Он сухо усмехнулся:

– Вот это не лжет.

Пенелопа напряглась, но он заметил – определенно заметил, – что она не попыталась отнять руку.

Наоборот. Тепло ее ладони проникало сквозь ткань брюк, и легкое прикосновение пальцев неожиданно стало невыразимой пыткой, почти лишившей его разума.

– Это повторяется каждый раз, когда я вас вижу. Когда вы близко.

Она инстинктивно прильнула к нему. Опустив голову, он выдохнул в ее полураскрытые губы:

– Особенно когда вы близко.

Он снова стал целовать ее, пытаясь убедить в том, что не солгал ни одним словом.

И когда она вцепилась в его плечи, а дыхание участилось и стало прерывистым, он подхватил ее на руки и понес через всю галерею в безлюдную гостиную. Упал в большое кресло, усадил ее к себе на колени и удивился, услышав ее тихий смех. Смех, который мгновенно замер, едва он наклонился над ней. Несколько мгновений она смотрела на него, прежде чем ее ресницы медленно опустились в откровенном приглашении. Тогда их губы снова слились в поцелуе.

Ее рука скользнула к его затылку. Она жадно целовала его и, кажется, требовала большего. Губами, языком, руками она побуждала его показать всю силу желания. И он делал для этого все. Его рука погладила ее щеку, стройную шею, скользнула от ключицы к холмикам грудей. Крохотный сосок затвердел под его ладонью, натягивая тонкий шелк лифа. Он страстно мечтал расстегнуть ряд маленьких перламутровых пуговок, чтобы коснуться ее, попробовать на вкус, но в мозгу уже звучал предостерегающий голос.

Захваченный этим неповторимым моментом страсти, он не сразу понял и расшифровал послание.

Жажда знаний – вот цена Пенелопы Эшфорд. Если он выдаст слишком много и слишком поспешно…

Ему вдруг стало ясно, как действовать дальше. Она женщина, для которой знания и факты, а также опыт – важнее всего и неотразимо ее притягивают. И он был готов научить ее всему, что она захочет усвоить.

Но, как любой опытный наставник, он должен получить власть над ученицей. Соблазнить ее ответами на первый вопрос и искушать перспективой ответа на все последующие.

Поэтому когда он сквозь платье сжал пухлый холмик у развилки бедер, а она ахнула и затрепетала, он сказал себе: довольно!

Невидимый тактик в его мозгу приказал отступить, напоминая об истинной цели.

Ее глаза открылись. Он сел и помог ей встать.

Прежде чем у нее нашлись слова для очередного вопроса, он объяснил:

– Это лишь вкус того, что такое истинное желание, по крайней мере желание между вами и мной. Если хотите знать больше, буду счастлив научить вас.

В его голосе отчетливо звучали вопросительные нотки. Пенелопа едва удержалась, чтобы не высказать все, что думает о его хитростях: она слишком хорошо понимала, чего он добивается.

Однако…

Она действительно хотела знать. Знать гораздо больше, чем сейчас.

Улыбнувшись, она пожала плечами и направилась к ведущей в зал лестнице.

– Я подумаю.

Ночь тянулась невыносимо медленно. Пенелопа металась и ворочалась с боку на бок, не в силах понять, почему не может спокойно уснуть, несмотря на знакомое окружение, привычный уют и теплую комнату.

До сих пор ее жизнь была такой упорядоченной, что она засыпала, едва ложась в постель. А сегодня…

И во всем виноват он.

Он забросил удочку с особенно лакомой приманкой. И она попалась.

Пенелопа села, взбила подушку, вновь легла и уставилась в потолок.

Нет никакого сомнения: он намеренно искушает ее. Зная ненасытное любопытство Пенелопы, подвесил искушение, как морковку, перед ее носом, пообещав давать уроки страсти, и ждет, когда она попадется в капкан. И все же, учитывая, что ей уже двадцать четыре и замуж идти она не собирается, для чего беречь девственность? Тем более что, как обнаружилось, она поразительно невежественна во всем, что касается желания и плотской любви. Значит, вполне уместно обменять ее – эту совершенно бесполезную штуку – на знания, которых она жаждет. Не говоря уж о том неоспоримом факте, что он действует на нее как ни один мужчина. Только он сумел возбудить ее любопытство.

Она еще раз хорошенько все обдумала. Все казалось вполне логичным. Вопрос в том, каким должен быть следующий шаг.

Ей совершенно необходимо узнать, почему он желает ее.

К счастью, стремление узнать причины – не единственная ее цель. Больше всего на свете она хотела бы понять и осознать свои собственные.

Она должна знать, что заставляет ее хотеть этого человека. И почему его поцелуи и объятия так возбуждают это желание еще больше.

Такова ее главная цель.

И Барнаби Адэр – средство для ее достижения.

Единственной опасностью для нее было замужество. Но она знала, как ускользнуть из его сетей. Даже если Барнаби заговорит о браке, она сумеет переубедить его. Объяснит свои взгляды. Она уверена, что такой здравомыслящий и рациональный человек поймет и в конце концов примет ее позицию.

Кстати, о позиции… она безмерно укрепится, если именно Пенелопа первой бросится ему в объятия. Пожалуй, так будет лучше для них обоих. Ей следует стать главной в этом незаконном союзе и заранее определить их отношения как роман, где нет места и намеку на брак.

Пенелопа громко вздохнула и, повернувшись на бок, подложила ладошку под щеку и закрыла глаза.

Остается получить контроль над ситуацией, и все получится.

– Я так рада, что поехала с вами сегодня утром.

Пенелопа стояла на тротуаре перед лавкой Гризельды, ожидая Барнаби, вынимавшего из наемного экипажа большую коробку с напечатанными объявлениями.

Войдя в лавку, она стала подниматься наверх. Барнаби следовал за ней, неся коробку на вытянутых руках.

В гостиной уже сидел Стоукс. Сегодня он был в своей ист-эндской маскировке. Впрочем, как и Гризельда.

– Хорошо, что ты здесь, – обрадовался Барнаби, ставя коробку на стол и снимая крышку. Вынул верхний листок и показал Стоуксу. Стоукс улыбнулся.

– Превосходно. А мы собирались проверить информацию, которую собрали мистер Мартин и остальные на пятерых грабителей из списка.

Стоукс отдал объявление Гризельде и оглядел коробку:

– И сколько тут?

– Две тысячи. Достаточно, чтобы наводнить Ист-Энд. Только нужно узнать, как лучше их распространить по всему району.

– Рынки! – объявила Гризельда. – Мы и без того туда заглянем. Но нет лучшего способа распространить объявления, чем оставить их у владельцев лотков. А сегодня как раз пятница: пятница и суббота – базарные дни. Конечно, можно оставлять их в пабах и кабачках, но рынки посещает больше людей – и мужчины, и женщины.

– Гризельда права, – согласился Стоукс. – Мы возьмем объявления с собой.

– А что вы выяснили о других возможных содержателях школы? Может оказаться среди них тот, которого мы ищем?

– Ничего определенного, – поморщился Стоукс. – Эти люди держатся обособленно, редко выходят из дома и общаются только со своими. Но у нас есть адреса троих: Слейтера, Уоттса и Хорнби. О Гримсби и Хьюзе пока ничего не известно. И местные полицейские, и отец Гризельды дают неопределенные ответы, что заставляет меня заподозрить самое худшее: эта пара наверняка впуталась в какие-то незаконные делишки. Может, кто-то из них и содержит воровскую школу, но если первые трое окажутся ни в чем не замешаны, значит, займемся Гримсби и Хьюзом.

Гризельда глянула на Стоукса:

– Проверим Слейтера, Уоттса и Хорнби, а если не найдем мальчиков, попытаемся разыскать Гримсби и Хьюза. Проблема в том, что никто не знает, где они скрываются. Это все равно что искать иголку в стоге сена.

– Возможно, нам помогут объявления, – предположил Барнаби. – По крайней мере хоть определим круг поисков.

– А как насчет Бушелов? Мэри и Хорри? Инспектор, вы уже их навестили?

Стоукс кивнул и обратился к Барнаби:

– Твоя записка прибыла как раз вовремя. Я побывал в Блэк-Лайон-Ярде сегодня днем и потолковал с Мэри Бушел и парнями Уиллзами. Мы составили план, как обезопасить Мэри и Хорри, но попросили их держать дверь приоткрытой, в надежде, что злодеи попадутся на удочку. Лично я очень на это надеюсь. Если за дело возьмутся Уиллзы и местная полиция, преступникам будет нелегко улизнуть из Блэк-Лайон-Ярда.