— Вы шутите? — воскликнул виконт, бледнея.

— Это не предмет для шуток, милорд, — с нажимом сказала Фиона. — Еще мой покойный муж собирался поженить Розу и Люсьена, и вот недавно, буквально на днях, племянник выразил такое же желание. Поначалу он решил объявить о помолвке уже сегодня вечером, но в конце концов остановился на том, чтобы устроить для моей девочки два праздника подряд.

Дальше можно было не продолжать — судя по рассеянному взгляду, молодой человек уже не слушал.

— Вы поступили правильно, доверив мне столь важный секрет, — сказал он, когда Фиона умолкла, — А теперь прощайте. Передайте Розе мои поздравления и наилучшие пожелания.

— Разумеется. Надеюсь, вы меня не выдадите, иначе Люсьен рассердится!

— Можете быть спокойны. Доброй ночи!

Фиона взглядом проследила, как он удаляется по направлению к двери, и злорадно усмехнулась. Дорогой Оскар одобрил бы каждое ее слово.

Александра надела дорожную шляпку, прицепила поводок к ошейнику Шекспира и последовала за лакеями, которые выносили из комнаты ее багаж. Солнце еще не успело подняться над кровлями Мейфэра, а она уже попрощалась с Уимблом и ступила за парадные двери, в прохладу раннего утра.

— Нам будет недоставать вас, мисс Галлант. — Дворецкий сдержанно поклонился.

— Мне всех вас тоже, Уимбл.

Александра помедлила на ступенях, невольно краснея при мысли, что старик отлично понимает причину происходящего. И все же не спросить, поднялся ли уже хозяин дома, было выше ее сил.

— Милорд еще с вечера предупредил, что не выйдет вас проводить.

— Понимаю.

О да, ей все было абсолютно ясно. Отказавшись идти на поводу у Люсьена, она тем самым обрекла себя на одинокий, грустный отъезд. Граф, должно быть, угрюмо подглядывал из окна или, что еще хуже, вообще не удосужился проснуться. Еще бы, ведь он всю жизнь думал только о себе! Будь Люсьен человечнее, добрее, люби он ее хоть самую малость — он бы пошел на все, выдумал бы что-нибудь, пусть даже нелепое, лишь бы уговорить ее остаться.

Каким-то чудом Александре удалось не разрыдаться на глазах у дворецкого.

— Отвезите меня на станцию почтовых дилижансов, — поднимаясь в экипаж, сказала она Винсенту, сидевшему на месте кучера. — Совершенно ни к чему вам гонять лошадей до самого Гемпшира.

— Я бы и против этого не возражал, — ухмыльнулся добрый малый. — А в общем, как прикажете. — Он закрыл дверцу, вскочил на облучок, слегка качнув карету, и щелкнул кнутом. Путешествие началось.

Александра откинулась на мягкие подушки сиденья и дала волю слезам. Это была последняя возможность выплакаться: в дилижансе, на виду у всех, ей предстояло сдерживать свои чувства. Она проплакала почти всю ночь, негодуя на Люсьена, жалея себя и молясь о чуде, но только заработала головную боль. Раз уж ей выпало полюбить мужчину, который не верил в любовь, значит, нужно было или смириться с его взглядами, или расстаться навсегда.

Карета повернула за угол, потом еще раз. Складывалось впечатление, что Винсент сбился с дороги. Быть может, он выбрал кружной маршрут? С чувством легкой досады Александра напомнила себе, что она никуда не спешит. Впрочем, чем скорее ей удастся приступить к новым обязанностям и до отказа заполнить свои дни, тем скорее она выбросит из головы упрямого, невыносимого, неповторимого Люсьена Балфура.

Еще несколько минут дороги, и карета остановилась.

— Мы прибыли, мисс Галлант, — объявил Винсент, открывая дверцу.

Шекспир тотчас выскочил наружу, неистово виляя коротким хвостиком. Александра сошла следом и, опешив, уставилась на знакомую заднюю стену Балфур-Хауса.

— Что все это значит?

На ее голову опустилось что-то темное. Александру схватили сзади, да так ловко, что она совершенно лишилась возможности отбиваться. Ладонь, прижавшая плотную ткань к ее губам, почти прекратила доступ воздуха в легкие. Шекспир тявкнул было, но кто-то — судя по голосу, Томкинсон — шепотом приказал ему молчать, и умная собака послушалась. Потом Александру довольно бесцеремонно перекинули через плечо и понесли вниз по ступенькам, настолько узким, что по пути она пару раз задела головой о стену, ее болезненное аханье вызывало ответный отклик в виде невнятного проклятия.

Наконец пленницу сбросили с плеча на что-то мягкое и удобное. Лежа неподвижно, она с тревогой прислушалась и вдруг вскрикнула от неожиданности, когда Шекспир облизал ей нос прямо через покров. Тогда она, не выдержав, сорвала ткань с головы, отвела с лица растрепанные волосы…

— Люсьен! Как это понимать?

— Как обыкновенное похищение, — невозмутимо ответил тот. — Тебя и твоего песика.

Александра соскочила с кровати, и Люсьен поспешно отступил. Кто ее знает, подумал он, еще пнет со зла куда не положено, тогда как ему следовало беречь отдельные части тела — ведь их вскоре предстояло пустить в ход для производства на свет наследника, и притом при непосредственном участии этой рассерженной женщины.

— Ах вот как, похищение! Это что еще за чушь! — Александра закричала так громко, что Винсент и Томкинсон сделали шаг назад.

— Криком ты ничего не добьешься.

— Посмотрим!

Повернувшись, девушка направилась к двери, но лакеи дружно заступили ей дорогу. Люсьен поспешил лично усилить их ряды на случай, если им придет в голову проявить слабость.

— Это не чушь, а… ну, скажем, маленькая странность, — поправил он, желая, чтобы похищенная немного успокоилась и дала ему возможность объясниться. — В любом случае шуткой тут и не пахнет.

— Где я?

— В моем винном погребе.

— В твоем винном погребе… — медленно повторила Александра. — С каких это пор погреба обставляют двуспальными кроватями? Кстати, кажется, она мне знакома.

— Потому что это твоя кровать. Она ведь тебе нравилась, верно?

— Не важно. Давай поскорее перейдем к главному. — Она скрестила руки на груди. — Зачем я здесь?

— Вот это разумный вопрос. — Люсьен повернулся к лакеям. — Томкинсон, можешь идти наверх, а ты, Винсент, погоняй еще немного карету по городу.

Лакеи разошлись в разные стороны: один поднялся по лестнице, ведущей в сад, другой отправился в дом. По всему было видно, что оба они рады убраться с места действия, пока не досталось и им.

— Забавно! — начала Александра голосом, в котором слышалась едкая ирония. — Как похищать беззащитную женщину, так с помощью слуг, а как объясняться с ней, так в полном одиночестве! Опасаешься, что твои доводы не найдут у прислуги понимания? Или твоим людям вообще не положено иметь собственное мнение?

— Моим людям хорошо известны и мой живой интерес к твоей судьбе, и твое упрямство. Устроить твою судьбу наилучшим образом можно было только против твоей воли. Ты попала в опасное положение, поэтому…

— А что, скажи на милость, мне угрожало в Гемпшире? Злословие леди Уилкинс? — Александра огляделась. — В любом случае там много безопаснее, чем в винном погребе. Похищение, скажите на милость! Прежде по отношению ко мне никто на такое не осмеливался.

— Значит, я у тебя снова первый…

Она вспыхнула.

— Признайся, Люсьен, ты пошел на это потому, что на балу выпил лишнего!

— Это было уже вечность назад. Ночью я таскал по лестницам мебель и готовил все, что необходимо для бегства.

— Каждый развлекается в меру своих умственных способностей, милорд!

— Только что я был Люсьеном.

— Из-за твоей затеи я могла стать жертвой сердечного приступа! Немедленно отпусти меня!

— Не раньше, чем получу согласие.

— Согласие на что?

— На брак со мной.

Александра расхохоталась.

— Значит, ты думаешь, будто этот глупый спектакль убедит меня тебе довериться? Вам ничего не падало на голову, лорд Килкерн?

— Довольно! — Люсьен нахмурился. — Насколько мне помнится, в твоем воображении причины, по которым я хочу на тебе жениться, таковы: отсутствие более подходящей кандидатуры, глупая галантность и желание подложить моим близким свинью. Я ничего не упустил?