— Алиби! — Взмахнув кулаком, Г. М. встал и начал мерить шагами комнату. — Убийца, проходивший по делу Красной вдовы, имел превосходное алиби, не так ли?[14] У парня, выполнившего грязную работу в деле о десяти чайных чашках, тоже было недурное алиби.[15] Меня беспокоит не это, а чертово письмо, которое дядюшка Спенсер написал своей племяннице вчера вечером, уверяя, что видел убийство и что его совершил Ансуэлл. Почему он это написал? Если он лгал, то зачем? Напрашивается предположение, что Ансуэлл был искренен, клянясь в своей невиновности — будто бы он в беспамятстве убил Хьюма и просто не помнит этого. Вы когда-нибудь слышали теорию, что именно так Диккенс намеревался завершить «Тайну Эдвина Друда»: убийца — Джаспер, но он не помнит этого, так как курил опиум? Ту же идею Уилки Коллинз использовал в «Лунном камне» для описания кражи драгоценности, так что меня бы не удивило, если бы она возникла сейчас. Но моя великолепная версия не может из-за этого треснуть по швам! Иначе как объяснить перо? Первый, кого я заподозрил, был дядюшка Спенсер…

— Вы подозревали его, так как у него было алиби? — спросил я.

— С вами бесполезно говорить, — устало отозвался Г. М. — Вы не видите истинных трудностей. Я думал, что если он не совершил убийство, то организовал его…

Мне в голову пришла еще одна возможность.

— Я как-то читал об одном деле, но это было так давно, что я не помню, было оно реальным или вымышленным. Человека нашли убитым в комнате наверху башни у самого берега моря. Ему выстрелили в грудь из дробовика, но оружие исчезло. Единственным «ключом» была удочка в комнате. К сожалению, за дверью башни наблюдали и не видели никого входящего или выходящего. Единственное окошко находилось в гладкой стене высоко над морем. Кто же убийца и что произошло с оружием? Секрет прост — это самоубийство. Человек установил дробовик в окне, направил ствол на себя, отошел на несколько футов и тронул слабый спусковой крючок удочкой. Отдача при выстреле выбросила дробовик в море. Происшествие признали убийством, и семья получила страховку. Вы имеете в виду, что в кабинете Эйвори Хьюма было какое-то приспособление, которого он случайно коснулся, и оно выпустило в него стрелу?

— Такого не может быть, — возразила Эвелин. — Если это не очередная мистификация, нам следует поверить, что убийца действительно разговаривал в это время с Хьюмом.

— Правильно, — согласился Г. М.

— Мне кажется, мы отклоняемся от наиболее важного момента, — заметил я. — Кто бы ни совершил убийство, каков был мотив? Не скажете же вы, к примеру, что Ансуэлл схватил стрелу и вонзил ее в Хьюма только потому, что считал, будто его будущий тесть накапал ему снотворное в стакан с виски. Если, конечно, он не такой же псих, каким они хотели представить Реджиналда. Но во всем деле было на удивление мало разговоров о мотиве. У кого еще имелось хотя бы подобие мотива для убийства Хьюма?

— Вы не забыли о завещании? — спросил Г. М.

— О каком завещании?

— Об этом вы все слышали в суде. Эйвори Хьюм мечтал иметь внука, как большинство мужчин, добившихся всего собственными силами. Продолжить род и так далее. Он собирался составить завещание, оставляя все — запомните, все! — в виде траста для гипотетического внука.

— И он составил это завещание?

— Нет. Ему не хватило времени. Поэтому мне показалось интересным отправиться в Сомерсет-Хаус[16] и взглянуть на прежнее завещание, которое теперь будет утверждено. Конечно, главный наследник — дочь, но и другие получают солидную долю денег старика, даже бедняга Дайер. А сумма в три с половиной тысячи фунтов оставлена на постройку нового здания для «Лесников Кента» и должна быть передана секретарю клуба, дабы он распорядился ею по своему усмотрению…

— Поэтому «Лесники Кента» отправились в Лондон и проткнули его стрелой? Чепуха, Г. М.! Это недостойно вас.

— Я просто выдвигал предположения, — с удивительной кротостью отозвался Г. М. — Исключительно с целью проверить, способно ли что-нибудь расшевелить ваше серое вещество. Вы бы никогда не смогли строить линию защиты, Кен. Вы не в состоянии выудить из показаний намек и с его помощью искать свидетеля. Предположим, я считал жизненно важным добраться до дядюшки Спенсера; пусть мне не удалось официально усадить его на свидетельское место, однако казалось необходимым с ним побеседовать. Каким образом я смог бы наложить на него руки?

— Бог знает. Это одна из любимых рутинных работ Мастерса. Если полиция не может его найти, не понимаю, как это удастся вам. Помните, он стартовал значительно раньше вас и сейчас может находиться даже в Палестине.

Стук в дверь вывел Г. М. из ступора. Он бросил в тарелку окурок сигары и выпрямился.

— Входите, — пригласил Г. М. и добавил: — Может, но не находится.

Дверь осторожно открылась, и доктор Спенсер Хьюм, безукоризненно одетый, со шляпой-котелком в одной руке и сложенным зонтиком, свисающим с другой, вошел в комнату.

Если бы позолоченная фигура Правосудия на куполе Олд-Бейли соскользнула с него и появилась здесь, это не могло бы произвести более яркое впечатление. Но сегодня доктор Хьюм не казался вежливым и банальным. Он выглядел больным. Хотя его темные волосы были так же аккуратно причесаны, румянец исчез с лица, а маленькие глазки смотрели напряженно. При виде Эвелин и меня, сидящих у камина, он вздрогнул.

— Все в порядке, сынок, — заверил его Г. М., снова садясь за стол и прикрывая ладонью глаза. Взгляд доктора инстинктивно метнулся к окну, в сторону величественного здания, где требовалось его присутствие. — Это мои друзья. Думаю, одного из них вы встречали вчера. Присаживайтесь и берите сигару. Существует старая артиллерийская поговорка: «Чем ближе цель, тем труднее в нее попасть». Находясь под боком у Чокнутого Рэнкина, вы в полной безопасности. Можете стать в очередь, подняться на галерею с другими зрителями и сесть прямо над головой у Чокнутого, который не будет знать, что вы находитесь ближе, чем в Китае.

— Я… э-э… осведомлен об этом, — ответил Спенсер с горькой усмешкой. Он отказался от сигары, но сел — его короткая фигура была не лишена своеобразного достоинства. — Могу сообщить для проформы, что я все утро находился на галерке.

— Угу. Я был уверен, что видел вас там, — небрежно заметил Г. М.

Доктор слегка побледнел.

— Это отнюдь не новый трюк. Чарли Пис[17] проделал такое на процессе молодого Хэброна, обвиняемого в убийстве, которое в действительности совершил Пис. Откровенно говоря, вы оказались смелее, чем я думал.

— Но вы… не сообщили…

— Ненавижу скандалы в суде, — фыркнул Г. М., разглядывая собственные пальцы. — Они нарушают приятную, спокойную атмосферу и ощущение интеллектуального баланса. Но это к делу не относится. Насколько я понимаю, вы получили мое сообщение вчера вечером?

Доктор Хьюм положил шляпу на пол и прислонил зонтик к стулу.

— Получил, раз вы видите меня здесь, — ответил он. — А теперь вы ответьте на один вопрос. Как вы узнали, где меня искать?

— Никак, — сказал Г. М. — Но я вычислил наиболее вероятное место. Вы сбежали, но при этом успели написать очень длинное и подробное письмо вашей племяннице. Людям, которые зависят от самолетов и поездов-паромов, обычно не хватает на это времени. Вы знали, что вас ищут и что неуважение к суду является преступлением. Его может оправдать только одно — серьезная болезнь. Я решил, что вы отправились прямиком к вашему другу Трегэннону и затерялись среди простынь и больничных халатов его лечебницы. Вероятно, вы можете предъявить свидетельство о вашем вчерашнем тяжком недомогании. Как я говорил много раз, подобное выслеживание всего лишь расширенная версия избитого анекдота о глупом мальчике, нашедшем пропавшую лошадь: «Я просто подумал, куда бы я отправился на ее месте, пошел туда, и теперь она здесь». Я отправил вам в лечебницу сообщение, и теперь вы здесь.