– В золото? – переспросил гость, заподозрив в этих словах какой-то намек.

– Центр мишени. Первый попавший в золото становится Хозяином Леса на весь следующий год. За последние двенадцать лет я победил три раза. Стрелы по-прежнему остры – ими запросто можно убить человека.

Ансвелл подавил желание вскинуть на говорившего удивленный взгляд.

– Весьма полезно, – сказал он. – Но послушайте, сэр, что вы имеете в виду? Я пришел сюда не для того, чтобы красть ложки или совершить убийство, разве что это будет абсолютно необходимо. Дело в том, что я хочу жениться на мисс Хьюм и… ну, в общем… Как насчет этого?

– Весьма благородно с вашей стороны, – ответил Хьюм, впервые улыбнувшись. – Могу я предложить вам виски с содовой?

– Спасибо, сэр, – с облегчением сказал гость.

Хьюм поднялся и подошел к буфету. Открыв графин, он разлил виски по двум стаканам, сильно разбавил напиток содовой и вернулся к столу.

– Позвольте пожелать вам всяческих успехов, – произнес он. Выражение его лица слегка переменилось. – Мистер Джеймс Кеплон Ансвелл. – Он произнес это имя, не сводя со своего гостя пристального взгляда. – Буду с вами откровенен. Эта свадьба была бы выгодна для обеих сторон. Как вам известно, я уже дал свое согласие. У меня нет никаких возражений… – (Ансвелл пробубнил что-то неразборчивое в свой стакан.) – Я имел честь быть знакомым с покойной леди Ансвелл, и мне прекрасно известно, что финансовое состояние вашей семьи не пустой звук. Поэтому я собираюсь сказать вам… Молодой человек, что с вами? Вы сошли с ума?

Ансвелл увидел, как рука хозяина, державшая стакан, замерла на полпути ко рту, а на лице появилось выражение сильного испуга. Зрение Ансвелла помутилось, он почувствовал сильное жжение в горле, которое затем распространилось вдоль плеч и вверх, к вискам. Голова закружилась, картина утратила четкие очертания. Стол бросился на него, и Ансвелл понял, что заваливается вперед. В его голове, прежде чем он потерял сознание, возникла безумная догадка о том, что напиток был отравлен; однако ее быстро заглушил невыносимый шум в ушах.

Впрочем, ход его мыслей не прервался окончательно, даже несмотря на боль. «Напиток был отравлен» – эти слова продолжали вертеться в сознании, словно возвращаясь вместе с ним к жизни. Джеймс Ансвелл выпрямился, чувствуя твердую спинку кресла; его голова будто поднималась к потолку длинными спиральными витками. Он поборол подступающую тошноту, что удалось далеко не сразу, и наконец разлепил глаза, быстро заморгав под ярким светом настольной лампы.

Мгновение паники сменилось неотчетливым пониманием, где именно он находится. Затем в одно мгновение все встало на свои места. Хьюм давал ему свое благословение, когда он потерял сознание. Похоже, хозяин дома подмешал что-то в его виски. Но это не имело никакого смысла. Зачем Хьюму отравлять его напиток? И где, во имя всего святого, Хьюм находился сейчас?

Внезапно почувствовав настойчивую потребность немедленно отыскать хозяина дома, Ансвелл заставил себя подняться на ноги. Голова разрывалась на части; во рту, полном слюны, оставался сильный привкус мяты. Он придет в норму, как только с кем-нибудь поговорит. Ансвелл чувствовал себя так, будто опоздал на поезд или увидел хвост процессии, в которой должен был принимать участие, исчезающий в конце улицы за углом. Что произошло и сколько он пробыл в отключке? Пальто было по-прежнему на нем, и Ансвелл стал неуклюже рыться в карманах в поисках часов. Когда он вошел в дом, было десять минут седьмого. Теперь стрелки его неправдоподобных часов показывали шесть тридцать.

Он схватился рукой за стол и уставился под ноги, пытаясь сфокусировать плавающий взгляд. В тот момент он заметил чью-то старомодную туфлю и несколько дюймов обтягивающего ногу носка. Ансвелл обошел вокруг стола, споткнувшись о чью-то ногу.

– Поднимайтесь! – услышал он свой голос. – Поднимайтесь, черт возьми! – Затем добавил жалобным голосом: – Встаньте с пола и скажите что-нибудь!

Эйвори Хьюм вставать не собирался. Он лежал на левом боку между окном и столом (откинутая правая рука почти касалась ножки, как будто он пытался ее схватить). Ансвелл перевернул его на спину. Нечто повернулось вместе с телом, и Ансвелл резко дернулся назад. В этот момент он заметил кровь. Длинная узкая стрела торчала из груди Хьюма, погруженная в сердце на восемь дюймов. На ее конце трепетали лохматые пыльные перья.

Мужчина был мертв, но еще не успел остыть. На суровом лице застыли удивление и злоба; высокий воротник и галстук смяты, руки покрыты пылью, на правой ладони – свежая царапина.

Пытаясь встать на ноги и одновременно отпрыгнуть подальше от тела, Ансвелл повалился на спину. В этот момент он почувствовал в заднем кармане брюк под пальто некий предмет (что это было, он выяснил потом). Ситуация была невероятная: Хьюм лежал на ковре посреди своего кабинета, в перепачканном кровью пиджаке, насаженный на вертел, как цыпленок. Настольная лампа деловито освещала бумаги на столе, светло-коричневый ковер и раскрытый рот мертвеца.

Молодой человек в панической растерянности оглядел комнату. Позади него располагалась дверь. Слева – два забранных железными ставнями окна. Справа у стены стоял буфет. На стене прямо перед ним висели стрелы – теперь только две. Та, что составляла основание треугольника, с датой «1934», торчала из мистера Эйвори Хьюма. Ее древко было окрашено в пыльный желто-коричневый цвет, оперение состояло из трех перьев. Половина центрального синего пера была оторвана.

С того момента, как Ансвелл вошел в этот дом, он почувствовал: что-то здесь неладно. Его беседа с Хьюмом представлялась ему фантастичной. Седой дворецкий, большие часы, отмеряющие время в холле, женщина на лестнице – все это казалось отдельными частями ловушки, иллюзии. Кто-то пришел сюда, пока он лежал без сознания, и убил Хьюма. В таком случае где убийца находился теперь? Было очевидно, что в комнате его нет: здесь совершенно негде спрятаться, нет даже шкафа.

Пятясь назад от тела, Ансвелл услышал громкий и настойчивый звук – то было тиканье его часов, которые он по-прежнему сжимал в руке. Он вернул их обратно в карман и направился к двери; безуспешно повернув дверную ручку несколько раз, Ансвелл осознал, что дверь заперта изнутри на засов.

Но кто-то же выбрался отсюда! Он медленно приблизился к окнам. Железные ставни на каждом окне были закрыты на плоские стальные щеколды, плотно задвинутые в пазы.

Ансвелл стал поспешно обходить комнату. Других выходов не было. Единственным предметом, который он не заметил прежде, был электрический обогреватель, стоящий за решеткой беломраморного камина. Через каминную трубу невозможно ни попасть в комнату, ни выйти из нее: дымоход казался не толще дюйма и был покрыт толстым слоем непотревоженной сажи. Ансвелл вдруг почувствовал, как ему жарко в пальто (будто на него дохнуло огнем из камина). Неужели Хьюм покончил с собой, сойдя с ума и решив исполнить причудливый танец смерти, чтобы повесить убийство на другого (расхожий сюжет в книжках, которые любил читать Ансвелл)? Чепуха! Тогда единственным подозреваемым был…

Разумеется, никто не поверит в то, что он это сделал? Зачем ему убивать Хьюма? К тому же он мог легко объясниться: ему подмешали что-то в напиток. Ансвелл не заметил, как это сделал Хьюм, однако виски наверняка был кем-то отравлен. Он мог это доказать. Пришла абсолютно ясная мысль: свой виски он не допил. Когда первая волна накрыла его, Ансвелл машинально поставил стакан на пол возле своего кресла.

Он поспешил взглянуть на то место, но стакан исчез, и Ансвелл нигде не смог его найти. Стакан, из которого пил Хьюм, тоже пропал.

С легким, несколько неопределенным чувством страха Ансвелл внимательно осмотрел буфет, обнаружив хрустальный графин с виски, сифон с содовой и четыре высоких стакана. Графин был наполнен до самой крышки; ни капли содовой не покидало, казалось, сифона; четыре стакана были чисты, прозрачны и, очевидно, никем не использовались.