Зрелище, открывшееся ему, вид разъяренной Катрин ошеломили молодого человека. Он вытаращил глаза, открыл рот, но не мог произнести ни единого слова. В это время оскорбленная Катрин рычала:

– Чего вы ждете? Я вам уже велела убираться! Вам давно пора быть за дверью!

По-видимому, он окаменел, и когда наконец заговорил, то не нашел ничего лучшего, как спросить:

– Кто… кто вы такая?

– Это вас не касается! О вас же я могу сказать, что вы нахал! Убирайтесь!

– Но… – начал несчастный.

– Никаких «но»! Вы еще здесь?

Возмущенная Катрин схватила большую губку и бросила ее, пропитанную водой, в противника. Губка попала ему точно в лицо. Катрин оказалась меткой. Его голубая шелковая накидка с гербом вмиг намокла. На этот раз он отступил. Бормоча извинения, шевалье выбежал, громыхая доспехами. Катрин вышла из ванны с видом оскорбленной королевы, однако обе служанки даже пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей.

– Ну так что же? – спросила она сухим тоном.

– Знает ли почтенная дама, с кем она только что имела дело? – наконец выговорила одна из них. – Это мессир Пьер де Брезе! Он приближенный королевы, и Ее Величество к нему очень прислушивается. Кроме того…

– Хватит! – отрезала Катрин. – Пусть это был бы король, я поступила бы точно так же. Вытирайте меня, мне холодно!

Катрин отогнала от себя мысли о невоспитанном визитере и пожелала себе больше не встречаться с ним, понимая комичность положения, в которое он ее поставил.

И все же именно его она увидела первым на следующее утро, когда вошла в главный зал замка, куда ее позвала герцогиня-королева, но странная вещь – она более не чувствовала себя особенно оскорбленной. Хороший сон, плотный завтрак, ванна сотворили чудо. Она ощутила себя совсем другой женщиной, полной сил и готовой к любым сражениям.

Зная крайнюю нужду Катрин, Иоланда послала ей на выбор несколько платьев. То, которое она выбрала, было сшито из тяжелой черной парчи, сверху – сюрко[12] из серебристого сукна, отделанного соболем. Заостренный хеннен из той же парчи, с которого спускалась муслиновая с серебром вуаль, завершал богатый траурный наряд, подчеркивавший красоту женщины. И если, глядясь в зеркало, Катрин еще и имела какие-то сомнения, то шум, которым было встречено ее появление в зале совета, положил им конец. Ловя восхищенные взгляды, она в наступившей тишине приблизилась к трону королевы Иоланды.

Помимо королевы и Катрин, в зале были только мужчины, семь или восемь человек. Среди них выделялся ростом Пьер де Брезе. Импозантный коннетабль де Ришмон стоял на ступеньках трона рядом с королевой, а немножко ниже в кресле сидел старый человек, лет восьмидесяти шести. На нем было одеяние священника. Слабым глазам помогали очки. Это был Ардуен де Бюди, епископ Анжу.

Катрин пришлось побороть внезапное замешательство. В огромном зале многоцветные знамена слегка покачивались под каменными сводами, стены были скрыты под огромными роскошными гобеленами голубых и красных тонов с изображениями фантастических сцен из Апокалипсиса святого Иоанна. Тишина стояла такая, что шуршание ее шелкового платья отдавалось в ушах Катрин, и не успела она пройти и полпути, как раздались быстрые шаги: коннетабль шел ей навстречу.

Подойдя к ней, Артур де Ришмон поклонился и предложил сжатый кулак, чтобы она положила на него руку, потом тихо сказал: «Добро пожаловать к нам, мадам де Монсальви! Более чем кто-либо мы рады видеть вас. Вас, которая так пострадала за наше дело! Ваш муж был совсем молодым, когда сражался на моей стороне в Азенкуре, но его храбрость уже тогда была отмечена. Я его очень любил, и мое сердце разрывается от мысли, что он мертв!»

Свободное от шлема волевое лицо бретонского принца – он должен был занять место отца на герцогском троне, – изборожденное старыми шрамами, но облагороженное прямым взглядом голубых глаз, предстало перед ней. Катрин увидела в его глазах то неизменное доверие, которое он выражал ей во время их первой встречи на его помолвке с сестрой Филиппа Бургундского, уже бывшей к тому времени вдовой. Этот человек был прочен, как стена, прям, как клинок шпаги, благороден, как золото. Борясь со слезами, она улыбнулась ему, сделала реверанс и положила руку на его кулак.

– Монсеньор, ваша встреча взволновала и тронула меня до слез. Прошу вас располагать мною так же, как вы бы располагали услугами моего дорогого мужа, верни мне его божья милость! У меня есть только одно желание: отомстить и вернуть моему сыну то, что ему принадлежит по праву.

– Все будет так, как вы желаете. Пойдемте!

И так рука об руку они приближались к трону, где их ждала Иоланда. Она улыбнулась молодой женщине.

– Поклонитесь епископу нашего города и садитесь с нами, – сказала она, указывая ей на бархатную подушку на ступеньках у трона.

Когда Катрин села, ей представили присутствующих. Здесь были, кроме Пьера де Брезе, не сводившего с нее глаз, сеньор де Шомон, супруг милой Анны, ее брат Жан де Бюэй, губернатор Сабле, Амбруаз де Лоре, Прежан де Котиви, личный друг коннетабля, и, наконец, скромный человек с грустным лицом, сидевший немного поодаль, оруженосец Ришмона по имени Тристан Эрмит. Все были молоды, самый старший из них – сорокалетний коннетабль. Один за одним они подходили и целовали руку молодой женщине. Правда, Брезе добавил к поцелую вздох и так посмотрел, что Катрин зарделась. Но она быстро отделалась от смущения. Какое ей было дело до этого человека в такой серьезный момент? Речь пойдет об отмщении, а не об ухаживаниях за первой попавшейся дамочкой! Она строго посмотрела на него и отвернулась.

– Мои сеньоры, мы все в сборе и не можем надеяться на присутствие капитанов Ла Ира и Сентрайля, сражающихся в Пикардии. Во время вашего последнего сентябрьского совещания в Ванне на похоронах герцогини Бретани мадам Жанны де Валуа вы заключили договор о ликвидации Жоржа де Ла Тремуя. Мне нет необходимости говорить о его преступлениях. Не удовлетворившись выдачей англичанам Жанны д'Арк, распространением террора по всей земле королевства, доведя до нищеты народ и обогащаясь самым скандальным образом, бросая в тюрьму лучших из нас, таких, как ваш кузен Людовик д'Амбуаз и Арно де Монсальви, отдав англичанам город Монтаржи, принадлежавший мадам де Ришмон, перенеся войну на нашу собственную землю, разорив и опустошив руками своего слуги Вилла-Андрадо земли Оверни, Лимузена и Лангедока, этот человек осмеливается препятствовать попыткам сближения, которые мы несколько месяцев терпеливо ведем с герцогом Бургундии. Почти целый год представитель Папы кардинал святого Креста Николя Альбергати проводит совещание за совещанием с посланниками Бургундии, чтобы прийти к миру. Что делает в это время Ла Тремуй? В октябре прошлого года он пытался осаждать Дижон и даже предпринял неудавшуюся попытку убийства герцога Филиппа в тот момент, когда смерть герцогини де Бофор, сестры Филиппа, нарушила союз с Англией. Так не может больше продолжаться! Мы никогда не изгоним англичан и не вернем мир королевству, пока главный камергер будет удерживать короля в своих когтях. Вы поклялись, мои сеньоры, освободить Францию от него. Я жду ваших предложений.

Тишина наступила после выступления королевы. Катрин затаила дыхание, взвешивая услышанное здесь. Она увидела, насколько была в стороне от всех этих событий, не без удивления узнала о попытке убийства своего бывшего любовника Филиппа Бургундского, что, впрочем, не вызвало у нее особых эмоций. Нити, связывающие их, были давно разорваны и не оставили следов, упали в воду, как обрубленный канат корабля, уходящего в дальнее плавание, словно не она, а кто-то другой пережил бурные часы в объятиях красивого герцога, словно это была рождественская сказка.

Все, в том числе и Катрин, обратили взоры на коннетабля. Опустив голову, скрестив руки на груди, он, кажется, глубоко задумался о чем-то. Нарушил тишину старый епископ. Его голос громыхал, как треснувший колокол.