Молли и ее отец не пошевельнулись и не произнесли ни слова, пока Джимми пересекал короткую полоску дерна, заканчивавшуюся у каменных ступеней перед входом в дом. МакИкерн молча и угрюмо смотрел на дочь. Его крупное тело на фоне темной массы замка казалось еще больше в неверном свете. Молли почудилось в нем что-то зловещее, угрожающее. Ей вдруг захотелось, чтобы Джимми вернулся. Стало страшно, непонятно почему. Словно какой-то инстинкт подсказывал ей, что в ее жизни наступает решающий момент, и Джимми ей необходим. Впервые ей было не по себе в обществе отца. Молли с детства привыкла видеть в нем защитника, но сейчас он пугал ее.

— Папа! — вскрикнула она.

— Что ты здесь делаешь?

Его голос прозвучал напряженно, сдавленно.

— Я вышла на террасу, потому что мне хотелось подумать, папа.

Она думала, что хорошо знает все его настроения, но таким она никогда его не видела. Это вызывало страх.

— А он зачем тут взялся?

— Мистер Питт? Он принес мне накидку.

— Что он тебе говорил?

Вопросы обрушивались на нее один за другим, словно удары, не давая передышки. В ней шевельнулось слабое чувство протеста. Что она такого сделала, за что на нее нападают?

— Ничего не говорил, — ответила она немного резко.

— Ничего? Что это значит? Что он тебе говорил, отвечай!

— Он ничего не говорил, — повторила Молли дрожащим голосом. — Ты думаешь, я говорю неправду, папа? За все это время он не произнес ни одного слова. Мы просто ходили по террасе. Я задумалась, и он, наверное, тоже. Во всяком случае, он ничего не говорил. П-почему ты мне не веришь?

Молли тихо заплакала. Отец никогда не разговаривал с нею так. Ей было очень больно.

МакИкерн разом переменился. Увидев Джимми и Молли вместе на террасе, он от потрясения потерял контроль над собой. У него бмпи все основания для подозрений. Кйк раз перед этим он разговаривал с сэром Томасом Блантом, и тот сообщил ему некую новость, которая его встревожила. Вид Молли рядом с Джимми еще усилил впечатление от этой новости. Теперь МакИкерн понял, что вел себя грубо. В один миг он оказался возле дочери, положил тяжелую руку ей на плечо, поглаживая и утешая, как бывало в детстве. Ее словам он поверил безоговорочно, и от облегчения стал очень нежным. Рыдания понемногу утихли. Молли прислонилась к его руке.

— Я так устала, папа, — прошептала она.

— Бедненькая моя. Пойдем, сядем.

В конце террасы стояла скамья. МакИкерн подхватил Молли на руки, как будто она была ребенком, и понес ее туда. Молли тихонько вскрикнула.

— Я все-таки не настолько устала, что сама не смогу дойти до скамейки! — сказала она, нервно смеясь. — Какой ты сильный, папа! Если я буду плохо себя вести, ты мог бы меня отшлепать, чтобы слушалась, да?

— Конечно. И в угол поставить. Так что будьте осторожны, сударыня!

Он усадил ее на скамью. Молли дрожала, кутаясь в накидку.

— Замерзла, милая?

— Нет.

— Ты дрожишь.

— Это так, пустяки. Нет, не пустяки! — быстро проговорила она. — Не пустяки! Папа, обещай мне одну вещь.

— Конечно, а что такое?

— Никогда, никогда больше не сердись на меня так, хорошо? Я этого не выдержу. Правда, не выдержу. Я понимаю, это глупо, но мне было больно. Ты даже не представляешь, как больно.

— Ну что ты, хорошая моя…

— Ах, я знаю, это глупость. Но…

— Милая ты моя, да все ведь было совсем не так. Я сердился, но не на тебя.

— А на кого? На мистера Питта?

МакИкерн почувствовал, что зашел слишком далеко. Он хотел временно позабыть о существовании Джимми. Он собирался говорить совсем о другом. Но отступать было поздно.

— Мне было неприятно видеть тебя здесь наедине с мистером Питтом, милая. Я испугался…

Он понял, что нужно идти дальше. Ситуация было более чем неловкая. Ему хотелось намекнуть, как нежелательно для нее сближение с Джимми, в то же время не допуская самой возможности такого сближения. Не обладая гибким умом, он оказался не в силах справиться с этой сложной задачей.

— Не нравится он мне, — отрезал МакИкерн. — Он жулик.

Глаза Молли широко раскрылись. От лица отхлынула кровь.

— Жулик, папа?

МакИкерн понял, что зашел уже очень и очень далеко и оказался на краю пропасти. Ему до смерти хотелось разоблачить Джимми, но руки у него были связаны. Если Молли задаст тот самый вопрос, который Джимми задал тогда в спальне… Роковой вопрос, вопрос без ответа! Цена была слишком велика.

Он заговорил осторожно, ощупью отыскивая дорогу:

— Я не могу тебе всего объяснить, моя дорогая. Ты не поймешь. Не забывай, милая, там, в Нью-Йорке, мне по долгу службы приходилось встречаться с разными сомнительными типами… с жуликами, Молли. Я с ними работал.

— Но, папа, тогда у нас дома ты ничего не знал про мистера Питта. Ему пришлось назвать тебе свое имя.

— Я не знал его… тогда, — медленно ответил отец. — Но… но… — Он помедлил и вдруг выпалил: — Я навел справки… и кое-что выяснил.

Он позволил себе глубокий тайный вздох облегчения. Теперь он ясно видел путь.

— Навел справки? — повторила Молли. — Почему?

— Что — почему?

— Почему ты начал подозревать его?

Минутой раньше такой вопрос смутил бы мистера МакИкерна, но теперь это ему было нипочем. Он ответил легко и непринужденно.

— Трудно сказать, моя дорогая. Когда постоянно сталкиваешься с жуликами, начинаешь их узнавать по лицу.

— По-твоему, у мистера Питта… такое лицо? — спросила Молли тоненьким голоском. Лицо у нее разом осунулось. Она побледнела еще сильней.

МакИкерн не мог угадать ее мыслей. Неоткуда было ему знать, как подействовали на нее его слова. Они в одно мгновение показали ей, что для нее значит Джимми, и словно яркая вспышка, озарили тайну, скрытую в ее душе. Теперь она поняла все. Это чувство товарищества, инстинктивное доверие, желание опереться на него — все это больше не представляло для нее загадки; то были знаки, которые она легко могла прочесть.

И этот человек — жулик!

МакИкерн продолжал свою речь. Видя, что Молли верит ему, он воспрял духом.

— Вот именно, радость моя! Я таких встречал десятки. Они для меня — что открытая книга. На Бродвее их полным-полно. Приличное платье и любезные манеры еще не означают, что это честный человек. Я в свое время навидался элегантных проходимцев! Это поначалу я думал, что жулье обязательно с низким лбом да распухшими ушами. Нет, вот за кем глаз да глаз нужен — как раз всякие красавчики с таким невинным видом, словно они только и умеют, что танцевать котильон. Сразу видно, что этот Питт из них. Имей в виду, я не гадаю — я знаю наверняка. Я все про него знаю! Он у меня под наблюдением. Молодчик ведет какую-то свою игру. Как он сюда попал? Познакомился с лордом Дривером в лондонском ресторане. Да это же самый старый трюк на свете! Если бы меня случайно здесь не оказалось, он, небось, давно уже удрал бы с добычей. Он ведь приготовился. Видела тут рыжего ухмыляющегося урода? Говорит, его слуга. Слуга, как бы не так! Знаешь, кто это? Один из самых известных домушников у нас на родине. Во всем Нью-Йорке не найдется полицейского, который не знает, кто таков Штырь Маллинз. Этого одного было бы достаточно, даже если бы я ничего не знал про самого Питта. Чего ради честный человек станет держать при себе такого фрукта, как Штырь Маллинз, если только они не соучастники? Вот он каков, этот мистер Питт, моя дорогая. Потому я и расстроился немножко, когда увидел тебя с ним наедине. Постарайся поменьше с ним встречаться. Народу здесь много, не так уж трудно будет его избегать.

Молли сидела и смотрела в сад неподвижным взглядом. Поначалу каждое слово было для нее словно удар ножом. Несколько раз она готова была закричать, что не может больше этого слышать. Но постепенно на смену боли пришло глухое оцепенение. Молли безвольно слушала все, что говорил отец.

А МакИкерн говорил и говорил. Он оставил тему Джимми, находясь в приятной уверенности, что даже если в сердце Молли, как он подозревал, теплилось зарождающееся чувство, теперь оно наверняка умерло. Бывший полицейский завел речь о повседневных мелочах — о Нью-Йорке, о приготовлениях к любительскому спектаклю. Молли отвечало серьезно и сдержанно. Она все еще была бледна, и чуточку более наблюдательный человек, чем мистер МакИкерн, заметил бы в ней какую-то апатию. Больше ничто не говорило о том, что сердце ее родилось и было убито всего несколько минут назад. Женщины, как дикие индейцы, инстинктивно уползают умирать туда, где их никто не может увидеть; а Молли за эти несколько минут стала настоящей женщиной.