– Его строила моя мать по собственному проекту. Стало быть, он принадлежит тебе. Мне он не нужен, я люблю свою квартиру, сказала Олеся.

Они шли по гравиевой дорожке к дому и чем ближе подходили, тем больше казалось строение.

– Сибирский кедр. Каждое бревнышко отбиралось специально, – продолжала Олеся.

– И здесь нет охраны?

– Ни один псих не поедет на плато грабить дома. Тут живет весь цвет города, элита. Здесь своя охрана. Себе дороже обойдется. На окнах решетки, двери стальные, замки заказные. Попробуй, войди.

Олеся достала из сумочки связку сложных ключей.

– Это твой комплект. У меня есть второй.

– Надо же, какое доверие.

– Почему нет? Без моей подписи на купчей ты не сможешь продать ни одной картины. У самой себя воровать станешь? Не так ты глупа. Я твоя дочь, человек, который признает в тебе Ксению Чебрец. Пока я есть, тебя никто не тронет. Не забывай, менты сидят у тебя на пятках, только и ждут момента тебя сцапать.

Олеся показала Лилии, как пользоваться ключами. Они вошли в дом. Приятный запах дерева, чистота, ни пылиночки, старинная дубовая резная мебель, все стены увешаны картинами в легких современных рамах.

– Боже, какая мазня! – воскликнула Лилия.

– Ты, мамочка, дура. Этой мазне цены нет. И запомни. Автор о своем детище может говорить только в превосходной степени. Ты их должна полюбить, дорогуша. Старухи и Попов так и не нашли это заветное гнездышко.

Лилия увидела на левой стене свой портрет в полный рост. Он был выполнен в реалистической манере и вызывал восторг. Она подошла ближе, долго всматривалась. Похоже, с этой картины граверы делали ее портрет на мраморной могильной плите.

– Эта тоже не нравится? – спросила Олеся.

– Как там Пушкин говаривал: «Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит».

– Не льстит. В то время матери было столько, сколько сейчас тебе.

– Но глаза на картине синие, а у меня карие.

– Уж извини. Ведь это же не ты, а Ксения, надо помнить об этом. Любопытствующим отвечают стандартно на такие вопросы: «Как художник видит, так и пишет». Тебе захотелось увидеть себя с синими глазами. В чем проблема? Это же не фотография.

– Показывай дальше. Я должна вникнуть в суть этих творений.

Олеся начала разъяснять, чего художник хотел сказать языком кисти.

В город они вернулись в сумерки. Олеся поехала в стриптиз-клуб, а Лилия взяла такси и отправилась забирать свою машину. Ауди стояла там, где ее оставили. Вставив ключ в зажигание, она запустила в нее руку и медленно повернула голову назад.

На нее равнодушно смотрели глаза Геннадия Краснопольского.

– Чемодан я сжег.

– Правильно сделал. Старуха не была полоумной, чтобы компромат прятать в дурацком чемодане. К тому же у покойного Аркадия Попова имелся целый архив. Он заводил дела на всех, кого боялся и кого ненавидел. В чемодане его не поместить.

– Регина вывезла все из их дома.

– Искать нужно в гараже либо в сарае, где есть скрытый погреб.

– Поздно. В ее доме менты орудуют. Если они найдут мое или твое дело, нам крышка. К ней трижды приходили из химчистки и не заставали домоседку дома. Ну и подсуетились. Мол, бабуся пропала. Испарилась.

– У ментов нет задачи что-то искать. Глубоко рыть они не станут. Им человека найти надо, а не бумажки.

– Я знаю одно тихое милое местечко километрах в ста отсюда. Там можно жить. Хорошо жить. Не хочешь поехать со мной?

– Тихо жить я не умею, но подумаю над твоим предложением. А пока поедем в другое местечко. Мне одной будет скучно. Там все и обсудим.

Машина тронулась с места.

– Зачем Олесе понадобились документы о партнерстве? Сегодня я написала на ее имя доверенность на право продажи картин Ксении Чебрец. Этого момента девчонка ждала пять лет.

– Что касается твоей доверенности, то подвох надо искать в завещании Кирилла Чебреца. Что касается выставки, то тебя надо выставить на показ. Жива, здорова, продолжает творить. Сотня картин не могла упасть с неба, если художница погибла пять лет назад. Иностранцы русским не доверяют. Им нужно тебя пощупать. Ну а кто будет торговать картинами – вопрос скользкий. Либо ты, либо Олеся. Тот, кто выиграет поединок.

– Деньги можно поделить.

– Такие деньге не делят.

– Она может сдать меня ментам.

– Не может. Ксению Чебрец не могут арестовать как бомжиху. Такой факт не скроешь. Посмотри в окно. Видишь? Твои портреты на каждом столбе вывешивают. Пора сматывать удочки. Такая реклама тебе на пользу не пойдет.

– Она защитит меня от ментов и других подонков, которые пытаются ко мне подобраться. Я уже видела записочки. Кому-то я наступила на больную мозоль.

Они приехали в знакомый отель. Геннадий не задавал вопросов. Дверь черного входа Лиля открыла своим ключом. Они поднялись на служебном лифте на восьмой этаж, прошли по коридору и вошли в нужный номер.

Номер как номер, но у стены стояла профессиональная видеокамера на треноге.

– Поджилки затряслись? Что-то ты трусоват стал. Поищи бар, тут должна быть выпивка, – сказала Лиля, сбросила пальто и сдвинула в сторону панель на стене.

Через окно стал виден соседний номер. Спектакль только начинался. Небольшая увертюра позволила настроить камеру. Остальное сделает техника. Только кнопку нажми вовремя.

Из соседней комнаты с бутылкой виски в руках и двумя стаканами вернулся Гена и остолбенел.

– Что смутился? Разливай. Посмотрим порнушку.

– Значит, так это делалось? Ловко придумано.

– Ты же не раз позировал сам.

– Может, ты мне объяснишь, как одна из пленок очутилась у следователя Попова?

– Понятия не имею. И с кем ты на ней кувыркаешься?

– С женой губернатора.

– Вот почему ты такой дерганый. Да, губернатор не простит твоих притязаний.

Лилия взяла у него бутылку и сама разлила виски в стаканы.

– Возьми себя в руки, парень.

Они выпили.

– Кажется, кино началось, – усмехнулась Лиля и нажала кнопку на камере. Загорелся красный огонек. – В какой-то момент эта шлюха начнет кричать. Вроде как от страсти, но именно этот кусок будет выдернут и смонтирован. В итоге получится изнасилование.

– И со мной проводили те же эксперименты?

– С тебя взять нечего. Брали с твоих партнерш. Там монтаж не нужен.

Лиля еще выпила, закурила и села на кровать.

– Не могу смотреть. Завожусь.

Гена глянул на нее, поставил стакан, снял пиджак и начал расстегивать пуговицы на рубашке.

Вербицкий сидел без пиджака, в рубашке с расстегнутым воротником. На столе стоял термос и две чашки кофе. Майор Кулешов, рассуждая, листал бумаги. Заложив руки за голову, Вербицкий слушал его с закрытыми глазами.

– Несчастный случай исключается. Конечно, подполковник Петраков разбился вдребезги, но пуля в его голове осталась. В пропасть сбрасывали труп. И не такой простачок был Яша, чтобы кому-то позволить скинуть себя со Скалы смерти.

– Теперь ты его пост занял, Кулешов?

– Я был его замом. Пока я, а кого назначат, не знаю.

– Что там с телефоном?

– Сотовый уцелел чудом. Он купил его через день после вашего приезда. Нам сделали распечатку номеров, с которыми велась связь. Номера – громко сказано, он всего один.

– Чей?

– Информация еще не поступала. Надо позвонить и узнаем.

– Позвони.

– Сейчас? Поздно уже.

– А ты помолчи. С городского. Номер управления на том конце не определяется.

Кулешов снял трубку и набрал номер. На том конце долго не отвечали, наконец, он услышал женский голос и бросил трубку, словно держал в руках ядовитую змею.

– Что с тобой?

– Это Ксения. Или Лилия. Сам черт их не разберет.

– Что общего могло быть у твоего начальника с этой женщиной, если они так часто перезванивались?

– Без понятия. Яша был скрытным. Возможно, нашел важную ниточку, его и грохнули.

– У нас нет никаких доказательств. У Ксении настоящий паспорт, все перед ней на цирлах ходят. Ее за здорово живешь в обезьянник не посадишь. Даже задержать не позволят.