– Наш орден состоит из монахинь, давших обет заточения и молчания, сеньор. Некоторые из нас, – как я, например, – пользуются правом выхода в мир. Но сестра Магдалина такого права не имеет.

Майкла слегка раздражали эти чересчур подробные объяснения. Ему не терпелось встретиться с этой, умудренной опытом, сестрой и побеседовать с ней, а тонкости их заточения в этих стенах его не интересовали. Сестра Магдалина представлялась ему пожилой, умудренной опытом. Но он делал вид, что внимательно слушает сестру Палому. Чему-чему, а терпению и умению скрывать свои мысли Лила его научила.

– Мы не являемся частью какого-либо большого ордена, это всего лишь группа пуэрториканских женщин, решивших посвятить себя Господу. Сам епископ выхлопотал для нас это место. Он же прислал к нам сестру Магдалину.

Майкл понимающе кивнул.

– Хорошо, а мы можем…

Монахиня снова сделала предостерегающий жест рукой.

– Мне бы хотелось еще кое-что объяснить вам, – она колебалась. – Часть из нас живет общиной, а святая сестра Магдалина пребывает в уединении. Это там.

Она показала кивком на стену. Майклу показалось, что в этой стене ничего не было, но, приглядевшись, он увидел небольшую дверь, почти скрытую за густыми ветвями.

Потом сестра Палом показала куда-то вверх.

– Вот видите, это задняя стена монастырской церкви, сеньор.

Майкл посмотрел туда, куда был направлен ее указующий перст и увидел остроконечный шпиль и рядом с ним колокольню.

– Вижу, – пробормотал он.

– Житие анахоретов – это очень старая традиция, – продолжала сестра Палома. – Святые обычно отгораживаются от мира стенами, они обитают за алтарем церкви и… – тут она замолчала, поняв по выражению лица Майкла, что он не слушает ее. – Хорошо, пойдемте. Я вас проведу туда.

Деревянная дверь вся была в трещинах, она не знала краски. К тому же она была очень низкой, настолько низкой, что Майклу пришлось согнуться в три погибели, чтобы пройти вслед за монахиней. Солнце разбросало светлые пятна на широком каменном пороге, источившимся от многих ступавших на него ног. Куда стремились все эти люди? В какой мир? Что жаждали обрести в нем?

Они оказались внутри какого-то помещения. Майкл ничего не видел из-за кромешной тьмы, которая их окружала. Единственным источником света была лишь открытая дверь, а он, стоя на пороге, закрывал собою свет. Сестра Палома забормотала по-латыни слова молитвы.

– Хвала Господу, – ответил ей, тоже по-латыни, другой женский голос.

У Майкла по спине побежали мурашки. Это место поразило его воображение своей необычностью, казалось, сделай он еще шаг и сразу же окажется в потустороннем мире. «Не будь дураком, – сказал он себе. Латинские словеса и мрачные ритуалы – именно это и позволяло им в течение стольких веков держать миллионы людей в узде. А на деле это лишь хитрая уловка для того, чтобы скрыть их неуемную жажду власти. И эти женщины – лишь слепое орудие в их руках, не более. Но тебя-то, Майкл Кэррен, на этом не проведешь».

С минуту он стоял, не двигаясь. Постепенно его глаза привыкали к темноте. Он уже мог различить сестру Палому, но та, другая монахиня все еще оставалась невидимой.

– Сестра Магдалина? – Совершенно неожиданно для себя заговорил Майкл.

Еще секунду назад он и помышлять об этом не мог.

– Меня зовут Майкл Кэррен, – негромко представился он. – Мне необходимо поговорить с вами.

Сестра Палома бесшумно повернулась, в ее лице Майкл увидел упрек:

– Сестра Магдалина это знает. Вам следовало бы самому дождаться, пока она не обратится к вам. Ее безмолвие может быть нарушено лишь по ее воле.

– Ничего страшного, Палома. Он этого не знал.

Отстраненный голос был хоть и низким, но очень приятным и совершенно не вязался с его представлениями об отшельничестве.

– Спасибо тебе за то, что привела ко мне моего гостя. Я ждала его. А теперь, оставь нас, пожалуйста.

Палома, сделав легкий поклон, удалилась, закрыв за собой дверь, и комната погрузилась во мрак.

– Присядь, дон Мигель. Справа от тебя есть небольшая скамейка.

– Мое имя – Майкл, а не Мигель. А титул упоминать не обязательно.

– В Кордове, в Андалузии, где ты родился, тебя нарекли Мигелем, – продолжал этот голос. Майклу даже показалось, что он расслышал в нем усмешку, – но я могу называть тебя и Майклом, если ты этого хочешь.

Он предпочитал не отвечать, а спрашивать.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что ждали меня? Как вы могли знать, что я к вам приду?

Она безмятежно рассмеялась. Смех этот был очень естественным, искренним, никакой издевки в нем не чувствовалось.

– Мне могут быть известны некоторые события, Господь рассказывает мне о них. О тебе он сообщил мне немногое, он лишь оповестил меня о том, что ты собирался сюда. Но, ты все еще стоишь, а этот потолок низковат для тебя. Будь добр, присядь, пожалуйста, расположись поудобнее.

– Как я могу сесть? Куда? Здесь темень, хоть глаз выколи. Ваш закон не дозволяет вам пользоваться лампой или свечой?

– Нет, просто я привыкла к темноте…

Раздался шорох, чуть погодя вспыхнула спичка и зажглась свеча.

– Так лучше, Майкл?

– Намного, – признался он.

Рядом он увидел небольшой стульчик. Он придвинул его ногой и сел, наклонившись вперед и пытаясь разглядеть эту женщину, но видел лишь темный бесформенный силуэт на фоне белой стены кельи. Значит, эта карга ему показываться не желала. Хорошо, будь по-твоему, это роли не играет.

– Я пришел к вам по поводу вашего письма.

– Я так и думала. Это письмо я написала давно, когда еще пребывала в мире.

– Это было шестнадцать лет назад. Вы послали его в Кордову моей матери. Для чего вы это сделали?

– Потому что Бог велел мне так поступить.

– Он вас и адресом снабдил? – Майкл не скрывал иронии.

– Нет, – ответила монахиня. – Исходящие от него вести не столь точны. Я узнала адрес на Калле Форталеза.

– В банке?

– Да, в Банке Мендоза. Донья Мария была тогда уже очень стара, но еще жива.

– Мария Ортега знала о том, что вы собирались написать моей матери?

– Да, знала. Донья Мария сама подсказала мне, где и как найти женщину по имени Лила Кэррен.

– Мне много раз говорили о том, что эта Ортега никогда никому запросто так ничего не делала. Как же вам удалось выудить у нее эти сведения?

– Мне было кое-что известно о ней, кое-что такое, при помощи чего я могла заставить донью Марию помочь мне.

– Что именно? – Майкл требовал ответа.

Ответ был дан не сразу:

– Не вижу причин, чтобы скрывать от тебя это, – заговорила сестра Магдалина. – Донья Мария давно умерла, и наказать ее или простить может лишь Господь наш.

Возникла новая пауза, затем монахиня продолжала. Голос ее изменился, теперь он был печальным.

– Мне известно, как это все произошло на самом деле. Я знала, что донья Мария убила своего мужа, это она своей рукой воткнула нож в спину дона Рикардо.

Майкл затаил дыхание.

– Не было такого человека, который бы не подозревал ее в этом, это ни для кого не секрет, но как вам удалось это доказать?

– Я ничего никому не доказывала. Я просто рассказала ей, как все было. Когда и где. Я рассказала Донье Марии о том, что она сама после этого чувствовала.

– Ради Христа! Женщина! – взорвался Майкл. – Твои эти вести оттуда, – он показал вверх, – известны всем и каждому, разве это не так? И ты хочешь, чтобы я в них поверил? Поверил в твой необыкновенный дар?

– Для меня не важно, поверишь ли ты в него или нет, Майкл. Но, если ты не веришь, что у меня были видения, то зачем ты пришел?

– Как я могу верить? Я ведь даже лица твоего не вижу. А что до того, почему я здесь, так раз уж ты так много знаешь, то почему бы тебе, черт возьми, не знать тех причин, которые заставили меня явиться сюда?

– Не сквернословь, пожалуйста, – тихо предостерегла монахиня. – Что касается моих видений, то они говорят мне о том, что я должна знать, чтобы потом суметь помочь тем, кому обязана помогать. Остальное в руках Божьих и я об этом не тревожусь.