– Да, Инка, здесь нам к администратору на конфиденциальный разговор не прорваться, – трезво оценила я ситуацию. – Давай подумаем, как побыстрее все разузнать.

– Ну, сначала посмотрим, сколько Алл вообще здесь работает, – предложила Инка. – Вот же, на стене расписание всех врачей.

Согласно расписанию, Алл-гинекологов было три, и одна из них сегодня принимала.

– Отлично! – возликовала я. – Три – не тридцать три. Ты, Инка, иди к Алле Михайловне, что принимает, и определи – «наша» она или нет. А я тем временем к медперсоналу подберусь с фото и выведу на чистую воду Аллу Петровну и Аллу Марленовну.

Инесска бодро потрусила на третий этаж, а я, прикидывая, как бы осуществить задуманное, побрела по коридору первого, где было не так многолюдно.

Над процедурным кабинетом грозно горела красная лампочка и светилась табличка «НЕ

ВХОДИТЬ!». Было часа два, время приема анализов уже явно истекло, так что подобные предосторожности показались мне занимательными, и я подошла к двери, которая оказалась неплотно закрытой. В кабинете раздавались голоса, и я приникла к щели.

– Ну что, Митрофановна, еще чайку? – услышала я бодрый старушечий голос.

– Наливай, Петровна. Што еще на старости лет осталось-то, кроме как чайку попить? – вторила такая же, судя по голосу, пожилая собеседница.

– А ты чево такая грустная? Всего пару пряников съела, когда обычно по пять уплетаешь?

– Да переживаю я, Петровна… Гробовые тають… Кризисы всякие, внучки растут, хочется им подарков купить… Вот и влезла в отложенное! Хоронить-то на что будут?

– Ладно тебе! Живи и радуйся. Какая разница, как похоронють? По мне, так хоть кверх ногами без трусов! – заявила бойкая Петровна.

Я же, поняв, что нашла золотых «информаторов», деликатно постучалась и толкнула дверь в кабинет.

– Эй, милая, тебе чево? – вполне дружелюбно поинтересовалась одна из старушек в белом халате, которую я распознала как Петровну. – Сегодня уже не сдашь анализы, завтра приходи.

По-медицински опрятные бабули удобно устроились у широкого подоконника, на котором стояли чашки и вазочка с пряниками, печеньем и конфетами.

– А мне не анализы сдавать, у меня другой очень важный вопрос… Можно зайду на секундочку?

– Ну, коль очень важный, заходи. Только мы-то чем тебе помочь можем? – позволила Петровна.

– Как раз вы и можете, – заверила я ее, входя и прикрыв за собой дверь. – Вы же точно здесь не первый год трудитесь, сразу видно – заслуженные работники здравоохранения.

Бабульки зарделись от похвалы и даже предложили мне чая.

– Ну, что узнать-то хотела? – спросила Митрофановна.

– Понимаете, в регистратуру очередища, а у меня вопрос не стандартный. Хочу попасть к врачу-гинекологу из вашей консультации. Ни отчества, ни фамилии не знаю… Знакомая одна расхваливала гинеколога Аллу, та помогла ей от бесплодия вылечится. Знакомая родила и на ПМЖ в Израиль уехала, я с ней контакт утратила. Знаю только, что врача зовут Алла и она молодая и интересная.

– Молодая и интересная, говоришь? Так это как пить дать Марленовна. Ей лет пятьдесят, не больше. Модница, каких свет не видывал! Перманент всегда свежий у ней, маникюр, – явно восхищаясь вечно кудрявой Марленовной, ответила Петровна.

– Вряд, ли – усомнилась я. – Той лет тридцать пять—сорок, не больше.

– А для нас уже и пятидесятилетняя – молодка, – со вздохом заметила Митрофановна. – Тогда ты, голуба, напутала чево-то. Нету у нас таких. Алле Петровне так вообще шестьдесят с гаком, а Алла Михайловна чуть постарше Марленовны будет.

Поблагодарив бабушек, я все же решила перепроверить информацию и направилась к гардеробу. Там, на счастье, народу почти не было. Пожилая гардеробщица вопросительно посмотрела на меня в ожидании номерка.

– Да я не получать и не сдавать, я – спросить. Вот подругу ищу, врачом у вас служит, Аллу. Не подскажете, в каком кабинете принимает?

– У нас Алл много… – пробурчала женщина. Я быстро достала из кармана фото и показала ей.

– А такой сроду не видела, – заключила она. – Последние двадцать лет уж точно здесь твоя Алла не работает.

Тут подоспела Чудновская, и я уже почти не сомневалась, что знала, с чем она пришла.

– Не наша… Аллочка тридцать лет спустя, – сказала Инка. – Пожилая такая тетечка, совсем на роль любовницы Захара не катит.

– Остальные Аллы из той же оперы. Варианта два – либо Мила ошиблась и любовница ее отца работает в другой консультации, или та зачем-то им мозги парила.

– Я прямо сейчас Миле позвоню, – сказала Инесска.

Мы вышли и сели в машину. Подруга вытащила сотовый и включила громкую связь.

– Привет, Мила! Это снова Инесса беспокоит. Не нашли мы в консультации Аллу вашу. Более того, местные старожилы утверждают, что такая у них никогда и не работала.

– Как странно! – поразилась Милочка. – Ошибки быть не может, мы с папой ее несколько раз прямо к крыльцу подвозили.

– Ясненько… – Инесса выразительно посмотрела на меня. – Тогда извините за беспокойство. Если что случайно услышите об Олеге, дайте, пожалуйста, знать. Ладно?

– Разумеется, – пообещала Мила. Инка отсоединилась.

– В кустах оказался еще один рояль, – обдумав новости, заметила я.

– Да, Аллочка зачем-то суперконспирацию наводила. Сейчас не разобраться. Мы же всех тонкостей ее отношений с Захаром не знаем, а она как-никак женщина замужняя, – рассудила Инка.

– По-любому, нам ее не найти. На эту «ниточку» можно смело не рассчитывать, – подвела я неутешительный итог. – Вези-ка меня домой, стихи писать буду. С Володей к тому же надо созвониться, узнать, какие у него новости по делу.

– И я к тебе заскочу на полчасика. Мне в Интернете кое-что посмотреть нужно, а Данька комп запорол. Залил клавиатуру клеем «Момент», она как монолит стала.

Только мы вошли и расположились с чашками чая, я – на диване с тетрадкой и картинками, Инка – у компьютера, как в дверь настойчиво позвонили.

– Кто бы это мог быть? – удивилась я и нехотя пошла открывать.

Нас с Инкой ожидал, мягко говоря, сюрприз. В глазок я увидела не кого-нибудь, а Стрепетову собственной персоной. Я открыла дверь, и Настя решительно вошла в квартиру. Лицо у нее было бледным, глаза сияли безумным блеском, к груди она прижимала большого плюшевого олененка.

– И не отговаривайте, – вместо «здравствуйте» с порога заявила она. – Сделаю все, как они велели. Через два дня отдам им эти проклятые деньги.

– Ты чего? – растерялась я. – Пройди, сядь, расскажи толком, что случилось.

– Вот! Слушайте, – она сунула Чудновской олененка и без сил плюхнулась на диван.

Инка повертела игрушку и с визгом швырнула ее на пол:

– Кровь!

От удара на пол олененок пронзительно и жалобно мультяшным голосом заголосил:

– Настя, Настя, спаси, спаси, спаси! Настя, Настя, Настя!!!

Потом что-то щелкнуло, и другой голос, тот страшный, механический, что обычно звонил Насте, проскрипел:

– Концерт окончен. Деньги отдашь через два дня. Время и место сообщим. Готовь бабло.

Я увидела, что бок у игрушки вспорот, и из него весьма натуралистично торчит что-то кроваво-красное.

– Грамотно, ничего не скажешь, – нарочито спокойно сказала я, хотя по телу побежали мурашки, а в животе неприятно похолодело.

Трудно было даже представить, что испытала несчастная Стрепетова, получив этот подарочек… Но она держалась на удивление невозмутимо. Видимо, шок и стрессы сделали свое дело – Настя утратила способность бояться, отвечающие за страх рецепторы просто-напросто атрофировались, и теперь она, как загнанный в угол звереныш, была исполнена отчаянной решимости.

Мне стало до боли жалко Настюху, я подсела к ней и молча обняла за плечи.

– Я нашла его часа три назад, когда спускалась за почтой, – сообщила Настя. – Олега точно пытали, как иначе они могли узнать, что я называю его олененком? – Голос у нее дрогнул, но она справилась с собой. – Понимаете, у него глаза как у оленя – большие, карие.