В 1627 году умер герцог Мантуанский из рода Гонзага (знаменитые камеи этой фамилии есть в Эрмитаже). Его наследство должно было перейти к французу – герцогу Шарлю де Неверу. Чтобы не допустить усиления французского влияния в Италии, Мадрид оружием поддержал претензии на Мантую герцога Савойского Карла-Эммануила. Тот, преследуя свои династические и территориальные интересы, стал врагом Франции и насильно отрезал от мантуанского наследства в свою пользу часть маркизата Монферрато. Император Фердинанд II поддержал эту акцию. Над французским королевством собирались грозовые тучи – возникла угроза полного окружения испанскими и австрийскими Габсбургами.
Оливарес шел ва-банк. Сейчас его положение в Испании было непрочным: покровительствовавший ему король Филипп III в 1621 году скончался, а при новом короле Филиппе IV первый министр стал крайне непопулярен из-за введения непосильных для населения налогов. Успешные военные действия могли значительно улучшить ситуацию и укрепить его авторитет. Одновременно он полагал, что осажденная Ришелье гугенотская крепость Ларошель еще некоторое время продержится, и у французского кардинала будут связаны руки.
Но не тут-то было. Ларошель пала в октябре 1628 года. И уже в январе 1629 года первый министр Франции вынашивал планы открытой войны с Испанией с целью ограничить ее господство в Северной Италии. Он рисковал не меньше, чем Оливарес – аристократические заговоры с целью его устранения с 1626 года шли непрерывной чередой. Военной неудачей могла ловко воспользоваться мать короля Людовика XIII Мария Медичи. К тому же репутация имперских и испанских военачальников, особенно Валленштейна и Спинолы, после успешных военных кампаний второго периода европейской войны была очень высока.
Близилась весна. В Южной Европе уже наступила весенняя распутица. Неожиданно для всех в конце марта 1629 года кардинал Ришелье ринулся во главе французской армии через Альпы в Италию, повторив подвиг Ганнибала и предварив знаменитый переход Александра Суворова. Прорвавшись через Сузское ущелье, французы нанесли ряд поражений испанским и савойским войскам и овладели важной в стратегическом отношении крепостью Казале.
Итальянцы не оказывали сопротивления, а напротив, помогали французам, чем могли. Нечто подобное произошло спустя полтора столетия, когда другой французский гений – Наполеон Бонапарт – в 1796 году пришел в Северную Италию.
19 апреля в Сузе был подписан договор между Францией, Савойей и Венецией, подтверждавший права де Невера на Мантую и Монферрато. Параллельно стороны заключили союз против Испании. Казалось, успех был закреплен, а Кордова разгромлен окончательно. Но в мае 1629 года свои войска в Ломбардию с целью очистить ее от французов направил Фердинанд II, а испанский генерал Спинола напал на Монферрато.
Осенью 1629 года была сформирована новая 15-тысячная французская армия под командованием маршала де Лафорса. Общее руководство походом осуществлял Ришелье. Французы вторглись в Пьемонт и в конце марта 1630 года овладели крепостью Пинероло. Отсюда открывались пути на Милан, Геную и в Швейцарию.
Эти события очень обеспокоили Урбана VIII и его окружение. Его пугал триумф Габсбургов и Фердинанда II по итогам окончания второго периода Тридцатилетней войны, который почти полностью был обеспечен блестящими победами талантливого имперского полководца Альбрехта фон Валленштейна. Главной задачей папы римского в данный момент было сохранить статус-кво в Северной Италии.
Нельзя сказать, что Урбан VIII был слишком умен. Но иногда небо посылало ему озарение, которое часто является основой успеха. Этим озарением для папы стало решение послать в Северную Италию Джулио Мазарини.
Между воюющими сторонами начались закулисные переговоры. Сопровождавший папского легата Антонио Барберини молодой дипломат выехал в район боевых действий с целью посредничества и возможного примирения. Несмотря на дождливую погоду и непролазную грязь, Джулио был бодр и весел, хотя немного волновался. Он верил в самого себя.
Политические события прошедших лет несколько скорректировали взгляды и пристрастия Мазарини. Он понимал, что победы Католической лиги могут привести к созданию универсальной монархии, диктовавшей свою волю всей Европе. Ему, как папскому дипломату, это было невыгодно. С другой стороны, Джулио обратил внимание на страну, население которой было в два раза больше, чем в Испании, а ее первый министр начал править столь эффективно, что его решения стали существенно влиять на ход событий на континенте. Впрочем, то же заметил кардинал Франческо Барберини, ненадолго вышедший тогда из своей обычной меланхолии. А кардинал Антонио предоставил своему помощнику полную свободу действий.
Главные усилия Мазарини были сосредоточены на том, чтобы обеспечить свободу альпийских проходов, как для французов, так и для габсбургских армий. Его первая встреча с Ришелье состоялась 29 января 1630 года в Лионе. Здесь, сопровождаемый герцогом Монморанси, кардинал пребывал в ожидании второго похода в Северную Италию на помощь де Неверу. Первый министр Франции не спешил, тщательно планируя каждый свой шаг. Возможно, он выжидал, как развернуться события дальше. Миссия молодого папского посланца заключалась в том, чтобы объяснить Ришелье намерения своего господина (т. е. Урбана VIII), предложить помощь в урегулировании конфликта и посредничество между французской стороной, с одной стороны, и савойским герцогом и испанцами, с другой.
Задача была не из легких, решить ее помогли не только дипломатические способности, но и хорошая осведомленность о внутренней ситуации в Испании и Франции, их главных внешнеполитических целях и планах. Джулио знал о нежелании французского правительства ввязываться в европейскую войну в данный момент. Финансы страны находились в критическом состоянии, здоровье короля также оставляло желать лучшего. Как раз в это время он надолго отдалился от своей жены Анны Австрийской, у которой не было детей. Его младший брат и наследник Гастон Орлеанский вместе с противниками Ришелье постоянно интриговал с целью занять французский престол. Когда кардинал начинал свою итальянскую кампанию, он был полновластным господином в Париже. Но стоило ему уехать, как герцог Карл Лотарингский вторгся в пределы Франции с целью посадить Гастона на престол и покончить с правлением Ришелье.
Поэтому, несмотря на боеготовность своей двадцатитысячной армии, произведшей исключительно сильное впечатление на Мазарини, французский министр по-прежнему хотел воевать в Европе чужими руками. Уже близилась к концу подготовка к высадке в Померании сильного противника германского императора – шведского короля Густава II Адольфа. Ришелье давно вел с ним переговоры и собирался заключить договор о субсидировании военных действий шведов на континенте.
Французский кардинал ничего не знал о Мазарини перед встречей в Лионе и подозрительно воспринял приезд неизвестного итальянца: «Мазарини прибыл сюда, скорее, с целью шпионить, нежели угрожать… Не исключено, что он представляет интересы наших врагов… он может быть таким же испанцем и савойцем, как и проповедником». Ришелье, прежде всего, видел в Мазарини человека Колонны. Еще удивительно, что он предоставил ему вместе с венецианским посланником целых два часа.
И не ошибся, не прогадал. В ходе беседы предубеждение постепенно рассеивалось. Ришелье увидел, что предложения папского посла были достаточно серьезны. Ведь Джулио к этой встрече тщательно готовился и принял к сведению добрый совет кардинала Мориса Савойского, хорошо знавшего Ришелье: на кардинала нельзя было давить. Вежливая и ненавязчивая манера Джулио, его готовность долго слушать собеседника и воспринимать стиль беседы покорили Ришелье. Посланник Урбана VIII мягко упомянул о трудностях зимней кампании в Италии и немного преувеличил готовность савойской и габсбургской сторон идти на приемлемые компромиссы. В результате Мазарини обеспечил несколько встреч противников в Казалетто, Пинероло, Гренобле и Шамборе.