Над дверью замигала маленькая красная лампочка — это Патрик, охранник галереи, подавал сигнал, что пришел клиент. Приветствовать всех посетителей было одной из Наташиных обязанностей, по мнению Якоба, самой важной из них. Предполагалось, что, войдя в галерею, посетитель прежде всего будет ослеплен высочайшим качеством выставляемых произведений, тут-то к нему и выйдет Наташа — улыбающаяся и прекрасная. Стратегия, может, и грубоватая, но она срабатывала, особенно с мужчинами, стимулируя их дорогостоящие фантазии.
Выпрямившись, Наташа поправила прямую синюю юбку и белую блузку с гофрированной вставкой спереди. Ее изящный, но в то же время деловой костюм дополняли туфли на шпильках. Отбросив назад волосы, она легко выпорхнула в дверь и направилась в основное помещение галереи.
У Наташи была отличная память на имена и лица — одна из составляющих ее успеха в работе. Но чтобы вспомнить имя невысокого японца, который, сложив руки за спиной, терпеливо ждал в центре зала, ей не нужно было рыться в памяти.
— Мистер Шимазу! — удивленно воскликнула она, — Доброе утро, мисс Бэррон. — Представитель «Такамуры» кивнул, тщательно выговаривая английские слова. С появлением Наташи едва различимое недовольство сменилось на его лице столь же трудноуловимым выражением симпатии. А его глаза… они и вправду танцевали.
— Рада видеть вас снова, — быстро проговорила Наташа, протягивая руку.
Шимазу формально пожал ее.
— Я тоже рад. Однако мне необходимо видеть мистера Нокса. Он меня ждет.
— Конечно. Будьте любезны пройти сюда…
Наташа повела его в кабинет Якоба, тщательно соразмеряя длину своих шагов, чтобы не обогнать гостя. Шимазу был всего лишь чуть выше пяти футов. Ей было известно, что небольшой рост представителя «Такамура Групп» находится в обратной пропорции к финансовой мощи компании. Инвестиционный капитал консорциума был почти безграничен. Два года назад на аукционе Сотбис они заплатили за картину Тулуз-Лотрека рекордную сумму в миллион долларов, а едва ли не через неделю после этого купили в Нью-Йорке пейзаж Сезанна за полтора миллиона.
Хотя в Токио картины попадали в темные хранилища с контролируемым составом воздуха, где их никто не мог видеть, компания покупала только шедевры, написанные признанными мастерами высочайшего класса, и платила за них очень щедро. Было нетрудно понять стремление Якоба установить прочные отношения с «Такамура Групп», и он собирался добиться этого после продажи картины Матисса.
Судя по всему, дело должно быть закончено сегодня — накануне Якоб наконец забрал картину из квартиры своей ассистентки. Предыдущие три недели она простояла, завернутая в простыню, в глубине ее шкафа, но Наташа все равно была счастлива, что избавилась от нее. О безопасности картины она уже не беспокоилась, ее тревожило другое — с этим полотном у нее были связаны сложные, болезненные и приятные одновременно, воспоминания.
— Надеюсь, у вас все в порядке? — вежливо поинтересовался Шимазу.
— Да, спасибо, — ответила Наташа чуть более сердечно, чем теребовал этикет. Незаметно присматриваясь к посетителю, она обратила внимание, что его костюм был явно сшит в Англии, а ботинки сделаны из мягкой телячьей кожи.
Перед дверью в кабинет Якоба, как часовой на боевом посту, сидела секретарша.
— Миссис Хабер, к Якобу пришел мистер Шимазу, — объявила Наташа. Потом, обращаясь к гостю, добавила:
— Не хотите ли присесть? Я уверена, что мистер Нокс сейчас же вас примет.
Кивнув в знак благодарности, японец подтянул брюки на коленях и сел на шикарный диван для посетителей. Считая свою миссию законченной, Наташа вернулась в зал, предоставив гостя сомнительному гостеприимству миссис Хабер. Ей не улыбалась перспектива возвращения к некрологам. В последнее время Наташе просто не хватало терпения заниматься монотонным делопроизводством. Вместо этого девушка немного постояла в зале, восхищаясь окружавшими ее произведениями искусства. В экспозиции было двадцать картин самых дорогих работ из тех, что принадлежали Якобу. В отличие от обычной практики выставления полотен Якоб приказал развесить их на сравнительно большом расстоянии друг от друга. Этим он хотел подчеркнуть что каждая вещь — уникальный шедевр, хотя, по правде говоря, некоторые из них были весьма посредственными. К примеру, «Танцовщица» Дега — темные краски, вялая композиция. Ценность ей придавало лишь имя автора. Наташа бросила на картину неодобрительный взгляд. Лично ей больше нравились сияющие краски и восточная соразмерность «Сада в Лувесьенне» Клода Моне, что висел на противоположной стене.
Это полотно стало гордостью галереи, и стоило оно безумно дорого. Разумеется, цена в полмиллиона с хвостиком не была указана на белой картонной табличке, прикрепленной к стене рядом с картиной. Там были только аккуратно напечатаны имя художника, название картины и ее происхождение, то есть имена ее владельцев в разное время. Последнее имело решающее значение для цены картины: если происхождение подтверждалось соответствующими документами, то покупатель мог быть уверен в подлинности картины.
Наташа не одобряла подход Якоба к торговле живописью. Ей не нравилось, когда на коллекционера оказывали хоть малейшее давление, потому что в конечном счете у него оставался неприятный осадок на душе. Наташа предпочитала только лишь проводить клиента к тем работам, которые, на ее взгляд, могли понравиться ему больше всего, и предоставить картинам говорить самим за себя.
Девушка вдруг вспомнила, что на сегодня у нее назначена встреча со Скоттами — состоятельной молодой парой. Они были еще новичками в коллекционировании. Якоб не отнесся к ним как к серьезным покупателям, поэтому и препоручил их Наташе. Однако она подозревала, что Скотты просто не совсем уверены в своей компетенции. Если бы она смогла помочь им достаточно расслабиться, они бы взглянули на картины с той точки зрения, что им действительно хочется купить, а не что им следует купить. Наташа не сомневалась, что тогда они наверняка сделали бы покупку. Накануне она составила список из двадцати пяти картин, которые нужно подготовить для показа Скоттам. Через дверь, скрытую перегородкой, Наташа прошла в запасник. Здесь на установленных рядами деревянных стеллажах хранилась запасная экспозиция галереи. Сейчас тут было около трехсот картин, размещенных в алфавитном порядке имен их авторов. В углу стояли две специальные тележки на колесиках для перевозки крупных полотен.
— Рауль, картины для Скоттов подготовлены?
Рауль Гермес ведал запасником и вел в галерее дела, связанные с перевозкой и приемом картин. Это был коренастый, поседевший раньше времени мужчина среднего возраста с пышными усами.
— Я как раз стираю пыль с последних, красавица. — Подняв глаза от верстака, он дружелюбно подмигнул. — Хочешь, чтобы я сложил их в определенном порядке?
— Да, так, как я их переписала.
— Будет сделано, — кивнул Рауль. — Что наш мистер Ворчун — на месте сегодня?
«Ворчун» — это Якоб.
— Да. Думаю, что он вскоре попросит подать работу Матисса.
— Тогда, пожалуй, стоит поставить ее поближе, — рассудил Рауль. — Когда деле вплотную приближается к продаже, Ворчун становится ужасно нервным, взрывается по любому поводу.
Наташа согласилась. Она не стала добавлять, что на этот раз и сама будет радоваться завершению сделки ничуть не меньше, чем Якоб. Ей хотелось, чтобы злополучная картина как можно быстрее исчезла из ее жизни навсегда.
Через двадцать минут она была снова у себя в кабинете и задумчиво просматривала список картин, подготовленных для Скоттов. У Наташи было сильное предчувствие, что им должен понравиться маленький натюрморт Ренуара, который она отобрала. Однако в ее списке он стоял одним из первых, и Наташа опасалась, что Скотты могут просто упустить его из виду. Пожалуй, разумнее будет оставить его напоследок, в качестве кульминации, решила она.
Выйдя из-за стола, она сразу же направилась в запасник, чтобы внести изменения в порядок представления картин, понимая, что если отложит это дело на потом, то может попросту забыть.
