Ларес

4 часа дня

Дом Коко Моралеса представлял собой живописные руины. Когда-то он был жемчужиной среди остальных гасиенд. Окруженный холмами, он гордо возвышался над Ларесом. Теперь жемчужина поблекла: краска стен облупилась, сады заросли бурьяном, крыша просела, и большая часть мебели выглядела так, будто рассыплется в прах при малейшем прикосновении. Единственным исключением среди этого, царившего во всем доме запустения, была большая гостиная, где сейчас сидели Майкл и плантатор.

Комната была прекрасно меблирована, и чувствовалось, что хозяин даже соизволил сделать здесь ремонт – стены были недавно выкрашены. Орнамент ковров, устилавших пол, говорил о том, что они были вывезены из Испании в лучшие дни. Окна выходили на ряды кофейных деревьев – к дому примыкала одна из плантации. День был жаркий, душный, через дымку виднелись стволы кофейных деревьев, короткие, толстые, как сам хозяин.

И хозяин, и его гость встали и прошлись к окну.

– Мне будет очень недоставать этого, когда я отсюда уеду, – с грустью в голосе признался Моралес.

– А куда вы собираетесь? – поинтересовался Майкл.

Моралес неопределенно пожал плечами.

– Еще не решил. Может быть, в Панаму или в Мексику.

– Не в Мадрид? Мать-родина вас не привлекает?

– Я – островитянин, сеньор Кэррен. И Испания не является для меня матерью-родиной. Испания всегда питалась кровью Вест-Индии.

– Да не будь Испании, и вас бы здесь не было. Вы же не индеец, Моралес. И не негр. Ваша кровь – испанская кровь. Если бы сюда не добрались испанцы, вы бы не существовали на этом свете.

Плантатор пожал плечами.

– Ваш аргумент – бесспорно, сама логика. Но логика здесь абсолютно неприменима. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Вот здесь, здесь я чувствую пустоту. Я почувствовал ее в тот день, когда испанцы отобрали у нас последнего раба и вместе с ним нашу душу. Все, что вы видите здесь сейчас – результат того, что Испания приняла решение у себя в Европе, не посоветовавшись с нами, не спросив у нас, во что превратится все, что наживалось и строилось веками.

Майклу уже очень много раз приходилось выслушивать подобную аргументацию и не было занятия бессмысленнее, чем пытаться переубедить этих людей, лишившихся власти из-за отмены рабства. Они были неспособны задуматься над тем, что, по сути дела, никаким правом на этих рабов не обладали. Впрочем, неизвестно, что бы чувствовал на их месте сам Майкл.

– Я понимаю вашу точку зрения, – спокойно ответил он. – Но, сеньор Моралес, прошу прощения, мне пора. Сейчас я должен идти, иначе я не успеваю на поезд.

Майкл прошел через гостиную и поднял с пола свой саквояж. Теперь он был непривычно легким, в нем больше не было толстых, тяжелых пачек песет – он оставил их здесь.

Он почувствовал себя легко-легко, но не желал предаваться эйфории, наоборот, он сейчас напряженно раздумывал. Он сделал все, ради чего приехал сюда: шестнадцать владельцев гасиенд согласились на его Условия. Отказалась лишь донья Мария де лос Анхелес и, хотя Майкл разыграл перед ней целый спектакль, демонстрируя ей свое положение, в действительности он никакого сожаления не испытывал. Упустить одну гасиенду из семнадцати – такую, с позволения сказать, неудачу он вполне мог пережить. Сейчас он прекрасно понимал, что «Банко Мендоза де Пуэрто-Рико» в его руках, а вместе с банком – и весь Пуэрто-Рико. Дела на острове были закончены. Вот только визги по этому поводу еще не начинались. Ничего, пусть себе визжат, сколько мочи хватит, это ровным счетом ничегошеньки не меняет. А что касается этой немыслимой шарады Лилы, она еще ждет своего истинного завершения.

– Очень признателен вам за оказанное гостеприимство, – благодарил Моралеса Майкл. – Вы очень облегчили мою работу, предоставив ваш дом в качестве моей временной резиденции, да и остальным было нетрудно прийти и встретиться со мной здесь.

Глаза без век изучающе смотрели на него.

– Большинство этих людей, сеньор Кэррен, согласились бы проползти через весь остров на брюхе из-за семидесяти пяти тысяч песет. Я бы этому не удивился.

Чему удивлялся Моралес, так это тому, что Майкл заплатил ему проценты за посредничество при сделке. И это в такие времена, когда они были готовы отдать свои гасиенды чуть ли не даром!

Майкл усмехнулся.

– У каждого из нас свое понимание того, как следует делать деньги. Лишь время вправе осудить нас или оправдать. – Он извлек из жилетного кармана часы. – Я должен отправляться.

– Да, вам пора, – согласился Моралес. – Экипаж ждет вас, чтобы отвезти на станцию.

Они направились к дверям. Моралес остановился и обернулся.

– Сеньор Кэррен, мне кажется, вы забыли одну очень важную вещь.

Моралес взял со стола небольшую папку. В ней были шестнадцать купчих, подписанных всеми шестнадцатью бывшими их владельцами. Моралес подал папку ирландцу, готовому во все горло рассмеяться, но этот Коко Моралес все равно ничего бы не понял.

Лондон

8 часов вечера

– Рад, что вы пришли, – встретил его Шэррик. – Пожалуйста, присаживайтесь.

Он указал на кресло, стоявшее у камина, и Чарльз опустился в него. Шэррик занял место напротив. Они находились в кабинете лорда. Чарльз ощутил запах торфа, это показалось ему странным.

– Не жарко вам? – осведомился Шэррик. – Боюсь, что эти тропики развратили меня окончательно – топлю камин даже этим нашим английским летом.

– Нет, нет, наоборот. Очень приятно. К вечеру заметно похолодало, это у вас торф? Не часто в Лондоне приходится нюхать торф, правда?

– Это своего рода каприз. Торф этот нарезан в Глэнкри, у меня дома, в Уиклоу. Мне доставляют его сюда в Лондон морем… знаете, запах дома все-таки, всяческие ассоциации, воспоминания.

Чарльза не удивило, что его собеседник назвал Ирландию своим домом. Вероятно, его далекие предки были либо саксами, либо норманнами, либо теми и другими вместе, но кто его знает, сколько их жило за проливом. Естественно, они никем, кроме ирландцев, себя не считали.

Между ними стоял столик с хрустальным графином и два тяжелых низких стакана.

– Может быть, виски? – предложил Шэррик.

– Благодарю, с большим удовольствием.

И виски был тоже ирландским, выдержанным и очень приятным на вкус.

– Изумительный виски, – признался Чарльз, отпив глоток и разглядывая жидкость в его стакане.

– Рад, что угодил вам. Вообще-то это не для продажи, мы его изготовляем в Глэнкри для себя. Но, Должен признать, что второе после него – шерри Мендоза. Это ваше «фино» – чудо из чудес.

Чарльз улыбнулся и поднял стакан. Он маленькими глотками пил янтарный напиток, украдкой разглядывая человека, у которого он сейчас сидел в гостях. Лорд Шэррик был человеком чрезвычайно занимательным – его считали ходячей легендой. Впервые об изысканиях этого лорда из Глэнкри Чарльз услышал еще в детстве. И лишь теперь ему довелось с ним познакомиться. Впервые в жизни Чарльз убедился, что и лысина может быть по-своему привлекательной. Он невольно провел рукой по своим заметно поредевшим в последнее время волосам. Может быть, пора прекратить эти стенания по поводу возможного облысения. Было слышно, как на каминной полке громко тикали часы.

Шэррик прервал молчание.

– Ну и что вы можете сказать по поводу моего сообщения?

– Я был очень удивлен вашим звонком, для меня было сюрпризом ваше желание встретиться со мной, а не с моим отцом или его братьями, – откровенно сказал Чарльз.

– Нет, я не имею в виду мой телефонный звонок.

– Тогда боюсь, что не понимаю вас, – недоумевал Чарльз.

– Я имею в виду то послание, которое вы получили вчера вечером. Полагаю, вы успели ознакомиться с материалами.

Чарльз заметил, что его рука задрожала и он поставил стакан на столик.

– Я все еще не…

– Знаете что, давайте не будем попусту транжирить время, – перебил его Шэррик. – Сейчас его не так много у Мендоза.