– Нет!

– Почему? Отец мой…

Это был отчаянный крик души. Она медленно опустилась на колени и умоляюще сложила руки.

– Почему? – повторила она со слезами в голосе. – Отпустите меня! Если я потеряю любимого, мое сердце перестанет биться, я не смогу дальше жить.

– Потому что вы не можете сейчас уезжать. Вы думаете только о ваших чувствах, о вашей боли. А что будет с вашим сыном, со старой умирающей женщиной, у которой нет никого, кроме вас?

Катрин опустила голову. В своем отчаянии она совсем забыла об умирающей госпоже Изабелле, и теперь ей было стыдно. И все же внутри себя она слышала не только упреки совести, но и протесты своей любви. Никто не хотел думать об Арно. Тяжело вздохнув, она сказала:

– Я остаюсь.

Тогда зазвучал голос Готье:

– Вы должны остаться, госпожа Катрин, ради той, которая умирает, и ради ребенка. Но я – свободный человек и могу поехать, коль вы разрешите. Я разыщу мессира Арно. Что мешает мне сделать это?

Катрин с признательностью посмотрела на Готье.

– Это правильно, ты можешь разыскать его, но вернуть его не сможешь. Тебе это хорошо известно. Никому не удавалось заставить его менять решения.

– Я сделаю, что смогу. По крайней мере, это облегчит вашу душу. Если мессир Арно исцелится, я верну его вам, даже силой. А нет… так я вернусь. Отпускаете ли вы меня?

– Как я могу тебе отказать. Ты моя единственная надежда.

– Тогда я еду.

Часом позднее, стоя у южных ворот Монсальви с Сарой и Сатурненом, Катрин прислушивалась к удаляющемуся топоту копыт лошади. Снабженный провизией, деньгами и одеждой, Готье продвигался вперед в поисках следов Арно и Фортюна, оседлав мощного першерона[24], не отличавшегося красотой, но зато очень надежного.

Когда темнота поглотила всадника и заглушила последние звуки копыт, Катрин поплотнее завернулась в свою накидку, взглянула на звездное небо и вздохнула:

– Найдет ли он его? Эти южные края такие же непонятные, как и страны Великого Хана.

– Его преосвященство аббат сказал ему, что он должен следовать по дороге, отмеченной ракушками. Он просил его запомнить названия первых пунктов, потому что Готье не умеет ни писать, ни читать, – сказал Сатурнен. – Будем надеяться, госпожа Катрин. Хоть он и не верит в Бога, я знаю, что Святая Дева и святой Иаков помогут ему. Они не оставляют без своей милости тех, кто пускается в дальний путь.

– Он прав, – поддержала его Сара, – Готье не только сильный, но и толковый человек. Он верит в себя и способен своротить горы. А теперь пойдем домой. Госпожа Изабелла нуждается в нашей помощи. Вернешься, поцелуешь сына и найдешь в себе мужество исполнять свой долг.

Катрин не отвечала. Она подавила в себе чувство сожаления и тихонько шла к аббатству. Но ей было ясно, что она уступила обстоятельствам, а ее желание разыскать Арно не исчезло бесследно. Она еще долго убаюкивала Мишеля этим вечером, держа ребенка на руках и согревая свое страдающее сердце любовью к сыну…

Изабелла де Монсальви умерла на следующий день после праздника святого Михаила без страданий, агонии, почти умиротворенная. Радость посетила ее в последний раз накануне смерти: она видела, как ее внук впервые принимал почести от своих вассалов.

Сатурнен в качестве старосты и в соответствии с прописями Монсальви решил, что в день своих именин ребенок должен быть признан сеньором маленького поселения. Теперь, когда король вернул семейству Монсальви их звания и земли, день 29 сентября казался Сатурнену самым подходящим для проведения торжеств, тем более что совпадал с праздником пастухов, которые в это время года собирались на плато Монсальви.

На деревенской площади перед церковью поставили большую скамью на пьедестале, украшенном гербами Монсальви, и после торжественной проповеди аббата Бернара Мишель и его мать уселись на нее и принимали почести подданных, разодетых в самые лучшие свои платья. Сам Сатурнен, одетый в платье из коричневого сукна, с серебряной цепью на шее, преподнес хозяевам на подушке хлебные колосья и гроздья винограда. Он произнес речь, немного путаную, но принятую с энтузиазмом всеми жителями Монсальви. Крестьяне окрестных ферм подходили к Мишелю и целовали ему ручку. Мальчик смеялся, радовался своему красивому костюму из белого бархата, в который его одела Сара, и явно интересовался золотой цепью с топазами, надетой матерью ему на шею. По правде говоря, церемония затянулась и утомила ребенка. Ведь ему было всего два года. Но танцы пастухов и состязания в силе привели маленького сеньора в восторг. Катрин не могла удержать Мишеля, который, встав на скамью, прыгал, как чертенок. Сидевшая рядом с ним в кресле бабушка умилялась, глядя на него. Чтобы она могла наблюдать за торжествами, ее принесли на носилках и усадили под навесом.

День закончился у большого костра, зажженного Мишелем, руку которого направляла Катрин. А потом, когда мальчики и девочки стали бросаться в траву за мелкими серебряными монетами, уставшего сеньора унесли домой, потому что он заснул на руках Сары, прислонив белокурую голову к ее плечу.

В течение всего дня Катрин скрывала свою глубокую грусть: провозглашение Мишеля сеньором отодвигало его отца в прошлое. За последние шесть недель о нем так ничего и не было слышно.

На следующее утро жители Монсальви, допоздна не ложившиеся спать и радовавшиеся прелестям жизни, были разбужены мрачным звоном колоколов, извещавшим о смерти старой хозяйки замка…

Сара, принесшая ей кружку молока, застала графиню бездыханной. Она лежала, выпрямившись, держа руки на четках, на ее побелевших руках блестел изумруд королевы Иоланды. Сара задержалась в дверях комнаты, пораженная необыкновенной красотой мертвой женщины. Следы болезни исчезли, лицо стало ровным, спокойным и более молодым. Ее белые волосы двумя косами лежали вдоль щек, и сходство ее с сыновьями было еще ощутимее.

Сара перекрестилась, поставила кружку с молоком и вошла к Катрин, которая только что заснула. Она потихоньку потрясла ее за плечо. И, когда молодая женщина подскочила в постели, глядя испуганными глазами внезапно разбуженного человека, она проговорила:

– Госпожа Изабелла перестала страдать, Катрин. Тебе надо встать. Я пойду сообщу аббату, а ты возьми Мишеля и отнеси его к Донасьене. Смерть – малоинтересный спектакль для ребенка.

Катрин послушалась и действовала как во сне. Со времени своего возвращения она ожидала этого конца. Она знала, что старая дама желала его как избавления от страданий, и разум подсказывал, что не следует расстраиваться: Изабелла наконец умиротворилась. Катрин почувствовала, что присутствие Изабеллы было для нее много ценнее, чем она предполагала ранее. Но вот ее не стало, и она еще острее почувствовала свое одиночество.

Чуть позже она с помощью Сары переодела Изабеллу в одежду монахини ордена святой Клер, в которой та пожелала уйти в вечный сон. Стоя у изголовья кровати, они молча смотрели на суровое черное одеяние, придававшее удивительное величие старой графине, готовой, как казалось, вот-вот приоткрыть тяжелые веки. Очень осторожно Катрин сняла с пальца Изабеллы изумрудный перстень, так мало соответствовавший монашескому наряду.

Пришел аббат с двумя священнослужителями. Они принесли с собой кадило и святую воду.

Три последующих дня прошли для Катрин как мрачный сон. Тело Изабеллы было выставлено на хорах церкви, и около него дежурили монахи. Катрин, Сара и Донасьена сменяли друг друга у гроба. Для Катрин часы, проведенные в церкви, были чем-то нереальным. Чтобы избавиться от чувства страха, Катрин попыталась молиться, но мысль была вялой и слова не приходили на ум… Она не знала, с чем обращаться к Богу. Ей было легче говорить с умершей.

Вечером четвертого дня тело Изабеллы де Вентадур, госпожи Монсальви, было опущено в могилу в присутствии всех местных жителей. За деревянной решеткой ограды сильные голоса монахов аббатства исполняли псалмы.