– Но, мисс Джулия, а как же…

– Делай, что я говорю, Оскар. Звони немедленно. Поторапливайся. Нельзя терять ни минуты.

С тяжелым подносом в руках она вернулась в залитую солнцем оранжерею и снова изумилась при виде прелестных цветов. Лиловые орхидеи, желтые маргаритки – все они были одинаково прекрасны.

– Надо же, только посмотри, – прошептала она. – Раньше я даже не замечала их. Все цветет. Восхитительно…

Рамзес стоял у черного хода, наблюдая за ней с тем же выражением печали на прекрасном лице.

– Да, восхитительно, – сказал он.

В доме парила суматоха. Рита чуть не сошла с ума, узнав, что отправляется в Египет. Оскар, который оставался сторожить дом, помогал кебменам стаскивать вниз тяжелые чемоданы.

Рэндольф и Алекс до хрипоты спорили с Джулией, убеждая ее в том, что ей ни в коем случае ехать нельзя.

А загадочный мистер Реджинальд Рамсей сидел за плетеным столиком в оранжерее, поглощая неимоверное количество пищи и осушая стакан за стаканом. Одновременно он читал газеты, по две сразу, если Эллиот не ошибался. Он то и дело вытаскивал какую-нибудь книгу из стопки, лежавшей на полу, и быстро пролистывал ее, словно искал интересующую его тему, а прочитав нужное место, тут же небрежно швырял книгу на пол.

Эллиот сидел в кресле Лоуренса в египетском зале и молча наблюдал за происходящим, поглядывая на Джулию, суетившуюся в гостиной, и на мистера Рамсея, который явно заметил обращенное на него внимание, но не придавал этому никакого значения.

Вторым безмолвным наблюдателем был Самир Айбрахам. Он стоял в дальнем конце оранжереи, в гуще удивительно пышной листвы и безучастным взглядом смотрел мимо мистера Рамсея куда-то в тенистую анфиладу комнат.

Три часа назад Джулия дозвонилась до Элиота. Тот немедленно начал действовать. Он догадывался, что должно произойти, и сейчас спокойно наблюдал за драмой, которая разыгрывалась в гостиной.

– Но ты же не можешь вот так запросто поехать в Египет с мужчиной, о котором ничего не знаешь, – говорил Рэндольф, изо всех сил сдерживаясь. – Разве можно отправляться в такое путешествие без компаньонки?

– Джулия, я категорически возражаю, – говорил Алекс, бледный от огорчения. – Ты не должна ехать одна.

– Хватит, довольно, – отвечала Джулия. – Я взрослая женщина. Я уезжаю. Я сама могу о себе позаботиться. Кроме того, со мной едет Рита. И Самир, ближайший друг отца. Лучшего защитника, чем Самир, не найти.

– Джулия, они оба для тебя не компания, и ты это знаешь. Будет скандал.

– Дядя Рэндольф, корабль отплывает в четыре часа. Нам нужно выезжать немедленно. Давай перейдем к делу, ладно? Я приготовила доверенность, так что ты можешь по-прежнему вести все дела компании.

Молчание. «Ну, вот мы и подошли к самому главному», – холодно подумал Эллиот. Он слышал, как Рэндольф закашлялся.

– Что ж, это необходимо было сделать, дорогая, – слабым голосом произнес он.

Алекс попытался вмешаться, но Джулия вежливо перебила его. Какие еще бумаги ей следует подписать? Он может сразу же послать их в Александрию. Она все подпишет и перешлет назад в Англию.

Довольный, что Джулия все-таки уезжает, Эллиот встал и направился в оранжерею.

Рамсей продолжал преспокойно поглощать невообразимые количества пищи. Вот он взял зажженные сигары – три сразу и все разные – и жадно затянулся, потом вернулся к пудингу, ростбифу и хлебу с маслом. Перед ним лежала раскрытая книга, на сей раз – история современного Египта, глава называлась «Резня мамлюков»^{5}. Казалось, этот человек не читал, а бежал глазами по строчкам – так быстро перелистывал он страницы.

Вдруг Эллиот заметил, что стоит среди густой листвы. Его поразили размеры папоротника и тяжесть ветви бугенвиллеи, опустившейся на его плечо, – растение совсем загородило вход в оранжерею. Господи, что здесь произошло? Повсюду, куда ни кинешь взгляд, цветут лилии, маргаритки, дикий плющ расползся по всему стеклянному потолку.

Ни Рамсей, ни Самир пока не заметили его или делали вид, что не замечают. Справившись с изумлением, Эллиот сорвал один из бело-сиреневых цветков, росший прямо над его головой, и стал разглядывать тугой, налитой соками бутон. Какая прелесть! Потом он медленно поднял глаза и встретился взглядом с Рамсеем.

Самир тут же вышел из прострации.

– Лорд Рутерфорд, позвольте мне… – Он замолчал, не найдя подходящих слов.

Рамсей поднялся и аккуратно вытер пальцы полотняной салфеткой.

Граф рассеянным движением опустил сорванный цветок в карман и протянул незнакомцу руку.

– Вы, очевидно, Реджинальд Рамсей, – произнес Эллиот. – Очень приятно. Я старый друг семьи Стратфордов. Тоже египтолог в своем роде. Мой сын Алекс обручен с Джулией, они собираются пожениться. Наверное, вы знаете об этом.

Мужчина не знал. Или не понял. Его щеки окрасились легким румянцем.

– Пожениться? – вполголоса переспросил он. А потом сказал уже громче: – Ему повезло, вашему сыну.

Граф осмотрел стол, заставленный яствами, снова перевел взгляд на буйную растительность, а потом опять посмотрел на стоящего перед ним мужчину: да, пожалуй, за всю свою жизнь он не видел подобных красавцев. Ни одного изъяна. Да еще такие страстные голубые глаза, из-за которых женщины сходят с ума. Добавьте к этому улыбку, которая всегда наготове, и вы получите беспроигрышный, почти фатальный вариант.

Молчание затянулось – так не пойдет.

– Ах да, дневник, – сказал Эллиот и полез в карман пальто.

Самир тут же узнал кожаный переплет.

– Этот дневник, – объяснил Эллиот, – принадлежал Лоуренсу. Он содержит ценную информацию об усыпальнице Рамзеса Записи на папирусе, оставленные царем. Я прихватил его с собой прошлой ночью, а теперь надо положить на место.

Лицо Рамсея посуровело.

Эллиот повернулся, опираясь на трость, и сделал несколько шагов к столу Лоуренса, невольно поморщившись от боли.

Рамсей пошел следом.

– Вас мучает боль в суставах, – сказал египтянин. – У вас есть современные лекарства? Был один старый египетский рецепт. Кора ивы, которую надо выпаривать.

– Да, – отозвался Эллиот, вглядываясь в изумительные голубые глаза. – Сегодня мы называем это лекарство аспирином – разве нет? – Он улыбнулся. Все шло более гладко, чем он ожидал. Он надеялся, что на его лице не появился предательский румянец, как у Рамсея. – Если вы ничего не слышали об аспирине, дружище, где же вы были все эти годы? Мы делаем его искусственным способом. Неужели вы даже не знаете такого слова?

Рамсей не изменился в лице, только немного сузил глаза, словно хотел дать понять графу Рутерфорду, что оценил его слова.

– Я не ученый, граф, – спокойно ответил Рамсей, – я скорее созерцатель, философ. Значит, вы называете его аспирином? Хорошо, что теперь я это знаю. Наверное, я слишком долго жил в далеких краях. – И он насмешливо приподнял бровь.

– Разумеется, у древних египтян существовали более сильные лекарства, чем кора ивы, не так ли? – пошел напролом Эллиот. Он посмотрел на ряд алебастровых кувшинов, стоявших на столе напротив. – Я имею в виду сильнодействующие средства, то есть эликсиры, способные не только облегчать боль в суставах.

– Сильнодействующие средства – это хорошо, – спокойно ответил Рамсей. – Но в них таится опасность… Какой вы странный, граф. Неужели вы поверили тому, что вычитали в дневнике своего друга Лоуренса?

– Да, поверил. Потому что, видите ли, я тоже не ученый. Возможно, мы с вами оба философы. К тому же я немного поэт. В мечтах я так много путешествовал!

Двое мужчин молча смотрели друг на друга.

– Поэт, – повторил Рамсей, смерив графа взглядом, словно прикидывал его рост. – Понимаю. Но вы говорите очень странные вещи.

Эллиот держался с достоинством. Он чувствовал, как пот стекает за ворот его рубашки, но на лице его оставалось приветливое и дружелюбное выражение.