– Аминь, – коленопреклоненный молодой причетник провел два последних такта длинного зачина, голоса пастора и молодого певца прекрасно сочетались, дополняя друг друга.

Причетник поднялся с колен. Месса закончилась, но паства застыла в ожидании пастора, который должен был возглавить похоронную процессию, отправлявшуюся на кладбище. Наблюдая за траурной мессой, Майкл еще раз убедился, что лишь католики умеют так соблюсти ритуал и символику. Но к чему это все? Ведь смерть так ужасна, в особенности, когда она настигает молодых.

Примерно четверть храма была заполнена людьми. Майкл стоял в глубине костела, довольно далеко от входа. Он пошел к мессе, потому что понимал, что не мог не пойти, хотя здесь он чувствовал себя посторонним и даже лишним в этой толпе скорбящих. Людей было довольно много, половину присутствовавших составляли женщины с Калле Крус.

Нурья Санчес стояла у гроба там, где обычно стоят близкие родственники. Сегодня она была в черном, и тюрбан покрывал голову. Нурья стояла в окружении десятка женщин, явно не походивших на проституток. Их вполне можно было принять за добропорядочных пуэрториканских домохозяек. Некоторые из них, как и Нурья, были в черном, остальные – в платьях темных тонов. Толпа проституток была четко пространственно отделена от остальных благочестивых прихожан – между ними лежала полоса отчуждения. Пастор и прислужник прошли в середину и заняли место у носилок с гробом, туда же подошли и те, кому предстояло его нести на кладбище. Это были мужчины, тоже одетые в черное. Майкл узнал их – это были те, кто работал у Нурьи. Он узнал мальчика по имени Авдий и лакея Самсона и других, кого он знал лишь в лицо. Подходили и те, кто собирался пойти на кладбище и снова здесь Майкл заметил полосу отчуждения в их колонне – те, кто не имел отношения к Калле Крус сразу же отделились от проституток.

Майкл ждал, пока процессия выйдет из костела и затем последовал за ней. Он не собирался идти к погребению, у него не было желания участвовать в этом уродливом и бессмысленном ритуале жертвоприношения ребенка силам зла.

– Сеньор Кэррен, – послышался тихий голос; он шел откуда-то слева.

Майкл повернул голову и увидел стоящего поблизости человека. Это был старик: его морщинистое лицо, казалось, было сделано из дубленой кожи, фигура его тоже сморщилась, словно усохла от прожитых лет. Он стоял, ссутулясь, венозными, узловатыми старческими руками сжимая палку, на которую он опирался всем своим тщедушным телом.

– Сеньор Кэррен, – повторил незнакомец. – Мне нужно с вами поговорить.

Майкл собрался ему ответить, но вдруг его внимание привлекла возникшая на площади перед костелом суматоха. Похоронная процессия смешалась. Присмотревшись, он увидел, как старик Самсон, который вместе с остальными нес гроб, сморщился от боли, схватился за сердце, хватая ртом воздух. Все кругом суетились в поисках подходящей замены. Майкл снова посмотрел на своего загадочного собеседника.

– Кто вы? О чем вы желаете со мной поговорить?

– Меня зовут Роза, сеньор Кэррен.

– Роза? Наконец-то. Я вас повсюду искал.

– Да, сеньор, я понимаю, я специально пришел сюда встретиться с вами, я знал, что вы окажетесь здесь.

– Очень хорошо, что вы нашли меня. Подождите минуту. Ради Бога не уходите, слышите? Вы мне очень нужны, у меня к вам масса вопросов, обождите, – повторил Майкл еще раз.

Сцена, разыгравшаяся на маленькой площади перед костелом, вызвала у Майкла чувство возмущения и стыда. Здесь стояла довольно большая группа зевак, все жаждали присутствовать на этих похоронах, движимые любопытством и лишь отчасти, сочувствием. Но в глазах большинства не было и следа сочувствия, лишь вульгарное любопытство. Заменить у гроба этого занемогшего старика-лакея не желал никто – мужчины боязливо жались по сторонам или норовили юркнуть в близлежащие переулки – ханжеские предрассудки оказались сильнее христианского милосердия.

Кэррен пробирался через толпу, локтями распихивая глазевших. Он искал Нурью, которую не видел вот уже два дня, с того самого визита на индейский рынок, когда она на обратном пути высадила его из своего экипажа. Наконец он отыскал ее и направился к ней.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – обратился он, не здороваясь.

Сначала она холодно посмотрела на него, потом он понял по ее лицу, что она решила забыть о прошлых дрязгах. Она кивнула ему, восприняв его слова как соболезнование.

– Благодарю вас. Я отговаривала Самсона, а он ни в какую. Он же совсем старик, ничего удивительного, что в такую жару ему стало дурно.

Майкл, поколебавшись, оглянулся и посмотрел туда, где он оставил человека, назвавшегося Розой, но того не было видно.

– Я заменю Самсона, – и уже стал протискиваться к мужчинам, которые несли гробик.

Нурья удержала его за рукав.

– Нет, спасибо, не нужно – они уже, кажется, нашли кого-то. К тому же, вы вон какой высокий, они с вами вместе не смогут нести, равновесие нарушится.

Ее глаза опухли от слез, но она даже сумела улыбнуться.

– И, согласитесь, вы будете странно смотреться в окружении этих черных лиц, вам не кажется?

Майкл хмыкнул. И вот уже через толпу быстро пробирался какой-то молодой негр, он появился со стороны Калле дель Кристо. Кивнув Нурье, он занял место Самсона, и процессия двинулась дальше. В знак благодарности Нурья сжала локоть Майкла и, кивнув ему, пошла за гробом. Пастор-иезуит, открыв молитвенник, сделал знак мальчику, который нес длинное распятие и, встав во главе похоронной процессии, повел ее по направлению к кладбищу.

Майкл смотрел им вслед, пока процессия не исчезла, повернув на улицу Калле дель Кристо. Оглянувшись, Майкл заметил, что толпа на площади заметно поредела и принялся искать глазами Розу, но его не было.

– Черт! – громко выругался Майкл.

Ему до зарезу нужен был этот старик, которого он не переставал искать с первого дня своего пребывания здесь. Но на острове было очень много мужчин по фамилии Роза, и открытые поиски были небезопасны, и Майкл так и не сумел найти его. Теперь он хоть знал этого Розу в лицо.

– Тише, сеньор, – эти призывы шли из крытого арками пассажа справа.

Жмурясь на ярком солнце, Майкл различил тень человека, укрывшегося в одном из проемов. Майкл быстро осмотрелся и медленно направился в пассаж. Поравнявшись с тем местом, где находился Роза, он негромко спросил.

– К чему эта таинственность? Разве в ней есть необходимость?

– Да, сеньор. Я должен быть осторожным.

Майкл, оставшись стоять, глядел себе под ноги, сделав вид, что его очень интересовала брусчатка мостовой. Он негромко сказал.

– Мне необходимо с вами поговорить.

– Я знаю, – отозвался Роза. – Приходите сегодня вечером в десять в таверну на Каллехон де лас Монхас. Адиос, сеньор.

Майкл кивнул и, повернувшись, стал уходить.

Лондон

11 часов вечера

Боже праведный и всемогущий! Прекратится ли когда-нибудь этот дождь! – подумал Пэдди Шэй, прислушиваясь к монотонному звуку дождевых капель, стекавших с крыши, сидя у окна кухни домика на Торпарч-роуд. Нет, этот английский дождь был другим, – решил он. – Отвратительным. В Ирландии дождик был приятным, даже нежным. Здесь же, в этой Англии, будто небеса разверзлись и решили излить на эту грешную английскую землю всю имевшуюся воду, чтобы целый день наказывать этих англичан.

– Осталось там еще в бутылке? – спросил он.

О'Лэйри подал ему бутылку виски.

– Какое время указано в записке?

– Никакого времени там не указано. Написано только, что как стемнеет.

– Но ведь уже давно стемнело.

– Я и сам вижу, что стемнело. Ничего не поделаешь. Надо ждать и все тут.

– А кого мы дожидаемся?

– Не знаю я, кого.

О'Лэйри поднялся со стула, он был жестким, без обивки. Единственное удобное кресло занимал Пэдди. Мальчик взял кусок угля и подбросил в плиту.

– Надо дать миссис Клэнси еще один шестипенсовик, вон сколько угля мы уже сожгли.