– Вы прекрасно играете свою роль, моя дорогая Катрин, и я как знаток высоко оценил исполнение, особенно в сцене сражения. Никогда не мог подумать, что мадам де Бразен может драться, как уличная девка. И не кажется ли вам, что со мной лучше играть в открытую?
Горькая усмешка пробежала по ее губам.
– Как вы меня узнали?
– Это было нетрудно. Я знал, что вы здесь под видом цыганки.
– Как вы могли узнать?
– У меня повсюду, где только нужно, есть шпионы. Между прочим, и в замке Анжу тоже. Один из них, видевший вас в Шантосе, узнал вас. Он следил за вами, когда вы ходили к Гийому гримеру. Должен сказать, что этот отвратительный тип отказался говорить о вас и вашем преображении, хотя мы об этом его убедительно просили…
– Значит, это вы пытали и убили его? – испуганно воскликнула молодая женщина. – Я-то должна была узнать вашу руку!
– Да, это был я. К сожалению, он не поведал о причинах этого маскарада, и наша настойчивость не помогла.
– Этих причин он не знал!
– Я уже пришел к такому заключению. Теперь рассчитываю на вас: может быть, вы скажете? Имейте в виду, что у меня на этот счет сомнений нет…
Эта высокая мрачная фигура, склонившаяся над ней, причиняла невыносимые страдания. Чтобы отделаться от него, она встала, отошла к открытому окну и прислонилась к нему. Их глаза скрестились, и она выдержала его взгляд.
– Так зачем же я приехала сюда, по-вашему?
– Возвратить свои богатства. Это вполне законно, и я могу понять ваши намерения.
– Мои богатства?
Жиль де Рец не успел ответить. В дверь постучали, и она открылась еще до того, как хозяин разрешил войти. Два стражника, вооруженных копьями с широкими лезвиями, прошли в комнату и замерли по обе стороны от дверей. На пороге появился толстый квадратный человек, настоящая жирная туша, облаченная в необъятные бархатные одежды, расшитые золотом, из которых торчало красное, раздувшееся, нахальное лицо с короткой коричневой бородкой.
– Дорогой кузен, – заорал он. – Я пришел поужинать с тобой! У короля можно умереть от скуки.
Узнав Жоржа де Ла Тремуя, Катрин инстинктивно отпрянула. Кровь прилила к ее лицу. Все в ней смешалось: радость, гнев и ненависть. Со злорадством она отметила, что он стал еще толще, что его кожа, растянувшаяся от лишнего жира, стала болезненно-желтой, а учащенное дыхание говорило о подорванном здоровье.
Продолжая тщательно изучать своего врага, она чуть не открыла рот от удивления, увидев странный головной убор главного камергера. Это было подобие золотого тюрбана, придававшего ему вид восточного сатрапа; в складках тюрбана блистал всеми огнями единственный, неповторимый и великолепный черный бриллиант Гарена де Бразена!
Стены, потолок – все поплыло в глазах Катрин, ей казалось, что она сходит с ума. В темном углу, где она укрылась, увидев Ла Тремуя, Катрин нащупала табурет и свалилась на него, не слыша больше, о чем говорили мужчины. Она безуспешно пыталась понять, как сказочный бриллиант мог попасть в руки камергера.
Перед глазами возникла сцена: она видела себя в таверне Обюссона вручающей уникальный камень Жаку Керу. Что он сказал ей тогда? Он заложит бриллиант у одного еврея из Бокэра, имя которого она даже запомнила: Исаак Арабанель! Как в таком случае бриллиант мог очутиться на тюрбане Ла Тремуя? Перехватили ли Жака по дороге из Обюссона в Клермон? Попал ли он в засаду? А если он… Она даже мысленно не решилась произнести фатальное слово, и слезы подступили к глазам.
Да, для того чтобы толстый камергер мог завладеть бриллиантом, Жак Кер должен был распрощаться с жизнью. Никогда, ни за что он не мог добровольно отдать в чужие руки доверенное ему сокровище Катрин… Тем более этому человеку, которого он ненавидел так же, как и она.
Катрин на минутку закрыла глаза и не заметила, как Ла Тремуй, посмотрев на нее с любопытством, приблизился. Она подскочила, когда жирный, мягкий палец, отягощенный перстнями, поднял ее подбородок.
– Ей-богу, красивая девочка! Где ты нашел это чудо, кузен?
– В лагере у цыган! – недовольно ответил Жиль де Рец. – Она сражалась с другой черной козой. Я их разогнал и увел эту, оценив ее красоту.
Ла Тремуй изволил улыбнуться, показывая испорченные черно-зеленые зубы. Его рука легла на голову Катрин так, будто он заявлял о своем приобретении. Ее передернуло от отвращения.
– Ты правильно поступил. Тебе в голову пришло хорошее решение оставить эту дикую козочку. Встань-ка, детка, я посмотрю на тебя получше.
Катрин подчинилась, а в голове вихрем проносились мысли. Если Жиль де Рец выдаст ее, она пропала. Они с Тремуем были не только двоюродные братья, но и союзники, объединенные заключенным соглашением. Сам Жиль говорил об этом в замке Шантосе. Ей было предложено пройтись по комнате под оценивающим взглядом толстого камергера, который рассуждал о ее достоинствах, как о породистой лошади.
– На самом деле очень хороша. Настоящее сокровище, достойное королевской постели. Грудь округлая и гордая, прекрасные плечики… ножки, кажется, длинные… а лицо превосходно! Большие глубокие глаза… эти чудные губы.
Астматическое дыхание Ла Тремуя стало еще прерывистее, и он беспрестанно облизывал губы.
Почувствовав, что надо играть до конца и что слишком скромное поведение не соответствует представлениям о девушке из Египта, Катрин заставила себя кокетливо улыбнуться своему врагу. Ее походка стала провоцирующей, и она даже подмигнула камергеру, от чего он стал фиолетовым.
– Чудная, – прошепелявил он. – Как могло случиться, что я не видел ее раньше?
– Это беженка, – пробасил Жиль де Рец. – Всего несколько дней назад она прибилась к лагерю Феро вместе со своей теткой. Они бывшие рабыни.
Слава богу! Жиль, кажется, не думал раскрывать ее настоящую личность. Она почувствовала облегчение.
Ла Тремуй пожелал, чтобы на его вопросы отвечала Катрин, а не Жиль.
– Пусть она сама ответит, я хочу слышать ее голос. Как тебя зовут, малышка?
– Чалан, сеньор! На нашем языке это значит «звезда».
– Тебе это имя великолепно подходит. Пойдем же со мной, прекрасная звезда, мне не терпится познакомиться с тобой поближе.
Он уже схватил руку Катрин и, повернувшись к Жилю де Рецу, сказал:
– Спасибо за подарок, братец. Ты всегда знаешь, что мне надо дарить.
Но Жиль встал на их пути. Плотно сжатый рот не обещал ничего хорошего, а темные глаза блестели опасным огнем.
– Минуточку, кузен. Это верно, я для тебя подобрал эту девку, но я не хочу отдавать ее сегодня.
Катрин с удивлением посмотрела на Жиля. Она полагала, что он полностью зависит от своего противного кузена. И вот оказывается, что они не были такими дружными, как ей представлялось. Наоборот. Безмерная надменность Жиля не позволяла ему быть преданным вассалом. Его трудно было представить зависящим от кого-либо, а в эту минуту глаза Жиля излучали уничтожающий огонь.
Чем же кончится дуэль между тигром и шакалом?
Маленькие глазки Ла Тремуя, заплывшие жиром, стали еще меньше, а толстые губы сердито надулись. Но он не выпустил ее руку. Катрин заметила, что рука, державшая ее за запястье, стала мокрой. Видимо, Ла Тремуй боялся своего опасного кузена. К удивлению, его голос был ровным, когда он спросил:
– А почему не сегодня?
– Потому что сегодня вечером она принадлежит мне. Это я ее нашел, спас от когтей другой цыганки, собиравшейся убить ее, привел сюда и отмыл от грязи. Ты ее получишь завтра, а уж, по крайней мере, эту ночь я проведу с ней.
– Здесь все подчиняются мне, – сказал с тревожной нежностью в голосе Ла Тремуй. – Стоит мне только приказать, и двадцать человек…
– Но ты этого не сделаешь, дорогой кузен, потому что все равно не получишь эту девочку. Я лучше убью ее. И потом, я слишком много знаю, чтобы ты посмел так поступать со мной. Что скажет, например, твоя жена, моя кузина красавица Катрин, если узнает, какое великолепное колье из золота с эмалью ты подарил премилой жене местного старшины за одну проведенную с тобой ночь?