Ну и, конечно же, без Цыбульского Шибаев никак бы не обошелся при строительстве цеха выделки и крашения, чего уж тут рыло воротить, наоборот, надо начальнику РСУ в ножки поклониться, всё достанет, всё привезет, тут же и сдерёт, а как же иначе? Драл нещадно, нахалюга и хищник, но крайне нужный деловар. Только он и сможет отделать новую квартиру, как надо.
— Ложись, Рока, сидеть не на чем, сам запретил.
Да, он ей приказал, чтобы ничего старого, никакой рухляди она не вносила в новую квартиру — всё будет новое.
Ирма постелила на ковер клеенку, на нее водрузила тяжеленную чугунную утятницу, рядом бутылку его любимого коньяка «Двин», боржоми, рюмка — поехали. Выпили за рождество. Полагалось бы подарить ей что-нибудь, кольцо золотое, перстень с бриллиантом, важный праздник, но у него не было времени, Ирма не обидится, он столько перетаскал ей в простые дни, что в праздник может прийти с пустыми руками, — себя принес.
Индейка была очень вкусной, Шибаев чавкал, как кабан, Ирма радовалась, зная, что он любит поесть.
Из дырки на потолке свисал шнур с лампочкой без абажура, и на нитке — ветка елочки с двумя шариками, желтым и лиловым, все-таки Ирма молодец, везде умеет навести уют.
— Люстра будет обязательно хрустальная, — сказала Ирма, — я видела на днях в электротоварах за тысячу четыреста. Пока разглядывала, какая-то фифа купила ее, не глядя.
— Кто такая? Ты ее запомнила?
— В общих чертах. Мне кажется, с ней шофёр был.
— Должностные берут с базы или через подсобку. Людей денежных мы должны знать. Всех! Это могут быть нужные деловары, их нельзя упускать, я тебе уже говорил, узнавай, знакомься, ты всегда умеешь подъехать, у самого чёрта все тайны выведаешь.
— Мне бы хотелось еще Ирочкин уголок оформить, особый столик типа парты, книжную полку и тахту. Но только не с бору по сосенке, а гарнитур, я видела такой в журнале «Гут морген».
— Гмырин все может, съездим в Жаманкол вместе.
— В спальню тоже хочу гарнитур, и в гостиную гарнитур, у нас с тобой, кажется, есть кое-какие возможности. — Шаловливо говорила, игриво, любила подчеркнуть, как у них много денег, умела это подать уместно и так, чтобы он собой гордился, своей хваткой, умением, результатом.
— Всё сделаем, Ирма, но есть вопрос. Надо ли обарахляться, обставляться, если план у нас — на Москву. Или ты раздумала?
— Нет, Рока, нет, — сказала она ласково, — совсем не раздумала, наоборот! Я просто ждала момента, чтобы тебе напомнить. — Она, когда захочет, покорная такая кошечка, сладкая, так бы лизал ее и лизал, пока не съел. — Давай поклянемся сегодня, следующее рождество будем встречать в Москве. Я верю, ты, Рока, у меня сильный. Мельник переехал, а мы чем хуже его? Но мебель нужна, нам с тобой здесь встречаться, и я хочу все устроить по высшему разряду.
— И все повезем в Москву?
— Ты думаешь, в Москве так легко достать хорошую мебель? Там только местная, а импорт, «Версаль» или, скажем, «Кристину», купить невозможно, спроси у Мельника, он в Жаманколе заказывал для своих москвичей.
— Какого чёрта ты с Мельником не уехала?! — вспылил он.
— Не берёт! — так же сразу вспылила она и тут же спохватилась, будет скандал, сейчас он ей врежет, надо спешно исправиться — и полезла его целовать.
Мельнику помог Гмырин из межрайбазы в Жаманколе. Шибаев с ним знаком, хотя не так близко, у обоих самолюбие, ждут, кто первый поклонится, а Мельник не ждал, твердил: первым кланяется тот, кто умнее, — так, впрочем, и получалось у Мельника, он оказывался всегда умнее, то есть в выигрыше. Сейчас в Жаманкол идут от Шибаева как по фонду, так и без фонда воротники из песца, из лисы, из каракуля, метражные атлас и шелк, одеяла простые и шерстяные, вдобавок еще и шапки из кролика. За дефицитом к Гмырину из Москвы едут, из Тбилиси едут, он делец всесоюзного масштаба, и Шибаев должен идти к нему на поклон, голова не отвалится, и должен давать, без мази не будет связи.
— Уедем в Москву, а квартиру так бросим? — спросил Шибаев недовольно, и понять его можно, старался-старался, выбивал-выбивал, а она вильнула хвостом — и нет квартиры.
— Вряд ли найдутся люди менять Москву на Каратас.
Конечно же, она имеет в виду свою родню, в поселке Дружба у нее мать, две сестры, племянники, дядья и тетки, целая колония Вальтеров. При Сталине там были лагеря, как мужские, так и женские, потом зоны разгородили, многих освободили, многие разъехались, но многие и остались, кто просто прижился, а кому и опасно было ехать на родину, если рыло в пуху, полицаем служил, или с бандеровцами якшался. Ссыльных много было в этом краю, начиная еще с 20-х годов, особенно в коллективизацию, когда по всей стране вкруговую гоняли тех, кто успел кое-что нажить при советской власти, — из России гнали в Казахстан, из Казахстана в Россию, лишь бы оторвать от земли, от дела, а потом голод «от буржуазного окружения». Корейцев сюда привезли в тридцать седьмом, немцев в начале войны, чеченцев и ингушей в середине, еще кого-то в конце войны — всех и не сосчитать.
— А теперь главное блюдо, — сказала Ирма, — рождественский пудинг с изюмом, и чай. Со слоном.
После чая он развалился на ковре, блаженствуя. Вечером он встречал Талабаева, заместителя министра из Алма-Аты, завтра в Каратасе совещание по охране труда и промышленной эстетике. Будем работать не только на количество продукции, но и на красоту. Из управления Шибаеву прислали билет в президиум и попросили съездить в аэропорт — кому же встречать замминистра, как не меховому королю? У Шибаева не только вид представительный, в местной промышленности он фигура республиканского масштаба, но и это еще не всё — у него карман толще, чем у всех этих должностных. Встретили честь по чести, выехали на черной «Волге» прямо на летное поле к самолету, хотя и не положено, но это кому-то не положено, а нам все ворота открой. Отвезли в гостиницу — шикарный люкс, холодильник, телевизор, над диваном картина в раме «Трое на охоте», ужин в номер потребовали на три персоны — коньяк армянский, икра двух цветов, черный кофе, выложил тут же 120 рэ (Шибаев, но не Талабаев). Уселись они пить и есть, Шибаеву пришлось извиниться — жена у меня строгая, и поехал к Ирме. Зинаида у него действительно строгая, если говорить деликатно. Утром он предупредил ее, сегодня встречает замминистра, задержится — просьба хайло не разевать. Сказать по-честному, до вступления его в партию она у него месяцами в синяках ходила, однако норова своего не меняла, слежку за ним как держала, так и держит, сколько он ни принимает мер предосторожности, она все равно узнает — и когда, и с кем, и где. Сдать бы ее, заразу, инспектором в уголовный розыск, она бы там все убийства пораскрывала на пятилетку вперед. Ну и если совсем по-честному, без Зинаиды он бы наверняка спился и пропал, особенно после того, как посадили директора пивзавода, а Шибаев был у него начальником цеха розлива. Пришлось уйти и ждать, заберут или нет, пил и пил без просыпу, Зинаида помогла ему откупиться за пивзавод, и ему дали условно, тогда же он и познакомился с Башлыком, только-только начинавшим карьеру. После суда Шибаев подался в местную промышленность. И что удивительно — сам искал работу, где легко намотают срок, но зато можно делать деньги. То в галантерейный цех, то в сувенирный, то на пошив одеял.
— А тебе завтра обязательно присутствовать на этом совещании? — спросила Ирма. — Могли бы как раз в Жаманкол съездить.
— Будет секретарь горкома, надо с ним поздороваться.
Она не стала удивляться — экая важность, поздороваться, она понимала, пожать секретарю горкома руку, да еще при всех, означало заручиться поддержкой, и пусть видят, как директор Шибаев доверительно что-то говорит секретарю и при этом слегка усмехается, — взял да и пустил новый цех на целый год досрочно, и через месяц-полтора у них пойдет из цеха продукция, пусть попробует секретарь пройти мимо такого факта. Шибаев одним махом за какие-то полгода увеличил оборот комбината на пару миллионов.
