– Успокойтесь, мама. Я всегда буду около него. Я хотела бы выстроить для него дом недалеко отсюда, где он мог бы жить в стороне от людей, но жить достойно, соответственно его вкусам и рангу… Я так мечтала вырвать Арно из этой ужасной богадельни!

Глаза больной засияли от радости. Она торопливо положила свою исхудавшую руку на руку Катрин.

– Да, да! Сделайте так, уберите его из этого жалкого места. Мы ведь теперь богаты.

– Даже очень богаты, мама, – улыбнулась Катрин, сдерживая слезы. – Монсальви возродится еще более красивым и прочным, чем был раньше… Брат Себастьян, архитектор монастыря, начал готовить чертежи нового замка, а Сатурнен вместе с послушником Пласидом ищут карьер рядом с Трюйером. Как только подготовка будет закончена, работы найдется для всей деревни. Скоро и вы получите достойное помещение.

Грустно улыбнувшись, Изабелла покачала головой. Ее взгляд остановился на руке Катрин, увидев изумруд королевы Иоланды, сверкавший словно зеленый глаз. С тех пор как Катрин получила его, она не снимала кольцо с руки. Поймав взгляд старой дамы, она сняла перстень с пальца и передала его в исхудавшие, но еще такие красивые руки, по форме напоминавшие руки Мишеля.

– Это залог дружеского отношения королевы Иоланды к семье Монсальви. Видите этот герб, вырезанный на камне? Оставьте его себе, мама, он вам очень идет.

Изабелла с радостной, почти детской улыбкой рассматривала украшение и, обратив признательный взгляд к Катрин, сказала:

– Я беру его взаймы, скоро я вам, дочь моя, его верну. Да, да… Не возражайте. Я это знаю и к этому готова. Смерть не пугает меня, наоборот… Она отведет меня к тем, кого я оплакивала всю жизнь: моего дорогого супруга и Мишеля, которого вы пытались спасти. И там мне будет хорошо.

Она молча рассматривала изумруд, преломивший свет в морскую воду, потом спросила:

– А знаменитый черный бриллиант? Что стало с ним?

Лицо Катрин слегка нахмурилось.

– Я его потеряла, а потом нашла. Но он успел причинить немало зла. И я поклялась, что он перестанет делать зло.

– Как же?

– Через несколько дней я подарю этот бриллиант той, которая не боится его дьявольской силы.

– Он действительно так злосчастен?

Катрин встала, ее глаза больше не видели маленькой комнаты. Как и в прошлую ночь, на нее навалилось видение пожара, испепелившего Кальвие. Она крепко сжала рот, боясь закричать, и проговорила с ненавистью и трепетом:

– Даже больше, чем вы можете предположить. Он не перестает делать зло, делает это почти ежедневно, но я сумею лишить его этой силы! Я свяжу сатану и брошу к ногам той, которая однажды раздавит гадюку голыми ногами. Нашитый на одеяние Черной Девственницы из Пюи, черный бриллиант станет бессильным.

Слезы засеребрились на глазах старой Изабеллы.

– Самой судьбой вы предназначены нам, Катрин. Инстинктивно вы обнаружили старый обычай хозяев Монсальви, которые в дни войны и опасности обращались за святой помощью в Пюи и относили туда свои лучшие украшения. Вперед, дочь моя, вы рассуждаете как настоящая Монсальви.

Катрин не ответила. Они и без слов понимали друг друга. Им достаточно было и молчания: отныне они понимали друг друга. К тому же аббат Бернар зашел к больной, как он это делал каждый вечер. И Катрин, поцеловав его руку, ушла, оставив их одних. Она хотела пойти на кухню к Саре, которая купала Мишеля, но, когда проходила через общий зал, к ней подбежал портье.

– Госпожа Катрин, – сказал он, – старый Сатурнен милостиво просит вас зайти к нему. Он говорит, что речь идет о чем-то очень важном.

В качестве старосты Монсальви Сатурнену было поручено нанимать рабочих для строительства замка. Решив, что нужно урегулировать какие-то проблемы найма или расчетов, Катрин не стала предупреждать Сару о своем отсутствии.

– Хорошо, я иду, – ответила она. – Спасибо, брат Осеб.

Посмотревшись в маленькое зеркальце и убедившись, что ее платье из голубой саржи не помялось, а головной убор из белой льняной ткани блестит безукоризненной чистотой, Катрин вышла из замка и направилась к дому Сатурнена, расположенному в нескольких шагах на Гран-Рю.

В этот вечерний час крестьяне возвращались веселыми группами с полей, где в разгаре был сбор урожая.

Дом старосты Сатурнена находился почти у самых южных ворот деревни, рядом с квадратной оборонительной башней. Он выделялся своей высокой крышей и был самым красивым домом деревни, блиставшим фламандской чистотой. Старый Сатурнен ждал Катрин, сидя на высоком крыльце. Его морщинистое лицо выражало тревогу, а похожий на галошу подбородок почти касался носа.

Уважительно поздоровавшись с Катрин, он протянул ей руку и повел в дом.

– Тут пришел один пастух из Вьейеви, деревни, находящейся в четырех лье от нас, и говорит странные вещи. Поэтому я попросил прийти вас сюда.

– Вы правильно поступили. Что же странного он сказал?

– Сейчас узнаете. Входите.

На кухне сидел мальчик, одетый в грубое сукно и колпак из овечьей шкуры. Увидев вошедшую Катрин, он встал, неловко поклонился и застыл в ожидании разговора.

– Перед тобой, мой друг, хозяйка Монсальви. Расскажи ей, что ты видел в воскресенье утром.

Пастушок слегка покраснел, смущенный присутствием этой важной дамы, и голос его, вначале едва слышимый, вызвал интерес у Катрин.

– В воскресенье утром я сторожил овец на плато за Гарригой… Я увидел двух всадников, приехавших из Монсальви. Один из них – высокий и красивый – был одет во все черное. На лице у него была черная маска, а вот лошадь была белая как снег.

– Моргана, – прошептала Катрин.

– Другой был небольшого роста, худой и желтый, с горящими глазами и острой бородкой. Тот, что в маске, не произнес ни одного слова, а маленький спросил, знаю ли я старосту из Монсальви. Я сказал, что видел его несколько раз. Тогда он спросил, соглашусь ли я быстро отнести письмо мэтру Сатурнену, и дал мне экю.

– Где это письмо? – спросила Катрин.

– Вот оно, – ответил Сатурнен, протягивая запечатанное послание, которое она взяла дрожащей рукой.

– Вы его не открывали?

– Как я мог? Оно предназначено вам.

На письме было написано: «Для госпожи Катрин де Монсальви, когда она вернется».

Катрин показалось, что белые стены комнаты закружились вокруг нее. Эти несколько слов были несомненно написаны рукой самого Арно! Невольно она прижала пергамент к сердцу, борясь с разбушевавшимися чувствами. Это заметил Сатурнен, решивший отпустить пастушка.

– Ты можешь быть свободным.

Но Катрин остановила его:

– Подожди, я хочу отблагодарить тебя, мальчик.

Она уже копалась в своем кошеле, но пастушок стал отказываться:

– Нет, брагородная дама! Я уже получил вознаграждение. Лучше купите у меня сыры.

– Я покупаю все твои сыры, мальчик! И да благословит тебя бог.

С этими словами она высыпала в руку удивленного пастушка все содержимое своего кошеля, и он ушел. Катрин не терпелось остаться одной и прочитать драгоценное послание.

– Никто в Монсальви не должен знать, кого повстречал мальчик, и в первую очередь госпожа Изабелла, – сказала она, обращаясь к Сатурнену.

– Это был мессир Арно? Не так ли?

– Да, это был он. Лепрозорий в Кальвие сгорел прошлой ночью. Он, видимо, чудом избежал несчастья. Но лучше бы ей об этом не знать.

– Не бойтесь. Никто ничего не узнает. Для всех мессир Арно погиб в Карлате. А теперь я вас на время оставлю.

– Спасибо, Сатурнен… Вы добрый человек!

Он на цыпочках вышел и старательно прикрыл дверь.

Катрин устроилась на приступочке у погасшего очага и медленно развернула пергамент. Руки ее дрожали от возбуждения и радости, слезы туманили глаза так, что она вначале с трудом разбирала решительный почерк своего мужа. Она провела рукой по лицу, словно старалась снять с него вуаль.

«Катрин, – говорилось в письме, – я никогда не был силен в упражнениях с пером и чернилом, но прежде, чем навсегда исчезнуть, я хочу попрощаться с тобой и пожелать тебе счастья, заслуженного тобой. Ты его нашла, как мне сказали, и мое пожелание уже не имеет силы. Я ведь, увы, заживо мертвый, который еще может думать. Но я вправе сказать тебе, что отныне ты свободна по моей воле». Сердце Катрин екнуло. Пальцы вцепились в пергамент, и она мужественно продолжила чтение. Дальше было хуже.