— В шампанском, конечно, пусть это будет для тебя путеводной звездой.

Подняли последний тост — за врагов наших, пусть они живут и здравствуют, и тогда наши силы и наши ряды утроятся.

— Поздравляю, Василий Иванович, с началом большой карьеры, — Мельник похлопал Васю по плечу. — Не забывай, что это я открыл тебя первым. Теперь пришла пора и самому тебе яйца нести.

Вася хотел уточнить, он и так их всю жизнь носит, но для начальника цеха это будет не совсем прилично.

— Учтите, Василий Иванович, — добавил Голубь, — как сказал Бальзак, счастье человек берет там, где сам его кладет.

— А где он берет несчастья?

Повисло, как говорится, неловкое молчание, и опять у Мельника посинел шрам — чуть что, сразу у человека играют нервы. Последствия аварии. Никто ничего не сказал, но Шибаев с такой гримасой глянул на Васю, что тот понял — не принято в их кругу произносить всякие такие слова про горе и беду, а то накликаешь. Вася своим умом допёр, что несчастья человек берет там же, где кладет счастье, все из одного источника. Если уж Бальзак такой авторитет, мог бы не полениться и додумать вторую половину мысли. Гриша начал расхваливать сауну — такое мог создать только гений Цыбульского. Оказывается, у нас при желании можно найти и отделочников экстракласса, и дизайнеров на уровне мировых стандартов, не оскудела земля русская, только надо позволить.

— Посмотришь, Миша, какие там панели, а какая резьба на втором этаже по дереву. Шашлычная, бар превосходный, а какая плитка в бассейне, ты, Миша, ахнешь!

— У меня к Мише разговор по сугубо личному делу, — сказал Шибаев. — Желательно без контроля со стороны компаньонов.

Вася достал сигареты «Памир» (Душанбе), протянул Голубю, тот слегка усами повел — не курю, и они вышли.

Шибаев сказал, ему нужно купить квартиру в Москве, а еще лучше дом и прописать одну знакомую с дочерью.

— Когда это надо? — спросил Мельник, будто Моссовет у него в кармане.

— Она может поехать летом, когда у девчонки будут каникулы.

Мельник помолчал, наверняка прикидывая, когда же сам Шибер уйдет

отсюда. Если отправляет свою подружку, то долго не задержится — однако уточнять не стал, зная, что правды не услышит.

— В Измайлове устраивает?

— Хотелось бы в самом городе.

— А это и есть в городе, на метро от площади Революции пять остановок, а не пятнадцать-двадцать, как другие едут от Ждановской или от Планерной

— А что там, в Измайлове, на каких условиях?

— Фиктивный брак, самый легкодоступный вариант на сегодня. Приличная интеллигентная семья. Дети поженились, старик остался один в своем доме. Женим его на твоей знакомой, и все лады. А потом дарственная и развод. Только надо учесть, он много запросит.

— Запросит — дадим. — Шибаев никогда не рядился, или платил или посылал подальше. Сегодня компаньоны его пойдут в сауну, а он пойдет к Ирме и порадует ее Измайловом, она будет смеяться: «Где уж нам уж выйти замуж!» — Жду твоих сообщений, Миша, к первому февраля.

Когда они вышли из цеха, Гриша Голубь, стоя возле своего «Москвича», отвечал Васе на вопрос, что можно купить на сто тысяч, небрежно, со знаем дела уточнял:

— С бассейном во дворе, выложен голубой импортной плиткой, но главное, в нем волнообразователь из Штатов. А в самом доме — фонтан в гостиной.

— Фонта-ан? — переспросил Вася. — С водой?

— Разумеется. Не такой, конечно, как перед горисполкомом свищет.

— Знаю — «Слёзы Каратаса».

— Да? Не слышал. Нет, не такой, гораздо миниатюрнее, и не по бедности, а для соразмерности. И вокруг черные лебеди.

— Почему черные? Крашеные?

— Белые пошлость, именно, черные, это особый шик, большая редкость, стоят они в три раза дороже.

Уже когда сели и тронулись, Григорий Карлович счел нужным дополнить:

— Вообще, Василий Иванович, сто тысяч — это бумага. Уважающий себя человек денег не держит, он все переводит в золото, в бриллианты.

Нет, Вася не согласен, Васе надо обязательно подержать обычные деньги, самые простые, каких куры не клюют, и каких ему всю жизнь не хватало. Именно бумажные ему нужны пятерки, десятки, полсотни, сотни, не золотые и не серебряные — что на них купишь?

— Золото, Василий Иванович, это твердая валюта, — дополнил Мельник. — Это уверенность в завтрашнем дне, которой нет на буржуазном Западе. — И все дружно заржали. Кроме Васи. Он-то хорошо знает, что такое уверенность в завтрашнем дне: дали тебе срок и будь уверен, что завтра он не кончится.

Ночью Вася Махнарылов долго не мог уснуть, чувствуя себя на вершине кайфа — он стал начальником цеха, Роман Захарович приказ ему показал за подписью Прыгунова, он приглашен в сауну Цыбульского, куда пускают только одно руководство. Всю свою жизнь Вася был кем попало — сбегай-принеси-отнеси, хватай больше, кидай дальше, кати круглое, тащи плоское, то зэком, то разнорабочим, и наконец-то стал начальником. Да еще Мельник жару поддал, сказал, будут девочки в сауне, как в лучших домах — Рая, Тая и Мая, блондинка, брюнетка и шатенка, все честь по чести. Вася вырос в собственных глазах и в глазах других. Сука буду, думал про себя Вася, я их всех люблю и уважаю, падла, ради них я жизни своей, мать-перемать, не пощажу, за то, что они оказали мне такое, пля, уважение. Завтра Вася войдет в сауну простым смертным, а выйдет уже деловаром в законе, оформленным должностным лицом.

Вася ворочался, вставал, воду пил, снова ложился, подбивал кулаком подушку, и про сауну думал, и про цех думал, и про Тасю Пехоту, как он подъедет к ней с первой получки, мужа у нее как раз отправили в ЛТП на полгода, потом про Шевчика вспомнил, выразил ему недоверие, засыпать стал уже, наверное, часа в три ночи, и тут ему, словно шилом в бок, из всех вопросов вопрос: куда все-таки девать сто тысяч, деньги пойдут навалом, на что их потратить, кто ему даст ответ?..

Если глянуть в целом, Мельник оставил Шибаеву хорошо отлаженную систему. Теперь, с вводом в строй нового цеха, появились возможности как для выполнения государственного плана, так и для реализации замысла Шибаева, о котором он говорил Ирме в ночь перед рождеством Многое, если не все, можно сделать в течение наступившего года, второго года пятилетки качества.

Поскольку кадры решают все, а в наше время — кадры руководящие, то им надо уделять первостепенное внимание. Как ни чесались руки у Шибаева урезать оклад то тому, то этому, зуд предстояло усмирить и подчиниться системе, установленной предшественником. Мельник держал на окладе начальника управления местной промышленности Пры-гунова, а также главного инженера, оба получали по триста рублей в месяц. Начальники цехов на комбинате, завскладами, главный бухгалтер, все материально подотчетные получали оклад кто триста, кто четыреста, а кто и пятьсот в зависимости от ответственности, от нагрузки, от инициативы по созданию резерва. На окладе были некоторые сотрудники милиции, но этих лиц Мельник Шибаеву не передал. Вполне возможно, тут вмешался Голубь, предложив всю систему прикрытия взять под свое начало, а заодно найти управу на своевольного Шибера, укоротить ему бодливые рога. Сам Шибаев ко времени вступления на пост директора располагал поддержкой Игнатия Цоя, и это был важный фактор устойчивости и дееспособности — преемник Мельника имел свою охрану.

Для того, чтобы обеспечивать государственный план, а также приварок всей команде соратников, надо было постоянно изыскивать способы и средства добывания неучтёнки, расширять объем и сферу создания резерва. Здесь многое зависело от непосредственных твоих помощников.

Но если у Мельника в помощниках был Шибер, то у Шибера — всего лишь Махнарылов. И хотя угадывались в нем немалые скрытые возможности, все равно надо Васю натаскивать, инструктировать, контролировать, чтобы он не забывал наши цели, тем более, что на уме у него совсем другое. Что, например? Приходит Вася утром и с порога: мне нужна секретутка. — На ночь? — Нет, для постоянного пользования, я начальник, мне полагается.