Бедная Нора! Почему все уверены, что я сплю и вижу, как бы провести свободное время в обществе моделей? Впрочем, если она новенькая и к тому же из Англии, я вполне могу ее знать.

– А как ее зовут, Нора?

– Ах ты, Господи, совсем вылетело из головы. Но ты знаешь, дело в том, что этого молодого писателя недавно бросила подружка, и я подумала…

– Нет, Нора, – твердо сказала я.

– О, дорогуша, я не имела в виду тебя. Я подумала о той молодой девушке, начинающей модели…

– Но ведь она придет с Уотером Детройтом.

– Ну и что?

– Нет, Нора, ты неисправима.

– Да? Но будет так весело. Приходи, Лавиния. Это обед исключительно для молодежи. Ни одного старого зануды, обещаю. Я посажу тебя рядом с Джином Прессманом из «Барниз». Он обожает тебя.

– По-моему, разумней посадить рядом с ним ту молодую англичанку, ведь карьеру делать ей, а не мне.

– Ты права, ты абсолютно права. Тебе лучше сесть рядом с Рори Стирлингом.

Нора работала декоратором и жила в роскошной десятикомнатной квартире на Парк-авеню в районе 60-х улиц. Лифт поднимался прямо в квартиру. Прежде, чем поздороваться с гостями, мне пришлось пробираться через настоящие цветочные джунгли, которые устроила Нора. Пожалуй, обед для молодежи – это было слишком сильно сказано. Мое напряженное рабочее расписание и природная замкнутость привели к тому, что я выработала своего рода правило: в свободное время никаких светских раутов. По сути, за все мое пребывание в Нью-Йорке это был первый, так сказать, выход в свет – после банкета по случаю десятилетнего юбилея журнала «Вэнити фэр». Окинув взглядом гостиную, я увидела, что у Норы собрались почти все те же самые люди: Айвана, Тина и Гарри Браун, Бэрри Диллер и Дайана фон Фюрстенберг, С. А. Ньюхаус, Хельмут Ньютон, Анна Винтур и, конечно же, Чесси Райнер – приятельница и конкурентка Норы. Молодой английской модели я не видела, зато сразу же заметила Уотера Детройта: он приставал с разговором к симпатичному мужчине лет тридцати, ранняя седина которого приятно контрастировала с его загаром. Я всегда чувствовала непонятное влечение к молодым людям с преждевременной сединой.

Я прислушалась к их разговору, сделав вид, что целиком захвачена рассказом Ника Данна о пережитом им недавно землетрясении.

– Так когда же я могу посмотреть рукопись? – спрашивал Уотер Детройт.

– Не припомню, чтобы я обещал, будто вы ее вообще когда-нибудь увидите, – ответил молодой человек с сединой.

– Э-э, послушайте. Я специально приехал в Нью-Йорк, чтобы купить что-нибудь новенькое. Я хочу посмотреть, пока она не вышла. Помогите мне.

– Обратитесь к моим агентам. Здесь – Линн Несбит, в Лос-Анджелесе – агентство САА.

– Нет, вы меня не поняли. Я хочу, чтобы вы лично дали мне рукопись. О, а там, похоже, Лебедь. Эй, Лебедь, привет!

Вообще-то нас с этим хлыщом никто не знакомил, но из вежливости я тоже сказала ему: «Привет». Собеседник Уотера, воспользовавшись случаем, ускользнул. Уотер явно собрался было испытать на мне свое неотразимое очарование, но тут появилась Нора и позвала всех к столу.

Столовая выглядела очень симпатично. Штук пятнадцать круглых столиков были расставлены в творческом беспорядке; в центре каждого столика возвышался маленький мраморный херувимчик, украшенный зеленью, – создавалось впечатление, что он отдыхает в запущенном саду. При ближайшем рассмотрении херувимчик оказался сифоном: нажимаешь на голову, и у него изо рта прямо в стакан бьет струя газированной воды.

– Нажимайте на газ, мистер Детройт [24], – неудачно пошутила Нора, усаживая актера в противоположном от меня конце зала. Слава Богу! Седовласый молодой мужчина уже сидел за нашим столиком и, когда я подошла, вежливо привстал.

– Рори Стирлинг?

Он кивнул.

– Лавиния Крайтон-Лейк. – Я протянула руку, а мысленно удивленно спросила себя: с какой стати я вдруг назвала свое настоящее имя? – У вас удивительный загар, – заметила я.

– Да.

– Карибские острова?

– Нет.

– Флорида?

Он взглянул на меня с притворным ужасом.

– Ладно… Значит, Калифорния?

– Зимой-то? Это что, допрос?

– Если угодно.

– Будь по-вашему. Это африканский загар.

– Решили отдохнуть от всего этого?

– От чего «от всего»?

Я начинала терять терпение.

– Ладно, если вам нравится хамить, дело ваше. Говорят, вас бросила подружка?

– Значит, вот с чего вы решили начать разговор с едва знакомым человеком? Странное понятие о вежливости. Как бы я себя чувствовал сейчас, если бы меня действительно только что бросили? На самом деле я сам хотел уединиться и поработать над книгой. – Он покачал головой. – Представляю, что вам наговорили! Все это чушь. Я сидел в палатке на берегу Нила и написал, между прочим, около семидесяти тысяч слов.

– Вас ведь пригласили сюда, чтобы познакомить с манекенщицей? – На меня вдруг накатил неожиданный приступ злобы.

– А зачем мне манекенщица?

– Откуда я знаю? – На самом деле даже приятно говорить с человеком, который не знает тебя в лицо. А может, он притворяется?

– А чем вы занимаетесь? – спросил он вдруг.

– Разрабатываю ракетные двигатели, – с серьезной миной ответила я.

– Оно и видно. Последнее время читали что-нибудь интересное?

– «Разоблачение». Только что кончила.

– Ну и?

– Такое ощущение, что не книгу читаешь, а кино смотришь. И потом, эта женщина, Мередит Джонсон… просто ужас какой-то!

Он удивленно посмотрел на меня.

– Вот что странно, э-э, Лавиния. Появись эта книга на пару лет раньше, о ней говорили бы, как о компьютерном романе или триллере на тему виртуальной реальности. Никому бы и в голову не пришло назвать это романом о сексуальных посягательствах.

– Пару лет назад Крайтон и не написал бы ее. Вы знаете, я только сейчас заметила… ведь вы не американец?

– У вас хороший слух. Я шотландец, но живу здесь уже двадцать лет. Но давайте не будем уклоняться от темы. Что вы думаете о нынешней шумихе вокруг сексуальных посягательств?

– А я и не отклоняюсь от темы. Я смотрю на это глазами англичанки, если можно так выразиться, и не совсем понимаю, почему вокруг этого в Америке столько шума. То есть я, конечно, очень болезненно отношусь к проявлениям профессионального неравенства мужчин и женщин и терпеть не могу, когда какой-нибудь подонок, пользуясь…

– И часто вам приходилось с этим сталкиваться?

Неужели он не знает, что я супермодель? На самом деле в мире моды эта тема не актуальна, поскольку для того, чтобы подать на кого-нибудь в суд за сексуальное домогательство на рабочем месте, надо чтобы этот «кто-то» был непосредственно твоим работодателем. Но даже если фотограф и пристает к модели, она не может подать на него в суд, поскольку не он нанимал ее на работу. Ее нанимал заказчик, да скорее всего через какое-нибудь рекламное агентство или журнал, который, в свою очередь, и заключил контракт – и с ней, и, кстати, с тем же фотографом.

– Нет, я лично не сталкивалась. Но читала об этом. Например, случай с лейтенантом флота Паулой Колин, которую изнасиловали на морских учениях, или с Терезой Харрис, она работала на автопогрузчике…

– О, ужасная история. Ведь это та самая девушка, над которой издевался хозяин: швырял на пол мелочь и заставлял ее собирать? И вы утверждаете, что американцы слишком раздувают эту проблему?

– Да ничего я не утверждаю. Понимаете, по-моему, у них это очередной бзик, как в свое время с компьютерной истерией. Вам, кстати, не доводилось читать «Производственного кодекса чести американского мужчины»? Его сочинил некий Сидни Силлер из Национального общества мужчин. Так вот, по Силлеру, выходит, что если вы мой босс, то не имеете права пригласить меня пообедать вместе. – А если вы мой босс? Мужчинам ведь тоже надо соблюдать осторожность?

Я не очень внимательно его слушала. На самом деле, меня куда больше волновало расовое неравенство, чем неравенство полов. Я все время думала об Эми Ла Мар, о тех неизбежных трудностях, что ожидают ее в Нью-Йорке. В мире моды закон бессилен против расовых предрассудков, точно так же, как и против сексуальных посягательств. Зато в этом мире я обладаю известной властью. Власть зависит не от того, что ты мужчина или женщина, черный или белый, но от совокупности неуловимых мелочей, которые делают тебя особенным человеком. Кто меня действительно удивил, так это мистер Такамото. Вечером после финала «Девушки года» он подошел ко мне попрощаться и проговорил так тихо, что я едва расслышала: