После этих слов доктор поспешил скрыться в толпе.

Жизнь окончил Дэнни Дивер, похоронный марш трубят…

Полк построился в колонны, нас уводит капитан….

Было что-то в атмосфере этого места, что настраивало людей на морализаторский лад. Возможно, поэтому эти строки проносились в моей голове, однако неожиданное и приятное появление Лоллипоп, светловолосой секретарши Г. М., которая пробиралась к нам сквозь поток людей, в мгновение ока рассеяло наваждение. Лоллипоп остановилась перед нами как раз в тот момент, когда покрасневшая Эвелин (она была невероятно привлекательна) говорила мне: «Ради всего святого, пойдем отсюда…»

– Привет! – выдохнула Эвелин.

– Меня послал Г. М., – пояснила Лоллипоп, что было, пожалуй, излишне. – Он хочет вас видеть.

– Где он? Чем занят?

– Сейчас, должно быть, ломает мебель, – неуверенно произнесла Лоллипоп. – Когда мы виделись в последний раз, он сказал мне, что собирается этим заняться. Думаю, к тому времени, когда вы его найдете, он будет обедать. Идите в таверну «Голова Мильтона», это на Вуд-стрит в Чипсайде, прямо за углом. Боже мой, боже мой.

Обширные познания Г. М. по части странных заведений объяснялись его знакомствами со странными типами (и чем хуже у них репутация, тем лучше). «Голова Мильтона» располагалась в конце чуднóй маленькой улочки, отходящей от Вуд-стрит; казалось, стеклянные окошки таверны не мыли со времен Великого пожара[14]. Внутри тоже пылал «великий пожар», сражаясь с промозглой мартовской погодой, которую подчеркивала стоящая на подоконниках искусственная герань. Нас проводили на второй этаж в отдельный кабинет, где мы обнаружили Г. М., сидящего перед большой оловянной кружкой с пивом и тарелкой с бараньими ребрышками. Запихав салфетку за воротник, он грыз одно ребрышко в манере, которую популярные кинофильмы обычно приписывают Генриху Восьмому[15].

– Арр… – проговорил Г. М., открыв один глаз.

Я молчал, стараясь определить его настроение.

– Надеюсь, вы не собираетесь оставлять дверь открытой на весь день? – Его ворчливый голос оказался не таким уж злобным. – Хотите, чтобы я от пневмонии помер?

– Раньше вам удавалось находить верное решение таких задачек, когда, казалось бы, очевидные факты подсказывали совсем иное, – заметил я. – А как насчет этого случая?

Г. М. положил ребрышко на тарелку и широко раскрыл глаза; на застывшем лице отразилось удивление.

– Так-так, – произнес он, – значит, вы считаете, им удалось намылить шею старику, а?

– Не совсем. Г. М., скажите, этот парень виновен?

– Нет.

– И вы можете это доказать?

– Буду стараться изо всех сил. Все зависит от того, как они воспримут мои доказательства.

Не оставалось сомнений, что старик был обеспокоен и почти этого не скрывал.

– Кто поручился за вас по делу?

Он мрачно потер рукой свою большую лысую голову.

– Вы имеете в виду солиситора? Никаких солиситоров у меня нет[16]. Видите ли, я единственный, кто ему поверил. Я всегда питал слабость к побитым собакам, – прибавил он, будто оправдываясь. Затем немного помолчал и продолжил: – Если вы ждете драматического появления скрытого свидетеля, который ворвется в зал суда в последние минуты, чтобы устроить переполох, советую выбросить это из головы. В присутствии благочинного Рэнкина устроить переполох не легче, чем на шахматной доске. И я хочу, чтобы все происходило именно так: один ход за другим, как в шахматной партии. Или, может быть, как на охоте. Помните песенку про Джона Пила: «Сначала найти, потом отследить, потом поутру уничтожить…»?[17]

– Что ж, желаю удачи.

– Вы могли бы помочь, – пробурчал Г. М., наконец добравшись до сути дела.

– Помочь?..

– Да помолчите вы, черт возьми! – перебил меня Г. М. – Я не собираюсь с вами хитрить или подставлять под арест. Я лишь прошу передать сообщение, которое нисколько вас не скомпрометирует, одному из моих свидетелей. Сам я не могу, а телефону больше не доверяю, после того что узнал из этого дела.

– Какому свидетелю?

– Мэри Хьюм… Принесли ваш суп, так что ешьте и молчите.

Суп оказался превосходным. Г. М. немного расслабился и ворчал по разным поводам, что служило признаком (относительно) недурного настроения. В темном от сажи камине весело плясал огонь. После еды Г. М. расположился в кресле с толстой сигарой, положив ноги на каминную решетку, и с хмурым видом вернулся к нашей теме.

– Я не собираюсь ни с кем обсуждать это дело, – сказал он, – однако если у вас есть вопросы лично ко мне, а не к адвокату на процессе…

– Есть, – откликнулась Эвелин. – Зачем вам понадобилось доводить дело до суда? Разве вы не могли все рассказать полиции?..

– Нет, – ответил Г. М., – этот вопрос задавать запрещается.

Он глубоко затянулся, глядя в огонь. Я сделал вторую попытку:

– В таком случае можете ли вы объяснить, поскольку Ансвелл невиновен, как настоящий убийца умудрился войти и выйти из комнаты?

– Гори все огнем, ну разумеется могу! Иначе как бы я, по-вашему, защищал его в суде? – возмущенно откликнулся Г. М. – Только последний тупица стал бы соваться в это дело без альтернативной версии событий. Если подумать, все вышло довольно забавно. Решение этой загадки подсказала мне Мэри Хьюм. Славная девушка. Я сидел и размышлял и ничего не мог придумать, а потом она упомянула об одной штуковине, которая ужасно раздражала Джима Ансвелла в тюрьме. Я имею в виду окно Иуды. И тогда меня осенило.

– Вот как? А что такое окно Иуды? Только не говорите мне, что в окнах или на ставнях в кабинете был спрятан какой-то хитрый фокус.

– Ничего подобного.

– Значит, это дверь, да? Но ведь они утверждали, что она была заперта на засов изнутри и никак нельзя было запереть его снаружи!

– Думаю, они не ошиблись.

Мы выпили пива.

– Конечно, здесь нет ничего невозможного, – проговорил я, – такое и раньше случалось… Может быть, сыграла роль техническая хитрость…

Прозвучавшая в моих словах ирония, похоже, понравилась Г. М.

– Все было так, как было. Прочная, надежная дверь – закрыта; прочные, надежные окна – закрыты. Никто не пытался колдовать над замком. И вы слышали слова земельного инспектора: никаких щелей, мышиных нор и прочих отверстий в стенах; все это правда. Вот что я вам скажу: убийца вошел и вышел через окно Иуды.

Мы с Эвелин обменялись взглядами, понимая, что Г. М. действительно что-то обнаружил и теперь с восхищением рассматривал свое открытие с разных сторон. Слова «окно Иуды» звучали довольно зловеще. Возникали разные образы и ассоциации; казалось, некая темная фигура уже заглядывает в тесный кабинет таверны через стекло…

– Черт возьми, – не выдержал я, – если все обстоятельства описаны верно, такого просто не может быть! Либо окно есть, либо его нет. Разве что в комнате было установлено специальное приспособление, которое не заметил инспектор?..

– Тот кабинет ничем не отличался от любой другой комнаты. У вас дома тоже есть окно Иуды, и здесь оно тоже имеется, как и в каждом помещении Олд-Бейли. Проблема в том, что мало кто его замечает.

С некоторым трудом он встал на ноги и подошел к окну, где, попыхивая сигарой, бросил мрачный взгляд на скопление крыш.

– А теперь, – проговорил он спокойным тоном, – нас ждет работа. Кен, я хочу, чтобы вы отнесли письмо мисс Мэри Хьюм на Гросвенор-стрит. Дождитесь ответа, пусть она скажет вам: да или нет, потом немедленно возвращайтесь. Я хочу, чтобы вы присутствовали на заседании, потому что, когда они вызовут Рэндольфа Флеминга, я задам ему весьма любопытные вопросы относительно пера. Если внимательно слушать показания, которые прозвучали и еще прозвучат в зале суда, то будет понятно, откуда я беру своих свидетелей и почему.

– Что-нибудь еще?