Дед замолк, а бабушка продолжала говорить, хотя голос ее стал тише. Она сказала: "Твой настоящий дедушка искал правду на небесах и там изменил веру. Его крестили святой водой, и ныне он пребывает в раю. Святые все до единого — бывшие епископы и кардиналы. А упорствующие в заблуждениях жарятся в геенне огненной. Если не веришь, попроси знамения.
— Какого знамения?
— Расстегни наволочку, разорви подушку по шву — внутри ты увидишь корону из перьев. Человеческой руке не под силу создать такую.
Бабушка исчезла, и Акша забылась тяжелым сном. На рассвете она проснулась и зажгла свечу. Помня бабушкины слова, расстегнула наволочку и распорола подушку. То, что она увидела, казалось невероятным, трудно было поверить глазам: пух и перья, свитые в корону с миниатюрным орнаментом поразительного совершенства. Ни единому смертному не удалось бы сделать такой шедевр. Корону увенчивал крошечный крестик. Вся она была настолько воздушной, что колебалась от малейшего вздоха. У Акши перехватило дыхание. Кто сплел эту корону во тьме ночи внутри подушки — ангел или демон? Она лицезрела чудо. Загасив свечу, она ничком распласталась на кровати и долго пролежала, ни о чем не думая. Потом она заснула.
Утром Акша решила, что это все приснилось ей, но на ночном столике увидела корону из перьев. В солнечных лучах та переливалась всеми цветами радуги. Казалось, будто она осыпана мельчайшими драгоценными камнями. Сидя на кровати, Акша разглядывала чудесную корону. Затем надела черное платье, покрыла голову черным платком и приказала заложить коляску. Она ехала к дому, где жил Коник, местный ксендз. Дверь отворила экономка. Ксендзу было под семьдесят, и он знал Акшу, так как часто приезжал в поместье благословить крестьянский хлеб на Пасху, причислить умиравших, провести службу на свадьбах и похоронах. Один из учителей Акши одалживал у него латино-польский словарь. Когда ксендз приезжал в поместье, бабушка приглашала его в гостиную, и они беседовали за пирогом и вишневкой.
Ксендз предложил Акше сесть. Она села на стул и рассказала ему все по порядку. Он сказал:
— Не возвращайся к евреям. Иди к нам. Мы последим, чтобы твое состояние не пострадало.
— Я забыла взять корону. Я хочу, чтобы она была со мной.
— Правильно, дочь моя, поезжай и забери ее.
Акша поехала домой, но служанка уже убрала комнату и вытерла ночной столик. Корона исчезла. Акша обыскала мусорное ведро, помойную яму — все безрезультатно.
Вскоре после этого по Красноброду разнеслась ужасная весть: Акша крестилась.
Минуло шесть лет. Акша вышла замуж и стала помещицей Марией Малковской. Старый помещик, Владислав Малковский, умер, не оставив прямых потомков, и завещал свое состояние племянику Людвику. Людвик до сорока пяти лет был холостяком, и казалось, никогда не женится. Он жил в замке своего дяди с сестрой Глорией, старой девой. Время от времени он заводил любовь с крестьянскими девушками и наплодил множество незаконнорожденных отпрысков. Этот маленький блондин с рыжеватой козлиной бороденкой любил читать старинные книги по истории, религии и генеалогии. Он курил фарфоровую трубку, пил в одиночестве, охотился в одиночку и избегал танцевальных вечеров у местной знати. Хозяйство в поместье он вел твердой рукой и был уверен, что управляющий его не обворовывает. Соседи считали его занудой, а некоторые говорили, что у него не все дома. Когда Акша приняла христианство, он предложил ей — теперь ее звали Мария — выйти за него замуж. Ходили сплетни, будто скряга Людвик на самом деле влюбился в наследственное состояние Марии. Ксендзы, да и другие знакомые, уговаривали Марию принять предложение Людвика. Он ведь вел свое происхождение от польского короля Лещинского. Глория, которая была на десять лет старше брата, противилась этому браку, но Людвик впервые в жизни ослушался ее.
Евреи Красноброда боялись, что Акша сделается их врагом и будет настраивать против них мужа, как это много раз случалось с выкрестами, но Людвик продолжал торговать с евреями, продавая им рыбу, зерно и скот. Зелик Фрамполер, еврейский судья, утверждал все сделки с поместьем. Глория оставалась в замке хозяйкой.
В медовый месяц Акша и Людвик часто вдвоем катались на бричке. Людвик даже начал наносить визиты соседям-помещикам и поговаривал об устройстве бала. Он признался Марии во всех своих былых похождениях и обещал вести себя, как подобает богобоязненному христианину. Но вскоре он снова принялся за старое — отдалился от соседей, возобновил шашни с крестьянскими девушками и запил. Злое молчание повисло между мужем и женой. Людвик перестал приходить в спальню Марии, и она не беременела. Со временем они перестали обедать за одним столом, и если Людвику требовалось что-то сказать Марии, он посылал ей со слугой записку. Глория, распоряжавшаяся всеми финансами, выдавала невестке гульден на неделю; состояние Марии теперь принадлежало ее мужу. Акше стало ясно, что это Бог ее покарал, и ей не остается ничего иного, кроме как ждать смерти. Но что произойдет с ней после смерти? Будут ее поджаривать на ложе из иголок или изгонят в пустыню преисподней? Кем она возродится в новой жизни — собакой, мышью, камнем?
Поскольку заняться ей было нечем, дни и ночи напролет Акша проводила в библиотеке мужа. Людвик не обновлял библиотеку, и все книги были древние, в кожаных или деревянных переплетах, иногда в изъеденном молью бархате или шелке. Страницы книг пожелтели, покрылись бурыми пятнами. Акша читала о древних монархах, дальних странах, всевозможных
схватках и интригах между князьями, кардиналами, герцогами. Нескончаемые часы она просиживала над историями из эпохи крестовых походов и "черной смерти".[129] Мир погряз в разнообразных пороках, но одновременно был полон чудес. Звезды в небе воевали и поглощали друг друга. Кометы предрекали катастрофы. Где-то рождался ребенок с хвостом; у женщины вырастали плавники, а ее тело покрывалось чешуей. В Индии факиры босиком ходили по раскаленным углям и не обжигались. Другие позволяли сжечь себя заживо, после чего живыми восставали из пепла.
Все это было удивительно, но после ночи, когда Акша нашла в своей подушке корону из перьев, больше никаких знамений она не получала. Ни разу не слышала она ни деда, ни бабушки. Бывали часы, когда Акше страстно хотелось позвать дедушку, но она не смела произнести его имени своими нечестивыми губами. Еврейского Бога она предала, в гойского больше не верила, а потому перестала молиться вообще. Порой, увидев из окна, что приехал Зелик Фрамполер, она хотела расспросить его, как поживают знакомые, но каждый раз боялась, что он сочтет за грех беседовать с ней, а Глория обвинит ее в сговоре с евреями.
Минули годы. Голова Глории поседела и начала трястись. Эспаньолка Людвика приобрела пегий оттенок. Слуги постарели, оглохли, стали подслеповатыми. Акша, или Мария, разменяла только четвертый десяток, но очень часто чувствовала себя старухой. С возрастом она все более и более убеждалась, что это дьявол толкнул ее на вероотступничество и что это именно он сплел корону из перьев. Но обратного пути не было. Российские законы запрещали выкрестам возвращаться в веру предков. Долетавшие до нее обрывки вестей о жизни евреев были печальны: в Красноброде сгорела синагога и лавки на рыночной площади. Благородные отцы семейств и старейшины общины, взвалив на плечи котомки, пошли по миру. По несколько раз в год в местечке вспыхивала какая-нибудь эпидемия. Возвращаться было некуда. Акша часто подумывала о самоубийстве, но не знала, как это сделать. Повеситься или вскрыть себе вены не хватало мужества, яда не было.
Мало-помалу Акша пришла к выводу, что всей вселенной правят черные силы. Это было владение не Бога, а Сатаны. Она нашла толстый фолиант о преисподней, в котором детально описывались заклинания и магические формулы, способы призывания и изгнания демонов и домовых, жертвоприношения Асмодею, Люциферу и Вельзевулу.[130] Там были описания "Черной Мессы"[131] и лесных шабашей, на которых ведьмы, обмазав особой мазью свои тела, пожирают человечину, после чего летают верхом на метлах, лопатах и коромыслах вместе с чертями и другими ночными тварями — рогатыми, хвостатыми, с крыльями летучих мышей и свиными рылами. Часто эти шабаши кончаются свальным грехом, монстры сходятся с ведьмами, отчего на свет появляются выродки.