По Ксинк все причитал и почему-то не слышал ее.
АКВИНТ (3)
Шок был настолько силен, что его первой реакцией стал смех. Он уперся руками в бока, запрокинул голову и разразился долгим лающим смехом. Просто это было так… так… отчаянно! Клянусь богами, ну и нахалы!
– Что-то я не понял юмора, – произнес Кот обычным неодобрительным тоном.
Они стояли перед зданием Канцелярии, разглядывая его северный фасад.
– Какая наглость! – задыхаясь от смеха, проговорил Аквинт. – Какая отвага… сила духа! Да что с тобой, парень? Не врубаешься, какую колоссальную штуку они отмочили?
– Ты сам мог бы врубаться немного потише, – прошипел мальчишка, рыская глазами по сторонам.
Естественно, необычное зрелище собрало толпу. Люди тыкали пальцами, переговаривались, строили догадки. Солдаты из фелькского гарнизона наблюдали со стороны, но разогнать народ не пытались. Да и толку-то? Прогонишь отсюда – они соберутся в другом месте. К тому же огромный знак был хорошо виден со всех центральных улиц.
Наверное, в этом и заключался замысел злоумышленников.
Аквинт покачал головой, утирая слезы.
– С ума сойти, – сказал он. – Нет, действительно, я поражен!
– Тогда, может быть, попытаешься вести себя соответственно? – съязвил Кот.
– Смех отлично помогает справиться с шоком. Сам как-нибудь попробуй.
– Мне как-то совсем не хочется смеяться, – ответил мальчишка.
– А когда тебе хочется? Послушай, парень, к радостям жизни надо приобщаться в раннем возрасте. И поверь: чем раньше ты это сделаешь, тем более приятные воспоминания останутся у тебя на всю жизнь.
Кот бросил на старшего товарища невыразительный взгляд.
– А стоит сюда включать все то время, пока я голодал на улицах? Или когда меня колотили до полусмерти? Или, наконец, когда меня чуть не закололи, пытаясь отнять нажитое?
Аквинт пожал плечами. Порой с этим типом невозможно разговаривать.
– Ну, теперь это не важно, – сказал он, возвращаясь к деловому тону. – Что ты думаешь об этом?
– О чем? – тупо переспросил несносный мальчишка.
– Ну, об этом отчаянном и вызывающем изображении прямо на внешней стене Канцелярии. Огромный перечеркнутый круг, нарисованный черной краской. Это ведь не шутки!
Кот некоторое время размышлял, затем осторожно проггзнсс:
– Бьюсь об заклад, это дело рук Рассеченного Круга.
Несколько мгновений Аквинт боролся с желанием дать помощнику подзатыльник. Затем хмыкнул и сказал:
– Ну ладно. Кот. Шутки в сторону. Пора приниматься за работу. Пошли.
Стояло раннее утро, а их уже срочно приглашали к коменданту Джесилу. Теперь понятно, с чем был связан этот неожиданный вызов.
Очевидно, нынешней ночью кто-то умудрился взобраться на северную стену Канцелярии и нарисовать на белом камне запретный символ. Такой фокус не провернешь в одиночку, здесь поработало несколько человек. И – что самое примечательное – проделали они это буквально под носом у местного гарнизона… после чего тихо и мирно удалились.
И вот как раз это, с точки зрения Аквинта, свидетельствовало об отчаянной отваге… и потрясающей ловкости.
Вместе с Котом он вошел в здание Канцелярии и направился в кабинет Джесила.
Аквинт ожидал, что комендант будет рвать и метать. Наверняка наорет, потребует, чтобы мятежники были схвачены и доставлены пред его светлые очи немедленно!
Но они застали начальника за письменным столом. Полковник, казалось, был полностью погружен в свои бумажки, лицо его не выражало особых эмоций. На Аквинта с Котом он бросил лишь беглый взгляд.
Сесть не предложил, ничего не сказал, выдерживая длительную, томительную паузу. Наконец произнес обыденным тоном:
– Я тут обдумывал место, которое выбрали мятежники.
– Не понял, комендант, – моргнул Аквинт.
– Если вы заметили, знак нарисован на северной стене.
– Ну да…
– Вы не находите, что это символично?
– Вы имеете в виду, помимо самого факта возмутительного преступления? – Аквинт и в самом деле не улавливал мысль полковника.
Тот нетерпеливо побарабанил по столу.
– Ну да, вы ведь не являетесь коренным фелькцем.
Хотя это было скорее утверждение, чем вопрос, Аквинт все же ответил:
– Нет.
И добавил с легким нажимом в голосе:
– Вообще-то я уроженец Каллаха.
Наверняка Джесил и сам прекрасно это знал.
– А вот если б вы были из Фелька, – продолжал комендант, – то поняли бы, почему эти подлецы нарисовали свой оскорбительный знак именно на северной стене.
И тут Аквинта осенило. Ну конечно, ведь войско Фелька пришло с севера! Фактически Фельк являлся самым северным из городов-государств Перешейка. Намек понятен. Ай да мятежники! В свой поступок они вложили особо язвительный вызов.
– Выходит, они не лишены остроумия, – сказал Аквинт, прекрасно понимая, что это взбесит полковника – точно так же, как Кот бесил его самого.
– Остроумия? – переспросил комендант, сверля глазами строптивого подчиненного. На мгновение казалось: сейчас он сорвется. Но, совладав с собой, Джесил продолжал в обычном, спокойном тоне:
– Очень хорошо. Пожалуй, я соглашусь с вами насчет… остроумия. Надеюсь, вы понимаете, что подобная акция не может пройти безнаказанной?
Это-то Аквинт как раз понимал. Даже тогда, когда давился от смеха перед зданием Канцелярии. Понимал и страшился грядущей расправы.
– Вы абсолютно правы, – сказал он полковнику Джесилу и заметил, как Кот украдкой бросил на него долгий взгляд.
Комендант кивнул.
– Отлично. Здесь требуются наглядные карательные меры. Можете ли вы в настоящий момент предоставить мне участников этой мятежной организации – так называемого Рассеченного Круга, – которые ведут подрывную деятельность против законного оккупационного правительства?
Вопрос был риторическим, но от этого не менее уничижительным. Аквинт аж согнулся под его тяжестью.
– Нет, ваша честь, – внезапно охрипшим голосом сознался он.
– Понятно, – протянул Джесил. – Полагаю, вам и вашим сотрудникам из Службы внутренней безопасности следует продолжить и, может быть, даже интенсифицировать – если мне позволительно давать советы – свои усилия по разоблачению мятежною подполья здесь, в Каллахе. Я же, со своей стороны, вынужден принять меры, более жесткие и суровые, чем обычно. Тут уж выбирать не приходится. То, что произошло минувшей ночью, не просто акт вандализма. Лично я расцениваю его как открытое объявление войны.
Аквинт хотел было вмешаться, но вовремя передумал – остался стоять молча, с ужасом обдумывая грядущие последствия.
– Раз граждане Каллаха не желают жить с нами в мире, – продолжал Джесил. – им придется познать, какова альтернатива. Из числа горожан произвольным образом будет выбрано десять человек. В конце сегодняшней полуденной стражи их выпорют на городской площади. Эта процедура будет повторяться в начале каждой последующей стражи – и так до тех пор, пока все десять человек не умрут… или пока хотя бы один член Рассеченного Круга добровольно не явится ко мне с повинной.
Вынеся свой вердикт, полковник Джесил небрежным жестом отпустил подчиненных:
– Это все. Можете идти.
Аквинт и Кот в гробовой тишине покинули кабинет.
Теперь он не находил ничего забавного в огромном рисунке на стене Канцелярии. Напротив, тот казался грозным предзнаменованием, злобным оком, которое свысока взирало на проходивших мимо агентов Службы безопасности.
Аквинт лихорадочно размышлял, ища выход. Что же делать? Он предполагал, что реакция фелькского коменданта будет резкой и угрожающей. Но никак не думал, что тот предпримет такие меры. Теперь десятерым невинным каллахцам угрожала почти неминуемая мучительная смерть. Им предстояло умереть под кнутами оккупантов. В то, что кто-либо из членов Рассеченного Круга согласится пожертвовать собой, Аквинт не верил. Увы, жизнь приучила его к цинизму.
Он оглянулся на оставшееся за спиной здание Канцелярии и снова – помимо воли – задержал взгляд на проклятом символе. Тот, кто нарисовал его, наверняка вынужден был воспользоваться веревками. Аквинт представил себе, каково это: висеть на опасной высоте в ночной темноте, раскачиваясь вдоль стенки и вырисовывая на каменной поверхности огромный круг. И все это – при том, что стражники прогуливаются практически у тебя под ногами.