным пирожным. (Осведомитель сдержан, но как-то чувствуешь, что телезритель недолюбливал полисмена).

Сказано — сделано. Сотрудник телецентра буквально поднял Кидвелла с постели и передал ему предложение. Тот запросил лично себе не 5, а 50 долларов.

Узнав об этом, телезрители не поскупились. Когда набралось 65 долларов, Кидвелл согласился. Он пришел в студию, получил пирожным по лбу, утерся, ушел и снова лег.

Казалось бы, полисмен сделал первый шаг к славе. Да, часть денег ушла на полиомиелит, но в другой раз он мог бы взять все себе. Он мог бы сказать: «Выгодное дельце» — и впрямь — 65 д. за две минуты на экране. Однако только слабоумный на этом остановится. Человек вдумчивый быстро смекнет, что такой промысел — не надежней метеоритов. Могут пройти месяцы, пока группа граждан снова захочет заплатить за упомянутое зрелище. Не удивлюсь, если через год-другой он будет горестно бормотать: «Мавр сделал свое дело».

Если мы стремимся обеспечить себе старость, надо найти регулярную работу, за которую платят раз в неделю. Так понемногу и скопишь, что нужно. Естественно, на память тут же приходит воровство. Расходы — ничтожны, налогов — никаких.

Теперь воровство в моде, особенно — здесь, за Атлантикой. В Нью-Йорке любят грабить банк. Буквально все, кого ни встретишь, или идет его грабить, или возвращается. Банки притягивают воров, как мята — кошек. Недавно один молодой человек спросил управляющего и, войдя в его кабинет, осведомился, нельзя ли взять в долг небольшую сумму.

— Сумму? — спросил управляющий — В долг? Ну, конечно! А чем вы занимаетесь?

— Банки граблю, — отвечал посетитель, извлекая обрез. Управляющий выдал ему 1204 доллара.

Конечно, и здесь не все гладко. На прошлой неделе несколько энтузиастов решили ограбить банк, что требовало раздумий и расходов. Наконец, они подъехали к зданию — но увидели на табличке:

ПЯТНИЦА: Закрыто.

Все — псу под хвост. «Да, незадача…» — говорили они друг другу, не заботясь о том, слышат ли их прохожие.

Несомненно, воры, как и все мы, знают тяготы жизни и не считают, что вышеупомянутая жизнь — какой-то розовый сад. Однако иногда я жалею, что, покинув службу, не обзавелся маской и толикой тринитротолуола. Очень уж хорошо живется преступному миру, а когда представишь, насколько свободны их мозги, трудно победить зависть.