Малколм говорил то, о чем много думал, поэтому его речь лилась плавно. Но он не поворачивался, боясь, что что-нибудь собьет его с мысли и он не сможет сказать главного, поэтому продолжал смотреть на идеально чистую и блестящую на солнце машину, которая должна была отвезти Джанин в аэропорт.

– После того как моя жена умерла, я думал, что никогда не смогу с уважением относиться к женщине. Мне каждый раз становилось тошно, когда на каком-нибудь светском приеме со мной начинала заигрывать очередная красотка. Я отлично понимал, что ей нет до меня никакого дела. Просто она знает, что я богат. И такие ситуации лишь укрепляли мое мнение о женщинах как о существах эгоистичных и приземленных. Но все изменилось, когда я повстречал вас. Мне сразу понравилось, что вы не боитесь высказывать мне свое мнение, хотя я ваш работодатель и вы полностью зависите от меня. Мне нравились ваши удивительно верные суждения обо всем, о чем бы мы ни говорили. И я сам не заметил, как понял, что хочу вас поцеловать. Я еще не отдавал себе отчета, почему хочу этого. Просто знал, что мне это необходимо. И я был поражен той страстью, с которой вы мне ответили. С тех пор я не мог думать больше ни о чем, кроме вас. Я скучал, если не видел вас полдня. Но и тогда я не смел признаться себе в своих чувствах… И вдруг я случайно увидел ваш фотоальбом и понял, что вы не та, за кого себя выдаете. Простите меня за чересчур бурную реакцию. Просто я не выношу лжи. И то, что вы делали это, не желая причинить мне зла, что вы не могли поступить иначе, не было для меня уважительной причиной…

Моя жена тоже не желала причинить мне зла. Она тоже не могла иначе. Но сегодня утром, когда вы уехали, я понял, что не могу без вас. У меня в сознании вдруг все встало на свои места. И то, что вы гораздо красивее, чем притворялись, не такая уж и беда, если рассуждать здраво. Хотя я привязался к вам благодаря вашей внутренней красоте. Итак, я люблю вас. Люблю вас больше всего на свете. Пожалуйста, Джанин, будьте моей женой. Вы сделаете меня самым счастливым человеком на земле.

Малколм говорил все это, по-прежнему глядя в окно. И когда захотел обернуться и посмотреть на реакцию Джанин, он увидел во все то же окно, как кто-то выбегает из парадного входа и спешно направляется к машине. Не может быть, это же… Джанин!

Малколм резко обернулся. В комнате было пусто. Джанин, видимо, ушла в самом начале его проникновенной речи и все это время петляла по коридорам замка. Надо немедленно ее догнать!

Он бросился к выходу, но в дверях столкнулся с каким-то высоким мужчиной. Малколм попробовал было его обойти, но тот преградил ему дорогу.

– Простите, но мне нужно с вами поговорить об одном очень серьезном деле, – сказал вошедший.

Интересно, кто пустил сюда этого верзилу? Малколм поднял негодующий взгляд на посетителя. Так это же Алан, конюх, которого взяли на работу в замок несколько месяцев назад.

– Хорошо, обязательно поговорим, но сейчас мне некогда. Зайди через пару часов, – произнес Малколм и снова попытался обойти Алана, но тот опять встал перед ним.

Малколм не на шутку разозлился. С каждой секундой Джанин уезжает все дальше от него, а этот недоумок сейчас наверняка станет рассказывать о какой-нибудь заболевшей кобыле. Он уже хотел повысить на конюха голос, но тот заговорил первым:

– Можете меня казнить, можете миловать, но я отец будущего ребенка леди Мэрианн. Я пришел просить ее руки, потому что мы с ней любим друг друга.

Вот это да! Потрясений сегодняшнего дня нормальному человеку хватило бы на месяц, отстраненно подумал Малколм. Он отступил на несколько шагов и, не зная, что ответить конюху, с недоумением воззрился на него. Тем временем, видя, что хозяин больше не пытается сбежать, Алан продолжил уже увереннее:

– Простите, что я пришел только теперь. Но, видит Бог, я не знал, что стряслось с леди Мэрианн. После того нашего свидания, когда… – Алан запнулся, – когда мы так неожиданно и стремительно сблизились, она стала замкнутой и скрытной. К тому же она почти не выходила из своей комнаты и мы мало виделись. Если бы она только сказала мне, что ждет ребенка, я бы немедленно пришел просить у лорда Коннора ее руки. Но я узнал только сегодня, когда об этом заговорили все слуги… Простите меня… и помогите мне добиться разрешения на наш брак. Я знаю, вы поймете меня как мужчина. Уж вам-то хорошо известно, что такое по-настоящему любить и желать женщину, – произнес конюх, заканчивая.

Ага, значит, об этом тоже уже говорят все слуги, сделал вывод Малколм. Впрочем, все равно. Он наконец-то пришел в себя.

– Я обещаю тебе помочь, Алан, – твердо сказал Малколм. – Я сделаю все, чтобы ваша с Мэрианн свадьба состоялась. Но сейчас я должен отлучиться. Подожди меня здесь, если хочешь, я скоро буду! – крикнул он уже на бегу.

Он ворвался в гараж и лихо впрыгнул в спортивный «феррари» – самую быструю машину, какая у них была, и помчался в сторону аэропорта.

Но Джанин, естественно, не догнал. Подъезжая к терминалу, он видел, как взлетает ее самолет, но все еще не хотел в это верить.

В Нью-Йорке на Джанин навалилось столько проблем и нерешенных вопросов, что у нее не оставалось свободного времени винить себя за то, что она ушла из замка, не выслушав Малколма. Только ночью, когда за окном ее крохотной квартиры раздавались пьяный хохот и звон разбитого стекла – обычные звуки ночного Бруклина, от которых она успела отвыкнуть, – Джанин тихо плакала. Она плакала о северной стране, где благородные люди живут в собственных замках и знают свою родословную, начиная с пятнадцатого века. О мужчине, которого она полюбила и никогда уже больше не увидит. О девочке, которая стала ей близка как дочь и которая так хотела называть ее мамой.

Но теперь все это осталось в прошлом. Надо искать новую работу, как-то устраивать свою жизнь. С работой все обстояло совсем не просто. Ей предлагали место учительницы в школе, но там платили слишком мало, а проценты по счетам все росли. Прошла уже почти неделя с того дня, как она покинула Шотландию, а определенности в жизни не прибавилось. Целые дни Джанин проводила на бирже труда или бегала по городу в поисках подходящей работы.

Вечером, ложась спать, она размышляла, правильно ли все сделала. И каждый раз убеждалась: да, правильно. Конечно, она безумно любит Малколма, но он дал ей ясно понять, что между ними ничего не может быть. А выслушивать очередную лекцию о том, что он никогда больше не женится, и, как следствие, опоздать на самолет, желания не было.

Жизнь в замке – это больше похоже на сказку. А сказка рано или поздно кончается…

Джанин проснулась около восьми утра. Погода стояла солнечная, но нежаркая. Сегодня ей опять предстояло провести день в утомительных и, возможно, безрезультатных поисках работы. Она выглянула в окно. Ничего интересного. Разве что у тротуара припаркован роскошный «роллс-ройс». Идеально отполированный и стоящий, вероятно, столько, сколько она заработала бы в лучшем случае лет за пять. Джанин вздохнула.

И тут раздался звонок в дверь. Она поправила волосы, открыла дверь. И на несколько секунд потеряла дар речи.

– В-вы? Что… что вы тут делаете?

– Можно войти? – невозмутимо поинтересовался Малколм, как будто жил этажом выше и пришел проведать соседку.

– Д-да, конечно. Но чего вы хотите? Малколм вошел и закрыл за собой дверь.

– Знаете, у меня к вам очень важное дело. – Теперь он обращался к ней, только глядя в глаза. Он боялся отвернуться даже на миг. Вдруг опять сбежит не дослушав? – Место няни, как вы знаете, опять вакантно, но я вам его не предлагаю, хотя вы и лучшая няня, которая у нас была, да и, наверное, в мире. Место няни – вещь ненадежная хотя бы потому, что контракт имеет ограниченный срок. Но есть еще одно вакантное место, и я прошу вас его занять. Будьте моей женой. Я вас люблю. А чтобы вы не думали обо мне плохо и знали, что я всегда держу слово, я дарю вам тот самый «роллс-ройс», который выставлялся на аукционе. Можете выглянуть: он прямо под вашим окном.