«Рамзес Великий, поднимайся! Царице Египта нужен твой совет!»
Он посмотрел на нее и прошептал: «Как ты красива».
Она смотрела на площадь перед отелем. Видела, как просыпается Каир. Автомобили с шумом проезжали по чистым асфальтированным улицам. На аккуратно подстриженных деревьях распевали птицы. По гладкой речной воде плыли лодки.
Она вспомнила слова Эллиота Рутерфорда: «Прошло много столетий… новые времена… Египет много раз завоевывали… столько чудес, ты даже не представляешь…»
Перед ней стоял Рамзес в одежде бедуина. Он плакал, умоляя выслушать его.
В темном помещении с пыльными стеклами, со статуями и гробами она встала, изнемогая от боли, протягивая к нему руки, называя его по имени.
Когда они ранили его, по рубашке текла кровь. И все-таки он рвался к ней. Второй выстрел попал ему в руку. Та же самая боль, которую причинил ей злодей по имени Генри. Та же кровь и боль, и в блеклом утреннем свете она увидела, как они тащат его прочь.
«Теперь я не смогу умереть. Это правда?»
Рамзес стоял в дверях ее спальни. Она плакала, юная царица в трауре.
«Надолго?»
«Не знаю. Я понимаю, что сейчас ты не можешь отказаться от всего этого. Ты не в состоянии осмыслить то, что я тебе предлагаю. Позволь мне уйти. Пользуйся знаниями, полученными от меня. Я вернусь, будь уверена. Я вернусь, когда понадоблюсь тебе, и тогда, возможно, у тебя уже будут любовники, ты узнаешь, что такое война, что такое горе, и обрадуешься моему появлению».
«Но я люблю тебя».
Спальня в отеле была залита ярким, слепящим светом; мебель растворилась в мерцающем тумане. Мягкие занавески окутали ее, ласково касаясь лица. Совсем ослабев, она перегнулась через подоконник. Как кружится голова!
– Рамзес, я все помню!
Взгляд той женщины в магазине одежды! Кричащая служанка. И юноша, несчастный молодой человек, который посмотрел вниз и увидел ее кости!
«О боги, что вы сотворили со мной?!»
Она отвернулась от окна, от света, но он был везде – он ослеплял ее. Зеркало пылало огнем. Она упала на колени, вцепившись пальцами в зеленый ковер. Легла, дрожа, задыхаясь, стараясь избавиться от пламени, которое бушевало в ее мозгу, проникало в самое сердце. Все тело содрогалось от боли. Она парила в пространстве. И наконец затихла. Жаркий свет опалил кожу, озарив оранжевым огнем закрытые веки.
Эллиот сидел в одиночестве на веранде. Пустая бутылка поблескивала в лучах утреннего солнца. Он откинулся на мягкую спинку кресла и задремал. Голод, возлияния, долгая бессонная ночь обострили все его чувства и слегка исказили восприятие. Ему казалось, что солнечный свет сам по себе является небесным чудом; потом ему пригрезилась длинная серебристая машина – она здорово грохотала… Что за шутки? Какой забавный седоволосый человек слезает с высокого сиденья! Странно, но он направляется прямо к нему.
– Я всю ночь провел с Уинтропом.
– Прими мою благодарность.
– Старина, нам назначили прием на десять тридцать. Там все должно проясниться. Ты устроишь это?
– Да. Я все организую. Ты можешь на меня рассчитывать. Рамсей придет туда, если… ты гарантируешь ему неприкосновенность.
– Полную и окончательную, как только он подпишет заявление на Стратфорда. Ты, наверное, в курсе, что Генри снова отличился прошлой ночью: ограбил магазин? Там была полная касса наличных. Он выгреб все. И женщина…
– Ублюдок! – прошептал Эллиот.
– Старина, тебе надо выбираться из этого кресла, принять ванну, побриться и быть там…
– Джеральд, даю слово. Буду. В десять тридцать во дворце губернатора.
Благословенная тишина. Уродливая машина уехала. Снова подошел мальчик.
– Завтрак, милорд?
– Принеси чего-нибудь, только немного. И апельсинового сока. И позвони еще раз в номер моего сына. Спроси портье. Сын наверняка оставил мне записку.
Ее молодой любовник проснулся очень поздно.
Рим пал. Прошло две тысячи лет.
Она долго сидела у окна, одетая в «миленькое голубое платьице», и наблюдала за городской жизнью. Теперь все разрозненные куски виденного ею сложились в единую картину. И все-таки так много еще предстоит узнать, так много увидеть.
Она позавтракала, и слуги давно унесли посуду. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел, с какой дикой жадностью она поглощает еду в неимоверных количествах.
Лорда Саммерфилда ждал весьма скромный завтрак. И когда он вышел из спальни, Клеопатра восхищенно выдохнула:
– Какой красивый!
Он наклонился и поцеловал ее. Она обвила руками его талию и поцеловала обнаженную грудь.
– Вот твой завтрак, юный лорд, – сказала она. – Мне нужно многое узнать. Многое увидеть.
Он сел за маленький, покрытый скатертью столик. Зажег свечи.
– Ты не присоединишься ко мне?
– Я уже поела, любовь моя. Ты сможешь показать мне современный город? Сможешь показать мне дворцы, в которых живут британцы, правящие этой страной?
– Я покажу вам все, ваше величество. Она присела напротив.
– Ты самая загадочная женщина на свете, – сказал Алекс, и опять в его словах не было и тени насмешки или злости. – Вообще-то, ты напоминаешь мне одного человека, тоже очень загадочного… Но какая разница? Почему ты так улыбаешься? О чем ты думаешь?
– Как все замечательно, – снова прошептала она. – И ты, и вообще вся жизнь, мой юный лорд. Все-все. Так красиво.
Он вспыхнул, будто девушка, положил серебряные вилку и нож, наклонился над столиком и снова поцеловал ее.
– Ты плачешь, – заметил он.
– Да. Но я счастлива. Останься со мной, юный лорд. Не уходи вот так сразу.
Казалось, он удивился, даже замер. Клеопатра пыталась вспомнить: знала ли она когда-нибудь человека, который был так ласков с нею? Может быть, только в детстве, когда она была еще очень глупа и не понимала, что к чему.
– Я вообще не хочу никуда уходить от вас, ваше величество, – сказал он. На миг он погрустнел, словно сам себе не верил.
– А вечером будет опера, мой повелитель. Давай пойдем вместе. А на балу потанцуем.
Каким светом озарились его глаза!
– Это будет чудесно, – прошептал он. Клеопатра показала на стоявшие перед ним тарелки:
– Твой завтрак, мой повелитель.
Он ел словно нехотя. Потом взял маленький сверток, лежавший возле тарелки, – раньше она даже не заметила его. Разорвал бечевку и достал нечто напоминающее толстый свиток, испещренный мелкими буковками.
– Скажи мне, что это.
– Газета, разумеется, – ответил он с улыбкой. Посмотрел на буковки. – Ужасные новости.
– Почитай вслух.
– Тебе не захочется слушать это. В магазине одежды нашли несчастную женщину. У бедняжки сломана шея – как и у других жертв… И еще фотография Рамсея с Джулией. Какая неприятность!
Рамзес?
– Об этом говорит весь Каир, ваше величество. Теперь и ты узнаешь. Мои друзья оказались замешанными в неприятную историю, но на самом деле они не имеют к ней никакого отношения. Простое совпадение. Видишь этого человека?
Рамзес.
«Они друзья Лоуренса Стратфорда, археолога, того самого, который раскопал мумию Рамзеса Проклятого».
– Он близкий друг моего отца, да и мой тоже. Его разыскивают. Ужасная глупость – из-за того, что из Каирского музея украли какую-то мумию. Явное недоразумение. Я думаю, скоро все прояснится. – Алекс помолчал. – Ваше величество! Пусть эта история вас не пугает. Это на самом деле какая-то чепуха.
Клеопатра смотрела на «фотографию» – это совсем не похоже на обычный рисунок: изображение очень отчетливое – наверное, оно выполнено чернилами. Эти чернила даже испачкали ее пальцы. На рисунке был изображен Рамзес. Он стоял рядом с верблюдом и с погонщиком. На нем был смешной тяжелый наряд нового времени. Надпись под «фотографией» гласила: «Долина царей».
Клеопатра чуть не расхохоталась. Ей казалось, что эта минута длится целую вечность. Юный лорд что-то говорил, но она не слышала его. Похоже, он сказал, что его ждет отец? Или что он нужен сейчас отцу?
