– Как ты, Джейсон?

– Замечательно.

Джейсон действительно выглядел превосходно, словно новое окружение – Кембридж, Гарвардский университет – подходило ему больше, не пугало его. Чарлз опасался, что для Джейсона это станет слишком тяжелым испытанием. Но светло-голубые глаза выражали спокойствие, умиротворение. На Джейсоне был кремового цвета свитер с темно-малиновой буквой «Н» – свитер спортсмена-победителя.

– За что? – спросил Чарлз, кивнув на букву и размышляя, имеет ли Джейсон представление о том, что означает этот малиновый знак.

– Парусный спорт. – Джейсон посмотрел на Чарлза, и тысячи вопросов закрутились у него в голове. «Что-то не так, Чарлз? Почему ты уехал? Что произошло между тобой и отцом? Почему ты даже не попрощался? Почему у тебя такой пустой взгляд?»

Джейсон начал говорить, но потом замолчал. Он заговорил осторожно, терпеливо и нежно, как Чарлз, Эллиот и все репетиторы учили его говорить на языке, так и оставшемся для него чужим. Он не мог использовать его, чтобы выразить свои чувства или переживания. Этот язык не принадлежал ему. Он не был неотъемлемой частью Джейсона.

Их язык – придуманный, особенный язык, на котором они разговаривали до тех пор, пока Чарлз не отказался от этого языка, – это совсем другое дело. Как бы Джейсон хотел рассказать брату на их особенном языке то, какие чувства он переживал!

– Как ты, Чарлз? – вместо этого вежливо спросил Джейсон.

– Прекрасно. Полагаю, мне надо постричься. Я уезжаю на некоторое время. Хочу, чтобы ты знал об этом…

В Кении Чарлз научился относиться спокойно к своему полному одиночеству и изолированности от родных. Усталость от ежедневной физической работы – они занимались строительством под нещадно палящим экваториальным солнцем – отвлекала его от мрачных мыслей. Он нашел для себя умиротворение в дикой, просторной красоте Африки. Неотвязно преследовавшая его боль, во время первого года обучения в Принстоне заставившая искать спасения от нее в утехах, утихла, и теперь он оставался один, не ощущая пустоты и боли одиночества.

От других добровольцев Корпуса мира Чарлз держался на вежливом, определенном расстоянии. Он работал рядом с ними в течение дня, но уединялся по вечерам, предпочитая прогуляться в одиночестве по саванне, не предаваясь при этом воспоминаниям о доме, о колледже и о семье.

В конце второго года работы в Кении к команде Чарлза присоединился антрополог.

– Ты приехал сюда изучать нас? – однажды вечером спросил Чарлз, когда неожиданно обнаружил этого человека на своем холмике, поросшем травой.

– Потрясающий закат, правда? Пожалуйста, садись. Что ты спросил?.. Ах да… Нет, хотя исследовать общины Корпуса мира, может быть, интересно. Вообще-то я изучаю верования и обычаи близнецов в различных районах Африки. И сейчас я просто использую это место как базовый лагерь на несколько недель.

– Близнецов?

– Да. Конечно, в Нигерии самый высокий в мире показатель рождаемости близнецов. Я там провел весь прошлый год.

– А какие существуют верования и обычаи, касающиеся близнецов?

– В основном соплеменники боятся или почитают их. В некоторых племенах близнецов встречают с распростертыми объятиями, воспринимая их как символ плодородия и хорошего урожая. В других племенах близнецов отвергают и даже убивают.

– Убивают? Почему?

– Животные обычно рожают многочисленное потомство. Поэтому для некоторых племен два человеческих ребенка-близнеца означают связь их матери с дьявольским духом. В других племенах двоих детей ассоциируют с двумя отцами. В этом случае близнецы становятся символом распутства матери. Иногда убивают мать и близнецов.

Болью отозвалось в сердце Чарлза воспоминание о матери, которую он никогда не знал, и которую всю жизнь любил. Ему было так мало известно о ней. Эллиот никогда ничего не рассказывал им, во всяком случае Чарлзу, о своей жене. Мередит Синклер… Ее подпись стояла на красивых живописных полотнах в Уиндермире. Но какой была Мередит Синклер? Чарлз знал только одно – его мать была удивительной, талантливой художницей…

– Ужасно.

– Это естественно – бояться чего-то необычного. На самом деле в большинстве племен близнецов почитают.

– Я близнец, – признался Чарлз. – У меня есть брат. Но внешне мы не похожи.

– Действительно? Тогда ты должен и сам все это хорошо знать.

– Нет. Мне известно только о мифологических близнецах, таких как Кастор и Поллукс…

– Очень распространено поверье, что близнецы имеют сверхъестественную власть – в хорошем и плохом смысле – над природой. Близнецов обвиняют и в ужасных засухах, и в проливных дождях. Некоторые из мистических близнецов взмывают с земли ввысь на сверкающих молниях и борются на раскатах грома. – Антрополог улыбнулся. – А вы с братом можете контролировать природу? – шутливо спросил он.

– Боюсь, что нет, – тихо рассмеялся Чарлз и покачал головой.

– Быть близнецом – это уникальный опыт, – серьезно продолжал антрополог. – Испытывать такую близость, быть частью другого человека… Я вообще-то был заинтригован с самого начала своих исследований. Ты не будешь возражать, если мы подробнее поговорим о вас?

Чарлз пожал плечами.

– Вы знаете мысли друг друга?

– Нет, – поспешно ответил Чарлз. – Мы знали, когда были детьми, – через минуту добавил он. – У нас был наш собственный язык.

– Между вами есть какое-то соперничество?

– Нет. Совсем нет. Мы никогда не соперничали. – «Единственный наш приз – любовь Эллиота. И она принадлежала Джейсону. С самого начала и навсегда».

– Это необычно.

– Вообще-то мы жили врозь в течение девяти лет.

– Кто родился первым? Это не имеет большого значения для американской культуры. Но этот вопрос первостепенен и в Библии, и в королевских семьях. Вопросы наследства и тому подобное.

– Он. – «Джейсон родился первым и унаследовал империю отца».

– В некоторых районах Африки, – продолжал антрополог, – тот близнец, который родился вторым, считается наиболее важным. Он и старший, и сильнейший, и наследник. Он отправляет своего младшего брата в мир, чтобы тот заявил о приближающемся рождении и удостоверился в том, что мир приготовил для него подходящее место.

В ту ночь Чарлз сидел в своей палатке и тщательно записывал в свой блокнот то, что ему рассказал антрополог. Когда-нибудь, как надеялся Чарлз, он поделится с Джейсоном тем, что узнал.

В середине третьего года пребывания в Кении Чарлз заболел малярией. Его, в лихорадочном бреду, перевезли в маленькую клинику, расположенную в шестидесяти милях от лагеря.

– Тебе нужно находиться с ним, Гейлен, – сказала дочери Элис Спенсер. – Я должна ехать в деревню принимать роды.

– Да, мама, – с беспокойством ответила Гейлен. Она знала, что у нее не было выбора. Ее отец уехал на три недели оказывать медицинскую помощь жителям самых отдаленных селений. Иногда Гейлен сопровождала его, но в этот раз она осталась помогать матери в клинике. Помогать – это одно дело, но сейчас ее оставляют совсем одну! А новый пациент казался таким слабым, таким бледным.

– Что у него? – тихо спросила Гейлен.

– Малярия – болотная лихорадка, дорогая, поэтому он станет бредить. Я ему уже дала первую дозу хинина. – Элис улыбнулась своей застенчивой дочери. – Тебе нужно следить только за тем, чтобы в бреду он не сполз с кровати. Если он будет очень горячим, протри его влажной губкой. И еще… Гейлен…

– Да?

– Если он впадет в кому…

Гейлен взглянула на своего слабого подопечного. Хотя, пораженный болезнью, он побледнел и ослаб, все-таки тело его было сильным, мускулистым.

– Не впадет.

Сначала она казалась частью его снов – гнилое видение с золотисто-рыжими волосами и зелеными глазами – образ которого смешивался с образами Джейсона и Эллиота. Но когда его мысли прояснялись и он мог разделять действительность и воспоминания об Эллиоте и Джейсоне, девочка все равно оставалась рядом, улыбалась ему и разговаривав с ним шепотом.

– Ты выздоровеешь, Чарлз, – говорила она снова и снова с британским акцентом. – Тебе уже лучше, ты становишься все сильнее и сильнее.