– Как же это?! Как? – спросила Милочка у врачей.

– Радуйтесь, что случилось именно так, – ответили ей. – После такого инсульта человек оправиться не может, на всю оставшуюся жизнь остается овощем или паралитиком, так что вашей бабушке Господь даровал легкую смерть.

Прошла неделя… Бабушку помогли похоронить ее верные подружки-пенсионерки и домовой комитет. Мила так и не смогла осознать происшедшее. После похорон безвылазно сидела дома и тупо смотрела в стенку, а в голове стучало: «Как он мог? Как он мог? Как он мог?»

Осознав, что так недалеко и до психушки, Мила приняла решение – ей следовало встретиться и серьезно поговорить с Олегом. Вдруг его реакция в тот вечер была вызвана нервным срывом или, вообще, временным помутнением рассудка? А теперь он боится сделать шаг к примирению, не зная, как объяснить свое поведение. В любом случае ей было необходимо разобраться в этой истории, ведь она ждала от Олега ребенка…

Милочка собрала волю в кулак и отправилась к нему домой. Звонить предварительно не стала, опасаясь, что он по какой-либо причине не захочет встречаться, и пошла на удачу, надеясь застать жениха дома.

И впрямь, тот сам открыл дверь, но не впустил Милу даже на порог.

– Зачем приперлась? – грубо спросил он, выйдя на лестничную клетку.

На этот раз Мила не растерялась:

– Что случилось, Олег? Что значит – зачем? Насколько я помню, мы собирались пожениться, и, если ты забыл, – я от тебя беременна!

– «Что случилось, Олег»? – писклявым голосом передразнил он. – Она еще спрашивает, что случилось?! Да ты даже тупее, чем я думал, – ты мне без наследства, со своим приплодом на фиг сдалась!

На эти слова Милочка не нашлась что ответить, а лишь горько, в полный голос зарыдала…

Тут дверь резко распахнулась. В коридоре стояли родители Олега.

– Не услышал бы собственными ушами, в жизни не поверил бы, что мой сын на такое способен! – сказал смертельно бледный Аркадий Валентинович.

– Ты не можешь быть таким подлецом! Сейчас же возьми свои слова обратно, на коленях вымоли прощение и пригласи Милочку в дом, – велела мать, Галина Васильевна.

Олег побагровел и заорал:

– Все!!! Надоели вы мне хуже горькой редьки, чистоплюи чертовы! Интеллигенция недоделанная! Всю жизнь хрен без соли доедаете, и мне того же желаете? Пошли вы! Вам надо, вы перед этой лохушкой на коленях ползайте и в дом зазывайте!

На лице Галины Васильевны не дрогнул ни один мускул, и она ровным и холодным голосом произнесла:

– С этой минуты, Олег, ты больше здесь не живешь. Не знаю, когда мы тебя упустили, но человека, который смотрит на жизнь так, как ты, сыном я считать не могу. Так что – вот Бог, вот порог. А тебя, Мила, я и впрямь готова умолять, чтобы ты вошла в дом и поговорила с нами.

Мы с Инкой слушали Милу как завороженные, ни словом, ни звуком не прерывая ее повествование.

– Ну, вот и вся история, – завершила рассказ она. – Олег в тот же вечер ушел, а его родители попросили меня оставить ребенка и жить с ними. Я обещала подумать. Через несколько дней поняла, что не могу оставаться в квартире, где все напоминает о бабушке, и приняла их предложение, о чем ничуть не жалею.

– То есть Ванечка – ваш сын и их внук? – на всякий случай уточнила Инка.

– Конечно! И лучших бабушки с дедушкой просто не придумаешь. Живем прекрасно, душа в душу. Хотя иногда я замечаю, как они тоскуют по Олегу, Галина Васильевна порой украдкой плачет, а Аркадий Валентинович – он преподает в университете немецкий язык – занимаясь с учениками дома, называет их именем сына…

– Неужели они не пробовали потом поговорить с ним, воззвать к совести? – спросила я.

– Они сразу поставили условие – признаешь ребенка, милости просим обратно… Однако вот уже третий год пошел, а Олежка, судя по всему, без нас совсем не скучает. Представляете, я после того, как переехала сюда, случайно его встретила, но он меня не заметил. И только подумайте с кем! С Аллочкой. И они не просто по улице шли, а страстно целовались и обнимались в парке в центре города!

– С Аллочкой? – не поверила я своим ушам. – С той самой, любовницей вашего папы?!

– С ней самой! Только мне тогда Олег был уже более чем безразличен, я его от всей души презирала и презираю. Просто занятным показалось, что он с ней…

– Офигеть! – не сдержалась Чудновская. – Мы наслышаны, что Звягинцев бабник, но про остальное…

– Да, Мила, вы нам очень помогли. Думаю, нет никакого смысла тревожить маму Олега. Информации более чем достаточно. Мы просто не представляли, какой это фрукт. Да у такого, как он, врагов скорее всего больше, чем друзей, и его похищение вообще с предстоящей свадьбой никак не связано…

– Вы все-таки сообщите, как, что… Как бы то ни было, зла я Олегу не желаю, и мне хотелось бы знать, что он жив-здоров.

– Жаль, что Настюхи с нами нет. Она в жизни в то, что Олег такой, не поверит, – заметила Инка.

– Да, Мила, очень вас попрошу, если придется, повторите свой рассказ для нашей подруги, нынешней невесты Олега, – попросила я. – Хотя, может быть, нам и самим ее убедить удастся. Не дадите нам на всякий случай пару фотографий, где вы с Олегом?

– И повторю, и фото дам. Мне совсем не хочется, чтобы кто-то еще обжегся, как я. Только фоток у нас совместных немного.

Милочка подошла к стенке, достала альбом и начала листать.

– Вот, могу дать три – на двух мы с Олегом только вдвоем, целуемся… Папа снимал. А на третьей – все вчетвером, с папой и Аллой.

Я рассмотрела фотографии и передала Инке.

– Красивый у вас был отец, – заметила она.

– Да, очень видный, – подтвердила Мила.

– И Аллочка – очень эффектная женщина, – заметила я.

Брюнетка с блестящими волосами, подстриженными в «каре», была запечатлена в полоборота у столика в ресторане. Она, очевидно, собиралась сесть и не заметила местного фотографа, который вышел на промысел и щелкал посетителей, чтобы потом предложить им снимки. Челка прикрывала глаз, но зато в этом ракурсе были хорошо видны безупречная фигура, красиво изогнутый в улыбке уголок рта и ровный точеный носик.

– Эффектная, этого у нее не отнимешь! – с улыбкой кивнула Мила.

Тепло попрощавшись с хозяйкой, мы наконец вышли во двор, сели в машину и некоторое время ехали молча. Информации было так много, и вся она была столь шокирующего свойства, что требовалось ее как-то утрамбовать в сознании. Первой очнулась Инка.

– Надо ехать к Стрепетовой, – отчеканила она.

– Да, придется лишать Настюху иллюзий, мазать грязью светлый образ любимого, рушить идеалы и девичьи мечты… Черт, как я этого не люблю! – взвыла я.

– А я что, люблю? – возмутилась Чудновская. – Но сама понимаешь – надо… Звони, договаривайся.

Тут, отсрочив неприятнейший момент и наполняя душу невыразимой печалью, заиграла мелодия из «Лебединого озера» – Чудновской звонил муж Андрюха. Явно не ожидая от этого звонка ничего хорошего, с видом умирающего лебедя она прижала телефон к уху.

– Где шляюсь? – повторила вопрос благоверного Инка и задиристо, с вызовом ответила: – По работе!

Сотовый гневно заверещал и, сжав губы, Инесска процедила:

– Ясно… Не кипятись, еду.

Инка нажала «отбой» и начала возмущаться:

– Нет, ну ты представляешь! Изольда Виленовна резко заболела, температура поднялась в одночасье, чих, кашель, и естественно хочет срулить домой, чтоб детей не заразить. Но почему-то нестись сломя голову ей на замену должна я, а не Андрюшечка! Он, видите ли, работает… А я? Я что, спрашивается, делаю?!

– Инка, спустись с небес на землю, – призвала я разбушевавшуюся подругу. – Андрюха твой работает, чтоб семью обеспечить, он реально деньги зарабатывает, а мы с тобой в основном на общественных началах подвизаемся. Вот поставим дело на коммерческую основу, тогда и качай права.

Полностью признав мою правоту, Инесса в ответ лишь горестно вздохнула. План действий менялся – мне совершенно не улыбалось в одиночку открывать глаза Стрепетовой, и мы решили отложить визит наутро. К этому времени Инесска должна была договориться со «сменной» няней, имевшейся для подобных случаев, и отправить детей на прогулку.