На перекрестке полукварталом дальше из теней появилась девушка. Ее высокие каблучки ритмично зацокали по тротуару, потом по мостовой, когда она переходила улицу, затем снова по тротуару…

Он бросился напрямик через лужайку возле дома и, свернув за правый угол, оказался неподалеку от нее, прежде чем успел понять, что же делает, что намеревается сделать, на что толкает его этот мгновенный импульс.

Изнасилование!

Мир расцвел у него в голове подобно тепличному бутону с кроваво-красными лепестками, разросся до чудовищных размеров и увял, почернев по краям, хотя он продолжал бежать, наклонив голову и сунув руки в карманы пальто, в том направлении, в котором ушла она.

Сможет ли он это сделать? Сможет ли он после этого жить? Он знал, что она молоденькая и привлекательная, желанная.

Именно такой она должна быть. Он мог бы повалить ее на траву, она могла бы не закричать, а оказаться уступчивой и послушной. Да, такая она и есть!

Он рванулся к месту, где они должны были встретиться, бросился на влажную бурую землю под прикрытием кустов, поджидая ее. Вдали он услышал постукивание ее каблучков по тротуару, показывавшее, что он успел обогнать девушку.

И тут, несмотря на пожирающее желание, он увидел совсем другое: скрюченное полуобнаженное тело на мостовой, толпу мужчин, избивающих насильника и мамочку с мертвенно-бледным лицом, исказившимся от ужаса… Он поплотнее зажмурился и прижался щекой к земле. Это было точно прикосновение ко всеобщей матери, утешающей его.

Он был ребенком, ищущим ласки, и нужда его велика. Мать всего сущего пригреет его, ободрит, приголубит со свойственной ей глубокой нежностью. Так он и лежал, пока шаги девушки не отошли подальше в прошлое.

Жар схлынул, но только когда надвинулся тот самый последний день, он окончательно пришел в себя и начал отдавать отчет об окружающем.

Он избежал этой гнусности, возможно, ценою собственной души.

Настал наконец-то день, когда все должно было случиться.

В его голове еще несколько раз появлялись видения, столь впечатляющие, столь тревожащие, что это подтвердило его представление о приближающемся событии.

Все произойдет сегодня. Сегодня мир погибнет и сгорит.

В одном из видений огромные железобетонные здания вспыхивали подобно кучке магния и рассыпались, как бумажные. Солнце казалось блеклым, словно выбитый у кого-то глаз. Тротуары текли, как масло. Обуглившиеся, тлеющие фигуры валялись в канавах и на крышах.

Это было ужасно. Это было сегодня.

Он знал, что настало время.

И тут его осенила мысль насчет денег.

Он забрал все до последнего пенни из дома, снял все до последнего пенни со счета. Лицо вице-президента банка приобрело странное выражение, и он спросил, все ли в порядке. Артур ответил в соответствующем тоне, и вице-президент почувствовал себя несчастным.

Весь тот день в конторе — конечно же, он вышел на работу, поскольку не мог представить другого способа убить время в самый последний из всех дней — он держался на пределе, постоянно отворачивался от стола и бросал взгляд в окно, ожидая кроваво-красного зарева, окрасившего небо. Но его не последовало.

Около полудня, сразу после перерыва на кофе, он почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Он поспешил в мужской туалет и заперся в одной из кабинок, уселся на стульчак унитаза и обхватил руками голову.

И пришло видение, другое видение, но смутно связанное со зрелищами уничтожения. Он словно в обрывке фильма, пущенного в обратную сторону — видел себя входящим в бар. Снаружи вспыхивала неоновая вывеска, повторяясь в витрине из темного стекла: "НОЧНАЯ СОВА". Он видел на себе голубую рубашку и знал, что в кармане деньги.

И в том баре была женщина.

В слабом свете помещения ее волосы казались тускло-коричневыми. Она сидела на табурете у стойки, грациозно скрестив длинные ноги, приоткрыв кружевную оборку комбинации. Ее лицо было видно в странном ракурсе, полуповернутое к скрытому источнику света над зеркалом бара. Он видел ее темные глаза и грубую косметику, которая никак не подходила к резким, малоподвижным чертам лица. Лицо казалось грубоватым, но губы были полными, не запавшими. Она глядела в никуда.

Так же внезапно, как и возникло, видение растаяло, рот был полон скользким, отвратительным содержимым.

Он вскочил и рывком поднял крышку унитаза. Потом ему было весьма дурно, но он умудрился не перепачкаться.

Позже, вернувшись на рабочее место, он взялся за телефонную книгу и принялся листать ее желтые страницы. Отыскав раздел «Бары», он повел пальцем вниз по колонке, пока не наткнулся на "Ночную Сову", оказавшуюся на углу Моррисон и Пятьдесят восьмой стрит.

Он поспешил домой, чтобы привести себя в порядок и сменить рубашку на голубую.

Женщина оказалась там. Длинные ноги были в том же положении, выглядывал краешек комбинации, так же странно повернута голова, глаза и волосы точно такие, какие он видел.

Это было почти так же, словно ему пришлось еще раз повторять драматическую сцену, однажды ими уже сыгранную. Он подошел к ней и опустился рядом на свободный табурет.

— Могу я предложить вам выпить, мисс?

Его появление и вопрос она приветствовала лишь слабым кивком и вялым хмыканьем. Артур повернулся к бармену в черном галстуке.

— Я бы предпочел стакан светлого пива, а юной леди, будьте добры… ну, что она пожелает.

Женщина шевельнула бровью и буркнула:

— Бурбон с содовой, Нэд.

Бармен ушел. Они сидели в молчании, пока бармен не вернулся с напитками. Артур расплатился.

— Спасибо, — произнесла тогда женщина.

Артур кивнул и крутнул свой стакан по образовавшемуся под ним влажному кружку.

— Люблю светлое пиво. Думаю, мне никогда по-настоящему не нравились алкогольные напитки. Вы не согласны?

Женщина повернулась и взглянула на него. Она и в самом деле оказалась чертовски привлекательной в тоненькими морщинками на шее, в уголках рта и глаз.

— А какое мне, черт побери, дело, что тебе нравится это пиво? Можешь глотать хоть козлиное молоко, мне и тогда наплевать! — Она отвернулась.

— О, я ничуть не хотел вас обидеть, — поспешно заговорил Артур. — Я только…

— Замнем для ясности.

— Но я…

Женщина резко повернулась к нему.

Послушай, парень, ты по делу или как? На что ты намекаешь? Давай телись, а то уже поздно, да и я сегодня не в ударе.

Теперь, оказавшись перед фактом, Артур обнаружил, что он в ужасе. Ему хотелось заплакать. Все было не так, как ему представлялось. Горло перехватило судорогой.

— Я… С чего вы взяли…

— О, господи, неужели непонятно? Стукач! Ну, и везет мне сегодня!

Она одним глотком допила свой стакан и соскользнула с табурета. Ее юбка взлетела вверх, открыв колени, но опустилась на место, когда она направилась к дверям.

Артур почувствовал, что его охватывает паника. Это был его последний шанс, это было важно, необычайно важно! Он соскочил с табурета и окликнул:

— Мисс…

Она остановилась и оглянулась.

— Ну?

— Думаю, мы могли бы поговорить?

Женщина уловила суть его затруднений, и на ее лице появилось понимающее выражение. Она повернулась и подошла чуть ли не вплотную к нему.

— Итак, о чем вы?

— Скажите, вы чем-нибудь заняты сегодня вечером?

Ее ироничный взгляд стал деловито-оценивающим.

— Это обойдется тебе в пятнашку. Найдется такая сумма?

Артур окаменел. Он даже не мог ответить, но стоило подумать, что он тратит время, которое и без того подходит к концу, как его рука нырнула в карман жилета и вынырнула с четырьмя тысячами долларов — с шестью пятисотдолларовыми банкнотами, новенькими, похрустывающими, и несколькими более мелкими бумажками. Он подержал их так, чтобы женщина могла увидеть, потом вернул деньги на место. Рука сама делала дело, он оставался просто зрителем.

— Ого! — пробормотала она. Глаза ее блеснули. — А ты не такой скверный, дружок, как я сперва подумала. Местечко найдется?