Лиля завороженно стояла, не могла оторвать взгляда от Олеси, наблюдая, как мужчины суют ей доллары под бикини. Ей захотелось взобраться на помост, стащить с него девчонку и отшлепать у всех на глазах. Но она сдержалась и вернулась к столу. Геннадий исчез. Черт с ним, ей здесь тоже делать нечего. Было без четверти семь, значит, это последний номер Олеси, в половине восьмого она должна быть дома.

Сев в машину, Лилия заметила исчезновение чемодана.

– Дурак! Там нет никаких досье. Регина не так глупа, поиски у нее придется продолжить.

Лилю охватила безумная тоска, хоть в пропасть кидайся.

Приехав домой, она вновь взялась за бутылку. Кошмарный день. Нервы были на пределе, даже крепкий коньяк не помог успокоиться.

Наконец пришла Олеся. Как всегда скромная, опрятная, без косметики на лице.

– Будем ужинать? – спросила она.

– Я сыта по горло. Скажи мне, доченька, ты же знаешь, что я не твоя мать?

Олеся постояла у порога, прошла в комнату и села в кресло.

– Что тебя не устраивает?

– Фальшь. Она повсюду. Ты напялила на меня розовые очки, чтобы я не видела, сколько грязи вокруг. Но ее здесь больше, чем в моей вонючей конуре, во всей моей поганой жизни.

– Тешить себя удовольствиями не желаешь… Ты, как навозный червь, без дерьма жить не можешь.

– Стараюсь, но не получается. Каждому свое.

– Старушку сумела пришить?

Лилия вздрогнула.

– Это ты ей дала ключ от квартиры?

– У нее свой имелся. Она наведывалась сюда без приглашений. Не сегодня, так завтра объявилась бы. Крепкий орешек. Мне с ней было не совладать, а у тебя получилось. Но неряшливо работаешь. Машина Регины под окнами стоит до сих пор, а тетушки в доме нет. Значит, ты вывезла ее на своей машине. По собственной воле она с тобой никуда не пошла бы.

– А кто убрал ее сестру и следователя?

– Божья воля. Их нет и слава Господу. Теперь у нас развязаны руки. С чистками покончено, пора готовиться к параду.

– О чем ты?

– О твоем посещении театра. Сейчас сюда слетятся стервятники со всего света. Твой визит в театр всего лишь знак остальным. Ты на месте и готова действовать. Им нужны твои полотна.

– И где же эти самые «мои» полотна?

– Не такая я дура, чтобы их сжигать. Мой дружок на своей «Газели» перевез все картины в надежное место. Потом я подожгла дом.

– Сжечь собственного отца за картины?

– И вовсе он мне не отец. Мать не знала, от кого родила меня. Когда она вышла замуж за Геннадия, мне было тринадцать. Бизнес-леди флиртовала с иностранцами на симпозиумах, а он меня трахал в это время. Разве я могла справиться с таким жеребцом! Плохо соображаешь. Элементарная арифметика: ни Краснопольский, ни Чебрец не могли быть моим отцом.

– Почему же ты не рассказала матери о домогательствах Генки?

– И сама же оказалась бы виноватой. Я в ее жизни ничего не значила, а мужики – все.

– У тебя полно денег. Зачем тебе стриптиз-клуб?

– Обожаю доводить мужиков до исступления. Они становятся беспомощными и слабыми. В клуб я хожу через день, у меня есть более престижная работа.

– Как же ты вышла на меня спустя пять лет? И зачем ждала столько времени?

– Я ждала совершеннолетия, восемнадцати лет, когда смогу самостоятельно управлять делами. Но тебя поймали на афере и ты получила два года. Пришлось ждать твоего выхода из тюрьмы.

– Но я не натурщица и не Ксения. Я другая женщина.

– Нет никаких других женщин. Мою мать похоронили. Ее убил Чебрец. Он мечтал о том, что его жена, новая жена, безмозглая натурщица с повадками стервы, не станет швырять ему в морду подачки, называя лапотником и алкашом. Тебя он разыскал в Омске и купил с потрохами. Хотел сделать из тебя вторую Ксению, но покорную и безмолвную. Кирилла Чебреца сожгла я. Все были уверены, что это сделала ты, дешевка из Омска. Королевы грез из тебя не получилось. А тут еще отец Ксении с инсультом валяется в больнице. Самое время тебя убрать. Аркадий, муж Алевтины, даже разбираться не стал. Тебя взяли за шкирку и сбросили со Скалы смерти. Ты везунок, мамуля! Первый и единственный случай, когда человек выжил. Охотники увидели в бинокль висящую на скале женщину. Невероятно. Ты пролетела метров десять, и твое платье зацепилось за острый выступ. Его разорвало до пояса, но широкий ремень не дал ему разлететься на куски, и ты повисла на ремне. Охотники спустились со скалы по веревкам и подняли тебя наверх. Ты была без сознания, голова разбита… Они отвезли тебя в больницу. Когда тебя поставили на ноги, выяснилось, что ты ничего не помнишь. Тут нашелся один идиот, который убил свою жену и ребенка.

– «Идиот» тебе сам об этом рассказал?

– Нет. Меня опекал старый друг матери, у которого имелись связи в органах. Следователь получил на лапу, а «идиот» свободу. Доказательств его вины не нашли. Нет трупов – нет преступления. Мы нашли ему жену, живую и здоровую. Ею оказалась ты. Надо было лишь поменять твою медкарту. Никто в пропасть не падал, случилась автокатастрофа. Ты в ней выжила, а ребенок сгорел вместе с машиной. С тобой поработали гипнотизеры и психологи. Хорошо поработали. В подонке Бирюкове ты признала своего мужа. Дело об убийстве закрыли. Прямо из больницы он увез тебя на курорт долечиваться. Он же не мог показать тебя соседям, знавшим настоящую Лилию Бирюкову. Как и ожидалось, ты не стала жить с ханыгой. Вы развелись в Кисловодске, назад ты не вернулась, тебя понесло по кочкам.

– Значит, Валерий Бирюков не был моим мужем?

– Он спасал свою шкуру, а я спасала твою. Не очень удачно, к сожалению.

– А могила сына?

Олеся усмехнулась и махнула рукой.

– Мелочи. Нашли заброшенный холмик, вбили в него крест и присобачили фотокарточку ребенка, а потом Бирюков сказал тебе, где искать могилу. Ты должна была приехать в наш город, и я этого дождалась. Наша встреча состоялась.

– Пятнадцатилетняя самодурка соорудила такую схему? Не верю. Кто стоит за твоей спиной?

– Покупатели картин Ксении Чебрец. Их много, и они ждут. Кто прячется под твоей маской – значения не имеет. В Лондоне и Париже не хранят твоих отпечатков, но на афише ты ничем не будешь отличаться от моей матери. На тебе хотят заработать, а ради крупного куша даже сильные мира сего готовы пойти на определенные жертвы.

– И все эти годы вы не спускали с меня глаз?

– Мне сделали хорошее предложение: я признаю в тебе свою умершую мать и тогда вхожу в долю. Пришлось ждать восемнадцатилетия. Дождалась. Пора бы начинать, а тебя сажают за решетку на два года. Ты по переписке из камеры нашла себе жениха, и начались гонки. Прыткая бабенка, за тобой не поспеешь. Но глупа. Опять вляпалась, и опять за тобой по пятам идут сыскари.

– Как меня зовут?

– Тебе мало двух имен? Ты Лилия, ты же Ксения. О Лилии советую забыть.

– Этот тип с тобой работал?

Лилия положила на стол фотографию, где Олеся сидит в уличном кафе с Петраковым.

Девушка усмехнулась.

– Так это частный сыщик, которого старухи приставили следить за мной. Я его быстро вычислила и пригласила в кафе. Хотела узнать, что он от меня хочет. С тех пор я его больше не видела.

– Кто же делал фотографию, если он сидит с тобой рядом?

– Понятия не имею. Моя персона многих интересует. Особенно после того как прошел слушок, будто Ксения жива и здорова. Никто не верил в ее смерть, такие так просто, по глупости, из игры не выходят.

– Чего добивались старухи и Попов?

– Наследства. Как ты не можешь понять, что кроме картин Чебреца ничто никого не интересует! Они не знали главного – картины в их руках ничего не стоят.

– Картины – везде картины…

– Есть одна хитрость. Но о ней я расскажу тебе потом.

– Чего ты сейчас от меня добиваешься?

– Ничего особенного. Живи, как живешь. Можешь даже пить, только мозги не пропей. У меня сто шесть картин покойного Кирилла Чебреца, у тебя рожа моей матери. Делай выводы. Со дня на день появятся покупатели.

– Что я буду иметь?

– Двадцать пять процентов. С учетом того, что эти работы подорожали раз в пять – огромные деньги!