Он уставился в темноту.
– Ты думаешь, так оно и есть?
Она почувствовала, как он сразу же отдалился. Вспомнил Фейт? Вероятно, на ее лице отразилось смущение, потому что Арман мягко произнес:
– Я просто думал, хочет ли Фейт, чтобы я нашел ее. Может быть, я здесь потому, что она недостаточно сильно любила меня?
– У тебя должна быть надежда,[14] – ответила Хоуп прежде, чем поняла смысл собственных слов. Она взмахнула рукой, словно пытаясь стереть в воздухе сказанное ею. – Неважно. Мы еще поговорим об этом. – Она встала и потянулась, готовая уйти. Прошлой ночью ей почти не удалось поспать, и сегодня день выдался трудный. Силы все еще не вернулись к ней.
– Я голоден, – заявил Арман. Это было сказано так, словно он ожидал, что с неба к нему спустится накрытый к банкету стол.
– Отлично. – В ее голосе послышалось раздражение – разве этот человек не способен сам о себе позаботиться? – В одной из сумок есть большой судок с холодной курицей, початки кукурузы, картофельное пюре и печенье. Угощайся.
– Так ты уходишь?
– Да. – Она повернулась и направилась к тропинке, которая вела к ее дому. – Я устала. Спокойной ночи.
Его ответ показался ей нежным, как и дуновение ветерка, донесшего эти слова к ней. Однако значение слов было совершенно ясно.
– И ты не боишься спать там совсем одна?
Она обернулась через плечо и увидела, что слабая улыбка тронула уголки его губ, словно вырезанные рукой искусного скульптора.
– А чего мне бояться? Ведь призрак тут – и не может уйти отсюда.
– Гм! Есть нечто более страшное, чем призраки, моя надежда! – Его голос был слышен отчетливо, хотя говорил он совсем тихо. – Тебе следует спать здесь, где я смогу защитить тебя.
– Мне не нужна защита.
– А вдруг станет нужна? Я не смогу тогда дотянуться до тебя. – Он поднял брови. – Незримая стена, помнишь?
– Помню, и очень хорошо. До завтра, – ответила она, пропуская его предложение мимо ушей. – Я буду записывать наш разговор, так что приготовься.
– Доброй ночи, моя Хоуп. – Она ясно поняла двойной смысл его последних слов.
– Спокойной ночи. – Решительно помахав на прощанье рукой, Хоуп пошла к себе домой спать.
Было уже за полночь, когда она поняла, что Арман оказался совершенно прав: ей следовало остаться с ним на вершине холма, ибо и дом ее, и постель показались ей сейчас самым пустынным местом на свете…
На следующее утро Арман стоял у самого склона холма, поджидая, когда же появится Хоуп. Он прислонился к шершавому стволу самой высокой из сосен, и глаза его не отрывались от маленького двухэтажного домика внизу. Он мог судить лишь по тому, что видел издалека: дом Хоуп не очень отличался от обычных деревенских домов, которые он видел строящимися в Монреале, или в Нью-Йорке, или в Бостоне, как и в любом из растущих городов Нового Света.
Только в этом доме жила его Хоуп, его надежда…
Всю ночь он с комфортом проспал в своем «спальном пуховом мешке», а палатка защищала его от пронзительного ночного ветра. Он читал – вернее, пытался читать – многие из журналов, пока наконец веки его не смежились.
Много лет назад он всем сердцем любил Фейт. Ничто не могло изменить эту любовь. И если сейчас его тянуло к Хоуп так же, как когда-то к Фейт, значит, для таких чувств должна быть какая-то причина помимо внешности Хоуп. Он только не знал, в чем эта причина.
Но, черт побери, где же она сейчас? Она ведь обещала прийти утром!
Он раздраженно сжал кулаки. Черт побери все! Неужели она не знает, что он ждет ее, желает видеть, смеяться вместе с ней, сердиться, обижаться?..
Он подобрал камешек, лежавший около ноги, и бросил его в сторону дома, ожидая, что тот отскочит от невидимой стены.
Но камешек не отскочил.
Он взял в руку еще один камень и швырнул. Тот упал около двери дома Хоуп. Тогда Арман подумал: если несколько камней, бросаемые его рукой, прошли сквозь преграду, почему бы ему не сделать то же самое? Разве он недостаточно быстр?
Решив сначала попробовать, он снял сапог и изо всей силы швырнул его в сторону двери. Взметнув гравий, сапог приземлился на ступеньках. Боевой клич вырвался из горла Армана и эхом разнесся над островом.
Поднявшись на холм, он не отрывал взгляда от невысокой сосенки, у которой, как ему было известно, начиналась невидимая стена. Сердце Армана возбужденно забилось при мысли, что сейчас он прорвется и сможет оказаться рядом с Хоуп. Отойдя на достаточное для разбега расстояние, он ринулся вниз со всей скоростью, на которую только был способен. С головокружительной быстротой несясь с холма, Арман услышал, как открывается дверь, и в ту же секунду ударился о стену.
Сердце Хоуп замерло в груди, когда она увидела, что Арман бросился вперед на невидимую стену с огромной скоростью. Дыхание ее перехватило, когда он рухнул на землю и замер неподвижно в том самом месте, которое, как они отметили вчера, являлось границей преграды.
Хоуп побежала к нему. По пути она обо что-то споткнулась, посмотрела вниз и увидела, что это был покрытый пылью кожаный предмет. Сапог Армана!
Схватив его, она продолжила бег и вскоре опустилась на колени возле Армана, инстинктивно потянувшись, чтобы пощупать пульс у основания его шеи.
Пульс бился ровно и уверенно, опровергая всякие опасения, что привидения не являются живыми в некотором смысле слова. Густые, темные ресницы, ради которых любая девушка, не задумываясь, пошла бы на все, контрастировали с бронзовым загаром его щек.
Сидя на земле, Хоуп уткнулась подбородком в колени и стала ждать, когда Арман придет в себя. Очевидно, этот парень решил прорваться через преграду, но – безуспешно. Упрямый. Надменный. Красивый.
Рука ее потянулась, прикасаясь к его волосам, – на ощупь они оказались точно такими, как она и думала. Пальцы ее скользнули вниз, проводя по его шелковистым бачкам. Только сейчас она поняла, что его волосы, обычно схваченные сзади в хвост, сейчас струились, распущенные, и казались роскошнее женских. Она с любовью провела по ним рукой, лаская их, прикасаясь снова и снова, как будто совершая магический обряд.
Вдруг она поняла, что его глаза открыты и пронзительный взгляд устремлен на нее, тогда как сама она разглядывала его тело. Хоуп застыла.
– Пожалуйста, не останавливайся, ma petite, – произнес Арман чувственным шепотом, от которого мурашки пробежали по ее телу.
– Ты очнулся? С тобой все в порядке?
– Я немного ушибся. У меня болит плечо. – (Она быстро отдернула руку, словно ее опалило огнем.) – Другое.
– А…
– Я не похож на зачарованного принца, как в сказках, которые, бывало, рассказывала мне grand-mere?[15]
Голос его был все еще тихим, он ласкал ее, успокаивал, удерживал, не позволяя убежать.
– Да, – хрипло ответила Хоуп.
– Значит, нужен поцелуй, чтобы я проснулся?
– Ты и так уже проснулся.
Он закрыл глаза.
– Тогда я снова засну, пока ты не поцелуешь меня.
– Тебе долго придется ждать.
Прошло много времени, прежде чем она наклонилась над Арманом, рассматривая его сомкнутые веки, затем губы, и прикоснулась к ним своими. Он был таким настоящим, теплым и очень, очень сексуальным. И вот ее губы скользнули по его губам, затем опять.
Руки Армана взлетели вверх; обхватив Хоуп за плечи, он привлек ее ближе, не давая ее губам оторваться от его сладкого рта. Язык его метнулся туда-сюда, побуждая ее ответить тем же. Медленно она пришла в себя, желая… нет, нуждаясь в его поцелуе так же, как нуждалась в воздухе.
Хоуп чувствовала, как вздымается и опадает могучая грудь Армана, с каждой секундой сердце его билось все учащеннее. Но, несмотря на это, она чувствовала, что может, если захочет, уйти от него – он не стал бы останавливать ее бегство.
Однако его знание ее тела, ее предательски чувственного тела, было еще одной причиной, по которой она оставалась заключенной в его объятиях. Казалось, он знал ее лучше, чем она себя. Когда большая ладонь Армана обхватила ее грудь, нежно, словно хрупкую драгоценность, Хоуп застонала.
