Римский папа Павел V из рода Боргезе был ярым сторонником Контрреформации. Поэтому по логике вещей он должен был безоговорочно поддерживать католические силы. Но хитрый понтифик не очень спешил, прекрасно понимая, что полная победа Габсбургов может быть чревата значительным перевесом влияния императора в католических государствах Европы, а не его, римского первосвященника. Еще Павел V хотел сохранить политическое преобладание Рима на всей территории Италии. Соперником папы в этом деле была Испания в лице первого министра короля Филиппа III графа Оливареса. Поэтому лишь с большим трудом и неохотой в конце 1618 г. папа разрешил Вене кредит в 60 000 гульденов сроком на полгода, а, в 1620 г. миссия посла Фердинанда II с просьбой о субсидиях в размере I 000 000 гульденов из сокровищницы Св. Ангела кончилась неудачей. Вообще дипломатия римских пап, независимо от их симпатий, была дипломатией компромиссов. Именно на этом поприще выделился, блестяще себя проявил и снискал себе славу мастера компромиссов папский дипломат Джулио Мазарини.
Римским понтификом, с именем которого было связано восхождение Джулио, был Маттео Барберини, Урбан VIII. Считается, что он являлся последним из римских пап, который желал помешать процессу централизации европейских государств, стремился усилить влияние Святого престола в католическом мире и за его пределами. Он частенько говаривал: «Ватикан не только видимое единство… Это реализация идеи и желания, это намерение сделать единство реальностью. На протяжении предыдущих столетий мы больше грабили, нежели делали. Теперь мы должны осуществить свою миссию…».
Прежде всего, эта миссия должна была, осуществляться с помощью папской дипломатии арбитра в европейских делах. В предшествующем столетии Рим активно вмешивался в династические и политические конфликты, особенно между Францией и Габсбургами. Эта линия поведения совсем не усилила влияние Святого престола, но в политике Урбана VIII она имела свое продолжение. При нем Рим был центром европейской католической пропаганды, центром яростных споров между различными течениями в самом христианстве, центром контроля деятельности церкви во всех ее владениях.
Это был первый мир Джулио Мазарини – к его счастью, Урбану VIII предстояло сидеть на папском престоле достаточно долго. Вполне естественно, что все его родственники, особенно племянники мужского пола, были хорошо пристроены. Таддео Барберини, женатый на дочери Филиппо Колонны, как мы уже знаем, стал главой римской полиции. Старший племянник Урбана VIII Франческо был кардиналом и контролировал четыре аббатства, что позволяло ему иметь много доходов. Он активно покровительствовал художникам, которые посвятили свои таланты служению вере. Правда, Франческо часто впадал в меланхолию, был неважным политиком и неудобным человеком для окружающих. Однако нередко посещавший кардинала Джулио Мазарини не вызывал его обычного раздражения, умел развлечь собеседника и даже вызвать приступы смеха. И почему его впоследствии во Франции называли занудой?
Младший брат Франческо Антонио, ставший кардиналом в двадцать лет, отличался большим жизнелюбием. Обаяние, красота, бесконечная череда любовных интрижек… Святой престол смотрел на все это сквозь пальцы. Но кардинал Антонио часто вступал в противоречия со своим отцом и братом по религиозным и политическим вопросам. Он легко справлялся со своими неудачами – безуспешной войной против Пармы в 1642-1644 годах, в которой лично возглавлял папскую армию, и тщательно пережевываемой современниками интрижкой с певицей Леонорой Барони. Он же возвел в Риме великолепный палаццо Барберини, покровительствовал развитию оперы и экспериментировал с выпуском военной продукции, которую его клиенты позднее пытались ввозить во Францию. В отличие от Франческо Антонио оказался неплохим политиком, чувствовал, откуда дует ветер, и умел влиять на папскую дипломатию. Мазарини нашел в нем более приемлемого патрона, нежели Франческо.
Колонна, Саккети, Барберини… На своем пути к вершине Джулио проявил чудеса ловкости и умения обзаводиться нужными ему связями, влиять на могущих защитить и возвысить его людей. Наверное, при помощи своего непреодолимого обаяния и умения показать лучшие стороны своей разносторонней натуры в нужный момент. И не спорить по мелочам.
Но любая успешная карьера имеет свои пределы. Прыгнуть выше пололка помог случай, благодаря которому с легкой руки Антонио Барберини за Джулио прочно закрепилось в Риме прозвище «маэстро случая» (maestro di casa).
Двадцатые годы пронеслись для молодого Мазарини как ветер. Делами в Милане он был завален по уши, выполнял все добросовестно и справлялся лучше многих, что снискало ему уважение коллег, с одной стороны, и зависть, с другой. Впрочем, эти два чувства всегда неразлучны. «Мне иногда бывает трудно говорить любезности своим недоброжелателям. Но, увы, это нужно для дела», – как-то признавался Джулио кардиналу Антонио.
Во второй половине 20-х годов Мазарини выполнял дипломатические поручения, связанные с проблемой Вальтелины. Эта небольшая территория в Альпах на севере озера Комо принадлежала до этого времени протестантам Гризонам и находилась под протекторатом Франции. Для ее соседей был очень важен вопрос о ее религиозной и политической принадлежности. Вальтелина имела очень удобное стратегическое положение – ее захват мог соединить земли испанских и австрийских Габсбургов. Не менее важным представлялось влияние на эту землю со стороны Рима – это могло обеспечить нейтралитет и спокойствие североитальянских государств и повышение авторитета Урбана VIII как арбитра в европейских делах.
В 1622 году испанские полки под командованием Гонсальво де Кордовы вступили на землю Вальтелины. Но французское правительство, хотя и забеспокоилось, но никаких ответных мер не предпринимало, пока в 1624 года первым министром Франции не стал кардинал Ришелье. С согласия правителя Милана графа Фериа кардинал послал французские войска в Италию, а умелого дипломата Франсуа де Бассомпьера, маркиза Аруэ, ставшего впоследствии маршалом Франции, на переговоры в Мадрид. Со своей стороны, Урбан VIII тоже не мешкал: кузен Колонны принц Палестрина двинулся во главе папской армии по направлению к Вальтелине.
Крупный конфликт оказался никому не нужен. Как раз тогда Ришелье собирался покончить с сепаратизмом гугенотов – французских кальвинистов – у себя в стране и воевать чужими руками, но при помощи собственных денег за пределами Франции. А первый министр испанской короны – честолюбивый и умный Оливарес – пока не желал раздражать французов. Он имел надежды на то, что война против протестантов разогреет католические чувства во Франции, и ее правительство не будет активно бороться против единоверцев за границей. Как ошибался Оливарес, и как мало тогда Европа знала только начавшего свою министерскую деятельность Ришелье! Уже через пять лет почти все католические государи полностью перестанут доверять ему.
Заинтересованным сторонам необходим был приемлемый компромисс. Он был найден двумя дипломатами – французским послом Франсуа де Бассомпьером в Мадриде и итальянцем Джулио Мазарини непосредственно на месте. А выиграл спор, в сущности, Урбан VIII. Важную роль здесь сыграл Джулио, посланный Палестриной к Кордове и уговоривший его оставить в Вальтелине папские гарнизоны. Бассомпьера и Оливареса этот вариант сейчас вполне устраивал. В результате Вальтелина оказалась под присмотром римского папы, а Мазарини снискал заслуженный успех.
Все же сомнительно, была бы карьера Джулио столь удачной, если бы не политико-дипломатическая заварушка, спор по поводу пресловутого «мантуанского наследства», разгоревшийся в Северной Италии уже в конце второго периода Тридцатилетней войны, длившегося с 1625 по 1629 годы.
Главными итогами же первого периода стали переход баланса сил в Европе к католическому блоку и резкое повышение авторитета императора Священной Римской империи Фердинанда – очень воинственного и честолюбивого правителя. Это привело к тому, что во втором периоде стали более активными, хотя и не принесли результатов, действия антигабсбургской коалиции. Это, во-первых. А, во-вторых, усилились разногласия в габсбургско-католическом лагере между Католической лигой, Испанией, Империей и Святым престолом.
