– Витя. Тезки мы. Виктор – победитель значит. Пока можно без отчества.

– Нравишься ты мне, тезка-победитель. И оружие любишь.

– Люблю. Но вы рубитесь классно. Это пока единственное, что могу сказать о вас.

– А что поддался мне – молодец, – вдруг сказал Виктор-старший, – психологически точный ход.

– Когда это я поддавался? – вспыхнул Витя.

– Не кипятись, – Виктор Борисович похлопал его по плечу. – Считай, что проверку прошел! Сегодня никто из нас не вышел победителем, сегодня ничья.

Он протянул Вите визитную карточку.

– До понедельника!

Витя снял перчатку, подал руку противнику. Тот пожал ее крепко:

– Только на будущее учти – в поддавки я не играю! Не привык!

Комната в общежитии ВГИКа. В этой комнате живут Витя и его друг казах Тима, сценарист.

На сегодняшний вечер состояние комнаты можно определить так – слегка убранный «богемный беспорядок».

В комнате трое. Тима жарит яичницу с колбасой на большой электроплитке. Не первой свежести молодой человек, аспирант по кличке Робертино, в коротеньких штанах, обтягивающих его мощное тело, самозабвенно поет оперную арию. Крупный (в смысле габаритов) оператор Серега, больше похожий на спортсмена, чем на оператора, молча разгадывает кроссворд.

Серега прервал пение Робертино:

– Слышишь, ты вот умный – что это за стиль в архитектуре на букву «м», шесть букв?

– Темнота! – возмутился Робертино. – Модерн. Ты фантастически необразованный юноша! Вот что я сейчас исполнял?

– Откуда мне знать? – пожал мощными плечами Серега.

– Арию моего коллеги, художника Каварадосси из оперы Пуччини «Тоска». Ты кинооператор, а не знаешь, что такое модерн!

– А чё мне это? – отмахнулся Серега. – Ты покажи модерн, я тебе его сниму.

– Не злись, Робертино, он талантливый, – вступился за Серегу Тима. – Ты лучше еще спой, пока Витьки нету.

– Хорошо, – согласился художник, которого пол-общаги ненавидело за громкое оперное пение, – я спою арию герцога Мантуйского из «Риголетто» Верди. Для вашего же культурного развития, негодники!

– Вечность ты тут поешь! Ты ж во ВГИКе уже десятый год числишься! – закрыл уши Серега.

– Пятнадцатый, если быть точным, – поправил Робертино.

– Все-таки поразительный у нас институт, – вздохнул Тима, – попасть в него тяжело и вылететь невозможно.

– Зубы не заговаривай, что там с яичницей! – перебил его оператор. – Когда есть-то будем?

– Это когда Витька придет. Ждем режиссера! – ответил Тима.

– Она ж остынет! – заныл Серега. – Ты своему Витьке готов кофий в постель носить!

– Он талантливый, гению все позволено.

Тима не шутил. Он и впрямь так думал.

– Мы здесь все гении! – засмеялся Робертино.

– Нет, Витька гений особенный. И он друг. Вчера меня без документов поймали, сказали, что я нелегальный вьетнамец, так меня кто отмазал? Он! – гордо сказал Тима. – Полчаса ментам мозги пудрил анекдотами про то, как кино снимается. Меня и отпустили, даже денег ни копейки не взяли. У меня паспорт просроченный, а домой никак не съезжу!

– Бедняжка!

Робертино подсел к плитке и незаметно, как бы ненароком, съел половину яичницы. Вернее, просто проглотил.

– Ехать далеко, денег нет. Там у меня мама и три брата. Маленькие, – вздохнул Тима и вдруг увидел жующий рот аспиранта. – Что ты сделал, ты Витькин ужин сожрал!

– Милый Тима, прости! Чем я могу искупить свою вину? – сделав вид, что чуть плачет, жалобно проговорил Робертино.

– Эх, отец! – стукнул его по плечу мошной лапой Серега. – Говоришь, что я не культурный! Это в тебе нету никакой культуры, хоть и диссертацию пишешь. Как можно сожрать чужой ужин, не поделившись с голодным товарищем, а? Нет, ты ответь! Ответь!

В эту минуту в комнату ворвался уже знакомый нам восточный красавец. Звали его Фарик.

– Мужики, где я был! Я на такой клевой презентации был! Крутизна! Девочки с ногами, шампанское фонтаном, икра тазами! – громко и радостно орал он на всю комнату, доедая все, что оставалось на сковородке. – Звезды эстрады, политики. Я там познакомился кое с кем, имен называть не буду.

Друзья оцепенели от наглости красавца.

– Еще пара встреч для обсуждения деталей и все – сиди кури бамбук и получай дивиденды, – продолжал он врать.

– Ты зачем Витькин ужин съел? – наконец пришел в себя Тима.

– Кстати. О вашем командире. До того как съесть его ужин, сегодня днем я познакомил его с мощным спонсором. Если будет вести себя по-умному, скоро прогремим! Я это чувствую! Что вы на меня смотрите? Не верите? Вы же знаете – я медиум!

– Нет, Фарик, ты не медиум, ты сволочь. Когда прошлый раз мы по твоей рекомендации делали рекламу одному салону красоты, то мало того что нам не заплатили, так хозяйка еще месяц домогалась нашего Витьки и даже исчез! – Тима указал на Серегу.

– Я ж еле сбег! – с ужасом вспомнил Серега.

– Правда? Ну позвали бы меня, женщины – мой конек! – улыбнулся Фарик.

– Позовешь тебя! Ты бы ее увидал, на край света сбег! На нее хоть всем салоном сутки работай, бесполезно, – буркнул Серега.

– Я бы сыграл! – театрально захохотал красавец, воруя у Сереги из пачки сигареты. – Я артист!

– Вот не люблю артистов! Совсем не люблю! – Серега сплюнул. – И сейчас докажу это!

Он двинулся к красавцу. Робертино кинулся наперерез.

– Умоляю вас, дорогие, немедленно прекратите!

Серега уже схватил медиума за рубашку и толкнул на диван.

– А ну, запевай, Робертино! – скомандовал он.

Робертино запел. Фарик попытался закрыть лицо руками. Серега же мощным движением плеча развалил гору книг у дивана. Падая, они повалили за собой электроплитку со сковородой, где покоились жалкие остатки большой яичницы.

В дверях появился Витя. Робертино оборвал свое пение. Воцарилась пауза.

– Азиаты, мавры и сарацины, что здесь было? – грозно спросил режиссер.

– Отец, мы ж тебя ждали! – жалобно простонал Серега. – Эти две сволочи ужин сожрали!

– Яичница была! – сказал грустно Тима.

– Спасибо, я не голодный, – вдруг улыбнулся Витя. – И вот что, этого бить не надо, – он указал на восточного красавца, – потому что благодаря ему на нас клюнула крупная рыба. Сначала мы снимем «заказуху» – какой из нашего героя офигенный депутат получится, а потом он даст денег на наше кино!

– Это он так сказал? – поинтересовался Робертино.

– Это я так думаю. А я редко ошибаюсь!

Витя и Тима не спали.

– А может, он сволочь, этот твой будущий депутат? – предположил Тима.

– Какая тебе разница? Ты сценарист, напишешь для него текст. Получишь бабки.

– Я вранья не люблю! – заметил Тима.

– Да, а домой ты хочешь поехать? А кушать не меньше двух раз в сутки! Ради осуществления мечты надо идти на все, даже снимать фильмы про дебилов. А уж умные разберутся, кто чего стоит! – завелся Витя. – Ладно, спи давай! Может, еще все обломается…

Но ничего не обломалось.

Фехтовальный зал. День. Серега с видеокамерой на плече, Тима с микрофоном и командующий парадом Витя интервьюировали Виктора Борисовича на фоне боев. Говорил он четко, камеры не боялся. В руках держал шпагу.

– Есть что-то удивительно благородное в этом оружии. Сегодня мы, к сожалению, забыли, что есть благородство и честь. Что наши деды и прадеды ставили ее выше жизни. Ошибки смывались кровью. Дуэли были не забавой, но показателем того, что жизнь духа – превыше жизни плоти. Приходя в этот зал, я словно попадаю в те прекрасные времена. Я ностальгирую по ним.

Они снимали его на улицах Москвы.

На Воробьевых горах, откуда весь город виден как на ладони.

В каких-то офисах…

«Герой дня» говорил слова о любви к родине, о чувстве собственного достоинства и о других «высоких материях».

Через неделю, когда он позвал их к себе, Витя сказал Тиме: