– Нет, – нежно сказала она. «Я знаю, какое предательство ты имеешь в виду. Я знаю, что такое предать любовь и дружбу».

Наступила долгая пауза.

– Я считал, что мы были друзьями, – наконец снова заговорил Чарлз. Его голос казался ласковым. Он хотел понять ее. – Я думал, мы делились всем друг с другом и говорили друг другу правду.

На ее глаза навернулись слезы. Как бы ей хотелось уменьшить обиду, звучавшую в голосе Чарлза. Но что она могла рассказать ему? Даже если она признается, что существует кое-что еще, благодаря чему ее поступок не кажется таким сумасшедшим, Чарлз станет допытываться до тех пор, пока не выяснит окончательно, в чем дело.

– Это из-за того, что мы занимались с тобой любовью? Это на самом деле все изменило?

«Это не потому, что мы занимались любовью, Чарлз. Это было замечательно, но… Если Чарлз узнает, что я беременна, он, возможно, захочет жениться на мне», – внезапно поняла Гейлен. Она позволила себе какое-то мгновение помечтать об этом, и фантазия показалась такой милой. Она и Чарлз стали бы заботиться друг о друге. Они могли бы провести полную нежности и любви жизнь вместе с их ребенком.

Но Гейлен не была уверена, что это его ребенок.

Кроме того, Чарлз был братом Джейсона. Гейлен не смогла бы провести остаток жизни, постоянно видя Джейсона: она сама будет с Чарлзом, а Джейсон – с Фрэн. Гейлен никогда больше не сможет встретиться с Джейсоном. Увидев его, она испытала невыносимо сильную боль, потому что сегодня она его хотела больше, чем ненавидела.

– Нет, это не потому, что мы занимались любовью, – наконец ответила Гейлен, сказав правду лишь отчасти. Она грустно добавила про себя, что станет скучать по Чарлзу, но это не казалось ей абсолютно честным. – Просто это должно закончиться. Вот и все.

Прощай, Чарлз.

Нью-Йорк

Май 1986 года

Мелани стояла на краю сада с розами в Центральном парке. Она протянула руку и коснулась мокрых от дождя лепестков светло-розового цветка. Было полседьмого утра. Весенний рассвет был нежно-желтым, а воздух – чистым и свежим после ночного дождя.

Бессонница подняла Мелани из ее теплой кровати и заставила выйти навстречу холодному, спокойному рассвету. Из-за чего эта бессонница? Мелани не знала. Сейчас, когда она дотрагивалась до бархатных лепестков, теплые слезы неизвестно почему потекли по ее холодным щекам. Почему она плачет?

Звук приближающихся шагов отвлек ее от этих мыслей. Опасный грабитель? Кто-то остановился рядом, позади нее.

«Пожалуйста, уходи. – Мелани дрожала от страха. – Пожалуйста».

– Мелани?

Мелани обернулась и посмотрела сквозь пелену слез на знакомые карие глаза. Но не такие уж и знакомые – потому что сейчас они выражали не издевку, а заботу.

– С тобой все в порядке? – Он никогда не видел ее такой. На ней был светло-серый костюм из мягкой материи. Она была без макияжа, в глазах стояли слезы. Но она была такой красивой. И такой грустной.

– Да. У меня все хорошо. Спасибо, Чарлз. Просто я смотрю на розы. – Мелани поспешно вытерла слезы со своих щек. Но появились новые – они никак не останавливались.

– Возьми. – Чарлз достал из кармана носовой платок с монограммой и протянул его Мелани.

– Спасибо. – Мелани машинально взяла протянутый им платок и держала в руке, рассеянно уставившись на него.

– Ты говорила о том, что смотришь на капли дождя на розах, – пробормотал Чарлз, взял из ее руки свой носовой платок и нежно вытер им ее мокрые от слез щеки. Она смотрела на него испуганными небесно-голубыми глазами. – Итак, что-то случилось? – Темно-карие глаза требовали ответа.

– Не знаю. Эти розы просто напомнили мне о… – Мелани замолчала, внезапно смутившись. Это ее сердце разговаривало с Чарлзом Синклером.

– О доме? Ты скучаешь по дому? – ласково спросил Чарлз.

Он знал, что значит скучать по дому. Он всю свою жизнь скучал по дому. У него самого никогда не было дома.

– Может быть. Только там у нас вообще нет роз, – рассеянно улыбнулась она. Розы напомнили ей не о доме. Они напомнили ей о ее мечтах. В той жизни, которая у нее впереди, будут сплошные сады роз. – Иногда я чувствую себя как гонимый непогодой листок. Каждый раз, когда я пытаюсь остановиться хоть на мгновение, налетает порыв ветра и снова кружит меня.

– Это цена успеха и известности. У тебя нет личной жизни и ничего постоянного, только капризы и перемены. Именно поэтому я убегаю на Сент-Барт… – Чарлз замолчал. Он рассказывал Мелани что-то личное и важное. Конечно, сейчас он постоянно думал о Сент-Барте, потому что собирался поехать туда меньше чем через неделю, и все-таки…

– У меня еще не было отпуска, – размышляла вслух Мелани. Ни отпуска, ни праздников, ни даже момента, чтобы вздохнуть, – с сентября. Не оглядываясь назад, не переводя дыхания, она приехала в Нью-Йорк и тотчас же помчалась к вершине. – Ты полагаешь, отпуск поможет?

– Может быть. Но возможно, нужно что-то большее. Тебе самой придется решить, действительно ли это то, чего ты хочешь. Это американские горки, Мелани, а ты еще даже не добралась до самой крутой части. – Он словно предостерегал ее, но его голос был ласковым.

– Почему ты такой мудрый?

– Я не мудрый. А ты не гонимый ветром листок. Однако у тебя есть все шансы скоро превратиться в сосульку. Хочешь надеть мое пальто?

Мелани только сейчас обратила внимание на то, что Чарлз был одет в длинное пальто из верблюжьей шерсти поверх своего прекрасно сшитого костюма. Было полседьмого утра, и Чарлз Синклер – самый щеголеватый и лихой повеса Манхэттена – шел на работу.

– Нет. Я чувствую себя хорошо. – «Лучше – благодаря тебе». – Я тебе верну платок.

– Ладно.

– Мне пора идти. Спасибо.

– Мне нравится твой наряд.

Мелани почувствовала, как кровь в ней буквально закипела, и внезапно ощутила себя воином, готовым к битве. Всегда у нее так с Чарлзом Синклером. Он не смог удержаться от этой последней издевки, и эти его слова перечеркнули все сказанное перед этим. Мелани прищурилась, встретившись с ним взглядом.

Но его темно-карие глаза не дразнили ее. Они говорили правду. Ему понравился ее неяркий, просторный серый костюм.

– Мне тоже, – прошептала она.

Мелани смотрела, как капли цвета меда с плеском падали в бассейн шампанского у подножия ледяного скульптурного фонтана. Она слегка улыбнулась, пытаясь вспомнить, к чему такая экстравагантность. «Давай-ка вспомним: если сегодня пятница, тогда это, должно быть, прием журнала «Космополитэн». Ослепительные, знаменитые вечеринки были частью ее шумной стороны жизни. Платья, прически, драгоценности и партнеры менялись каждый вечер, но ледяные скульптуры, фонтаны шампанского, блюда для гурманов, горы икры, красивые и восхитительные лица оставались теми же самыми.

И темы разговоров были одни и те же.

– Мелани на обложке журнала «Вог». Это действительно самая лучшая обложка за последние годы.

– Мелани, двенадцать страниц весенней коллекции от Диора, и на всех страницах – ты. Невероятно!

– У Мелани Чандлер, возможно, самый сексуальный голос из всех моделей, участвовавших когда-либо в телевизионной рекламе. Действительно, у нее самый высокий рейтинг.

– Должно быть, ты ужасно расстроилась из-за «Сафайр».

Мелани улыбалась своей ослепительной улыбкой, ее небесно-голубые глаза блестели, в то время как ее сексуальный голос тихо отвечал: «Это был удачный снимок».

– Диор в этом сезоне разработал имидж блондинки с длинными волосами. Это сработало.

– Ну, не такой уж и сексуальный.

– Нет. Уверена, Гейлен приняла правильное решение. Мелани уставилась на золотистый пруд шампанского. Ее отражение сверкало на мягкой, сладкой зыбкой поверхности. Отражение – ее и в то же время чужое.

– Ты знаешь миф о Нарциссе?

Этот вопрос был вызывающим, тонким напоминанием о ее собственной никчемности. А те добрые, деликатные моменты раннего утра казались просто миражом.