При свете дня.

Бесконечно долго.

Он глянул на нее, поднес к губам бокал и пообещал себе, что так и будет. Скоро.

Во всяком случае, он правильно определил ее цену: жажда знаний. И в этой сфере он по сравнению с ней был неисчерпаемым источником так необходимых ей знаний.

Неудивительно, что она была ненасытной искательницей приключений. Светские дамы манили, звали, после чего их еще приходилось уговаривать. Она же активно участвовала, стремясь узнать исход очередного предприятия. Показалась способной и прилежной ученицей.

Хотя он предпочитал быть главным в постели, все же подозревал, что иногда очень приятно передавать всю полноту власти возлюбленной.

Пригубив терпкое вино, он перевел взгляд на огонь. Далеко ли он продвинулся в своей цели жениться на Пенелопе?

На шаг-другой по сравнению с тем, где они были прошлой ночью.

Возможно, сейчас было самое время заронить нужные семена в ее восприимчивый ум.

Потрясенный, обессиленный, он лег на нее, слишком слабый, слишком усталый, слишком довольный, чтобы шевельнуться.

Едва собравшись с силами, он перекатился на бок, но продолжал прижимать ее к себе. Спиной к груди.

И стал обводить кончиком пальца ее груди. Пенелопа старалась отдышаться.

Минуту спустя она подняла руку, отвела назад и провела ладонью по его боку: нежное, легкое прикосновение, свидетельствовавшее о ее мыслях… ее благодарности.

В ответ он прикусил ее затылок: его собственная форма выражения благодарности. Но, немного придя в себя, прошептал:

– Теперь ты можешь наслаждаться этим каждый раз, когда будет настроение.

В ответ раздался чувственный смешок.

– Когда будет настроение? Но для желаемого результата мне нужен ты.

– Верно.

Он хотел, чтобы она поняла именно это.

– Но поскольку я здесь…

Он снова стал ласкать ее груди одной рукой, а другой слегка нажал на живот, напоминая, что они все еще соединены. Напоминая о том наслаждении, какое она только что испытала.

Словно она нуждалась в таком напоминании!

Подавляя ненужный трепет – он уж точно не нуждался в дальнейшем ободрении, – Пенелопа не могла поверить, что жила так долго, не ведая о возможности испытать подобный экстаз. Этот мужчина точно создан для нее!

– Поразительно, не находишь? – прошептал он, и она вдруг поняла, что он беседует скорее с собой, чем с ней. – Мы прекрасно подходим друг другу. Не только физически. Мы стали настоящими друзьями, и даже расследование пошло быстрее, когда мы вместе.

Он чуть помедлил, прежде чем добавить:

– Я наслаждаюсь нашими беседами, а это, нужно признать, не совсем обычно. Твоя голова совершенно не занята модами, свадьбами, детьми и сплетнями. Нет, ты, конечно, думаешь о подобной ерунде, но совершенно не склонна обсуждать со мной все это. У тебя возникают другие идеи и другие проблемы, которые я могу с тобой разделить.

Пенелопа задумчиво смотрела в пламя. Сейчас ее согревало не тепло его тела, не рука, лениво гладившая грудь, а мысли о другом тепле, возникавшем из потребности делить самое сокровенное с этим человеком.

– Ты, слава Богу, не шокирована моей работой, – продолжал Барнаби. – И нужно сказать, я не шокирован твоей.

– Похоже, мы идеально дополняем друг друга, – усмехнулась она.

– Как скажешь, – сухо согласился он.

Но это была правда. Оказалось, что у них одинаковая направленность ума, чего ни он, ни она не находили у других. Оба происходили из одного избранного круга, хотя не были чересчур уж связаны его условностями, и все же одинаковое происхождение и положение в обществе облегчали взаимопонимание.

Сладостное наслаждение прокатилось по ней, когда она осознала, что он снова двигается в ней, очень медленно, очень нежно.

Пенелопа глянула в окно, за которым уже спускались сумерки, и, усилием воли проигнорировав страсть, уже охватившую ее, пробормотала:

– Мне нужно уходить. У нас больше нет времени.

В ее голосе звучало откровенное разочарование. Но он лишь крепче сжал ее руки и, выйдя из нее, с силой вонзился снова, исторгнув возглас удивления.

– У нас есть время, – заверил он, делая очередной выпад. – А потом пойдешь.

От чувственного восторга у нее кружилась голова, но она заставила себя вздохнуть:

– Если ты настаиваешь…

Он действительно настоял на своем, доведя ее едва не до безумия, прежде чем позволил встать и проводил домой, на Маунт-стрит.

Смайт появился в доме Гримсби в воскресенье вечером. Он вошел так бесшумно, что Гримсби не услышал шагов, и только случайно подняв глаза, увидел Смайта на пороге собственной спальни.

– Господь всемилостивый!

Гримсби, восседавший в старом кресле, прижал руку к сердцу.

– Мог бы и предупредить человека! Доведешь меня до смерти!

Губы Смайта дернулись. Войдя, он схватил старый стул с прямой спинкой и уселся напротив Гримсби.

– Итак… в чем проблема?

Гримсби поморщился. Он оставил записку в кабачке «Королевский пес» – единственный известный ему способ вызвать Смайта.

– У нас неприятности.

Сунув руку в карман потрепанного пиджака, он вытащил печатное объявление и отдал Смайту.

– Ищейки распространили вот это.

Смайт стал читать объявление и, дойдя до обещания награды, вскинул брови.

– Да… мне эта часть тоже не понравилась, – кивнул Гримсби и стал рассказывать, как узнал об этом объявлении и что сообщил ему Уолли.

– Понимаешь, сейчас очень опасно выводить мальчишек на улицы днем. Я не хочу просить об этом Уолли: не хватало еще, чтобы ищейки схватили его с парочкой учеников, а потом пришли сюда и всех зацапали.

Смайт уставился в пространство. Гримсби ждал, не желая подталкивать Смайта к решению.

– Ты прав, – наконец пробормотал тот. – Нет смысла рисковать провалом дела, а я не имею желания попасть в каталажку из-за глупых щенят. Но заметь, при этом наш план не должен пострадать. Не забывай об Алерте.

– О нем забудешь! – помрачнел Гримсби. – И захочешь пойти на попятный, да он все равно не даст. Но обучение до конца мы не довели, так что кое-кого из парней обязательно заметут. Правда, поэтому мы взяли в школу сразу семерых.

Он посмотрел на объявление в руке Смайта и кивнул:

– Думаю, тебе стоит показать ему это. Чтобы он позже не мог сказать, будто ничего не знал или не понял, что все это означает. Объясни, что из-за этого мы не смогли как следует обучить мальчишек.

– Я так и сделаю, – пообещал Смайт, поднимаясь и пряча объявление в карман. – Кто знает? Вдруг Алерт найдет способ включить ищеек в игру?

Гримсби пожал плечами. Он не потрудился подняться, когда выходил Смайт. Только прислушался к его тяжелым шагам по лестнице. Входная дверь захлопнулась.

Облегченно вздохнув, Гримсби задался вопросом, действительно ли Смайт намекнул на то, что если Алерт узнает, кто послал по его следу ищеек, этому человеку не поздоровится? Или это игра его воображения?

Но тут Гримсби представил Алерта и решил, что воображение тут ни при чем.

Уже через час Пенелопа легла в постель и закрыла глаза. Она у себя, в своей комнате, в Калвертон-Хаусе, на Маунт-стрит, где она прожила почти полжизни. И все же сегодня вечером чего-то не хватало.

Теплых сильных объятий?

Она вздохнула, возвращаясь мыслями к сегодняшнему, исполненному блаженства дню. Какая это радость – провести весь день в постели с Барнаби Адэром. Горизонты ее знаний, несомненно, расширились. Она узнала о желании больше, чем могла мечтать. О том, как он возбуждает это желание, о своих реакциях. И о его собственных.

Она пила эти знания жадными глотками. И то, что узнала… каким-то образом изменило ее мировоззрение.

Такого она не предполагала. Не думала, что ее жизнь станет такой полной. Раньше она считала, что ее принципы непоколебимы, словно высечены в камне.

Несмотря на природное упрямство, она всегда могла изменить свое мнение, при условии, что от этого жизнь станет лучше. Но теперь, после испытанного ею блаженства… очень трудно не задаться вопросом: уж не слишком ли поспешно она посчитала, будто сможет обойтись без всяких интимных отношений с мужчиной?