Глеб открыл глаза.

— Я спал? — спросил он.

— Не думаю. Как самочувствие?

— Не знаю… — Глеб подвигал плечами. — Наверное, все в порядке.

— Сделайте несколько легких гимнастических движений. Любых, какие вам больше нравятся. Таак… Теперь хорошо?

— Хорошо, — ответил Глеб. — Легко и приятно… Будто гора с плеч. Как вам это удается?

— Я ведь не спрашиваю, как вы за девять секунд ухитряетесь… фюйть… на орбиту Сатурна!

Глеб рассмеялся: — Понятно! Гипностатический психомассаж?

— Я рад, что ваше самочувствие улучшилось. — Дюринг вежливо улыбался.

— Но все равно мне нужен отпуск, — сказал Глеб.

— Море?

— Да, в частности, море. Земля.

— Понимаю. Запахи леса, ветры, шорох листвы.

— Нет. Берег тихой лагуны и много песка. Безлюдье и дюны. И чтобы тихая звездная ночь… Звуки фортепиано…

— В миноре, — добавил Дюринг. — Между прочим, меня наградили прозвищем Фортепиано только за это… — Он поднял руку и шевельнул пальцами. Глебу снова показалось, будто пальцев больше пяти.

— Вы обиделись?

— Ну что вы, как можно! И потом, в отношении прозвищ я убежденный фаталист. — Дюринг заторопился: — Приятно было побеседовать. К сожалению, мне пора.

— Спасибо… — пробормотал Глеб. Он посмотрел Дюрингу вслед. И увидел Калантарова.

Калантаров посторонился, пропуская Дюринга в дверь, внимательно взглянул на Глеба и тихо спросил:

— Как дела, оператор?

Глеб устало сказал:

— Давайте в открытую?

— Давно пора. То, что ты разобрался в теоретических выкладках Топаллера, весьма похвально. А вот то, что ты раскис по этому поводу…

— Нет, не по этому. Дело в другом. Я теряю веру в вашу гениальность.

— Гм… Ты отстал от жизни на тридцать веков. Ибо чуть позже мир изобрел для себя отличную заповедь: не сотвори себе кумира.

Глеб покачал головой:

— Моим кумиром были не вы, простите. Моим кумиром были идеи, которые вы умели выращивать в наших преданных вам головах. А после трех-четырех уравнений Топаллера вы растерялись.

— Ладно, — сказал Калантаров. — Какие у тебя ко мне претензии?

— Претензии?… Да никаких. Просто я хотел вам напомнить, что с некоторых пор вы, мягко выражаясь, отдаете предпочтение Меркурию.

— Чушь. Меркурианские базы располагают более мощной вычислительной техникой, только и всего.

— Топаллер неуязвим. И никакая техника здесь не поможет.

— Ну хорошо, — Калантаров вздохнул. — Скажи мне, что такое гиперпространство?

— Я не знаю, что такое гиперпространство. И вы не знаете.

— И Топаллер не знает. Вся его теория построена на результатах наших экспериментов.

— Да? А я до сих пор полагал, что это надежный фундамент.

— В пределах Солнечной системы — конечно.

— Гиперпространственные свойства вселенной представлялись мне одинаковыми во всех ее точках. Впрочем, это второй постулат теории Калантарова. Вашей теории. Скажите откровенно, что вы собираетесь предложить нам в качестве выхода из теперешней ситуации?

— Есть предложение закругляться.

— То есть… как закругляться?

— Согласно Топаллеру. — Калантаров пожал плечами: — Других возможностей его теорема просто не предусматривает. Сегодня мы проведем последний ТР-запуск по программе «Сатурн». Впрочем, этот запуск правильнее будет понимать как демонстрирование наших достижений — ведь ничего принципиально нового мы от него не ожидаем. Один человек или два — какая разница?

— Понятно… — Глеб похолодел. — Так этот, с бородкой…

— Да. Представитель техбюро транспортных коммуникаций Системы. Уполномочен дать официальный отзыв об эксплуатационных качествах нашей установки. И надо ожидать, недельки через две сюда нагрянет армия экспертов и проектантов. Первую установку типа «Зенит» — правда, повышенной мощности — предполагают строить на Луне. А затем… Я точно не помню намеченной очередности строительства, но, кажется, в таком порядке: Марс, Нереида, Титания, Феба, Плутон, Диона и Ганимед. Тем самым, видимо, будет подписан смертный приговор ракетным кораблям. Не всем, наверное, но дальнорейсовым непременно…

— Простите! — перебил Глеб. — Миллион извинений, но я не спрашивал вас о перспективах транспортного перевооружения Системы. Я, грешным делом, спрашивал вас о перспективах нашей с вами дальнейшей работы.

— Сначала нам предстоит поработать в качестве консультантов, — деловито стал объяснять Калантаров. — Ну и затем, с пуском новых ТР-установок, естественно, возникнет острая нужда в специалистах нашего профиля. Транспозитация грузов и…

Калантаров умолк.

— Вот что… — сказал Глеб. — Я пришел сюда работать ради звезд. И мне, в конце концов, наплевать, кто там будет у вас транспозитировать грузы!.. Кстати, кто сейчас командир «Миража»? Мосье Антуан-Рене Бессон? Я полагаю, мой бывший начальник не забудет дать Антуану-Рене соответствующие распоряжения. В связи с моим намерением покинуть «Зенит». Орэвуар!

Отчаянно взмахнув рукой, Глеб зашагал вдоль туннеля.

— Что ж, дело твое, — сказал ему вслед Калантаров. И вдруг, словно вспомнив о чем-то, воскликнул: — Да, кстати!..

Глеб медленно остановился, спросил: — Ну?

— Понимаешь ли… — Калантаров взглянул на часы. — Твой знаменитый эр-эффект кажется мне весьма любопытным. И пока не поздно, хотелось бы выяснить, что по этому поводу думает сам открыватель эффекта — Глеб Неделин. Если, конечно, он думал.

— Думал, — глухо ответил Глеб.

— И каков результат?

— Потрясающий. И вряд ли покажется вам интересным.

— К примеру?

— Стала сниться всякая белиберда. К примеру: безлюдный «Зенит», монополярные выверты. Часы такие… с гирями, стрелками и кукушками.

— Гм, действительно…

— А недавно мне приснилась идея межзвездной транспозитации.

— Вот как! — пробормотал Калантаров.

— Да. Снилось, будто бы к звезде Бернарда мчится на фотонной тяге огромный звездолет. И будто бы на этом суперкорабле смонтирован ТР-приемник типа «Дипстар». И еще там были тщательно запрограммированные автоматы…

— Понятно, в обход теоремы Топаллера… Идея в принципе осуществима. Но для своей реализации потребует срок, соизмеримый с периодом жизни двух или трех человеческих поколений.

— На безрыбье и рак рыба, — напомнил Глеб.

Помолчали. Калантаров еще раз взглянул на часы и сказал:

— На Меркурии я в основном занимался твоим эр-эффектом. Точнее, эр-феноменом — впредь так и будем его называть.

Глеб понимающе кивнул:

— Странное явление, верно? Три очень заметные полосы размыва пульсации поля… А затем будто бы эхо — девять более узких полос. Трижды аукнется, трижды на каждое ауканье откликнется. Пока аукается и откликается, куда-то лавинообразно уходит энергия, словно в бездонную пропасть. И все.

Калантаров приблизился к Глебу и взял его под руку.

— Нетерпелив ты до неприличия, вот что… — Он оглядел потолок: — Где-то здесь должны быть вентиляционные отверстия.

— Это немного дальше. Но там сквозняк.

— Ничего, — возразил Калантаров, увлекая Глеба за собой, — нам не мешает проветриться.

Идти куда-то принимать воздушные ванны — такой потребности Глеб вовсе не ощущал, но сопротивляться было бы еще глупее.

Тем более что Калантаров явно спешил и вид имел весьма озабоченный.