И тут на баке гибнущего судна появилась одинокая фигура, залитая кровью.

— Нас убили! — прорыдал человек, глядя на Хорнрака безумными глазами, взмахнул своим коротким мечом и разрубил пылающий рангоут. — Будь проклят этот туман!..

И вдруг, словно подброшенный катапультой, с пронзительным воплем упал в воду.

— Хорнрак!

А Хорнраку вспоминались костры, горящие в ночь солнцестояния на темных сырых пашнях — забытый обряд из детства… Он почти с неохотой отвернулся от этого зрелища, чувствуя, что кожа на лице задубела от жара.

Фальтор, Гробец-карлик и старик стояли чуть в стороне. На залитую мерцающим светом площадь сбегались люди.

— Это вас тоже касается, Фальтор! — крикнул Хорнрак — как крикнул бы, возможно, у подножья Минне-Сабы, где по ночам враждующие клики Низкого Города выясняют отношения, не заботясь о правилах чести. Сумасшедшая по-прежнему висела на нем, и он выронил непривычный меч.

— Дело дрянь, девочка. Слазь.

Клинок зазвенел на щербатых каменных плитах. Лошадь наступила на него. Легкие разорвал мучительный приступ кашля. Наемник напряженно размышлял над происходящим, однако заметил, что туман вокруг рассеивается, как сон, открывая взгляду огромные причалы и навесы для лодок. Городок… сизые сланцевые утесы… Вопили морские птицы, скользя над водой. Даже облака уплыли куда-то прочь. Если не считать мертвых моряков, на рейде не было ни души. И если не считать обломков судна, которые с бульканьем погружались в воду, сползая с пандуса, в гавани было пусто. Угрожающе пусто. Озадаченный, Хорнрак вытащил нож и двинулся вперед, ведя за собой лошадь.

Туман над поселком рассеялся, и сразу запахло копченой рыбой и солью. Фальтор и его спутники стояли, окруженные толпой, и чувствовали себя весьма неуютно. Эти люди не были вооружены, но зачем оружие при таком численном перевесе? Хорнрак поднял нож. Жители Железного ущелья окружали его, напоминая выживших в некой забытой колониальной войне — войне, где сражениями именуются стычки, не преследующие общей цели, войне без победителя. Хрупкие женщины, вежливые и рассудительные, несколько детишек с голыми ручками и ножками… Ни одного юноши — лишь несколько стариков, тяжело переставляя ноги и поднимая тяжелые воротники, щурят синие глаза, выцветшие и слезящиеся от холодного ветра. Все они — старики, женщины, дети — смотрели на незваного гостя в упор, с вызовом и без малейшего любопытства. Он тоже смотрел на них — смущенно, хотя вряд ли мог толком объяснить, откуда взялось это чувство.

Впрочем, здесь были не только обычные люди: чуть поодаль собралась небольшая группа Рожденных заново. Они напоминали странных длинношеих животных, их тонкие черты немного огрубели от постоянных лишений. От чего они отказались? Почему променяли Послеполуденную культуру с ее безумной изощренностью на вонь дохлой рыбы?

Моряки, сумевшие спастись во время крушения, плыли к берегу. Никто не пытался им помочь; похоже, они и не ожидали помощи. Они выбирались на пирс и лежали, растянувшись и недоуменно приоткрыв рты. Их взгляды были пусты. Вскоре двое моряков поднялись на ноги. Третий по-прежнему лежал между ними и бормотал, благодаря непонятно кого — вернее, пытался. Его товарищи снова опустились рядом, положили на колени изуродованную ожогами голову несчастного и держали, пока из уголка его рта не стекла струйка прозрачной жидкости. Тогда они оставили своего друга и стали смотреть на стаю чаек, которые терзали что-то плавающее на волнах — смотрели, не видя. Совсем мальчики, светловолосые, юные, простодушные… но на лицах такое отчаяние, словно вся жизнь этих пареньков свелась к череде кем-то спланированных атак и никем не запланированных отступлений.

Пару минут Эльстат Фальтор сурово наблюдал за ними. Похоже, местные старейшины — или другие представители власти — не удостоили гостей вниманием. С некоторым трудом он выбрался из толпы и достал верительные грамоты.

— Мы прибыли с миссией особой важности… — начал он.

Юноши долго молчали. Наконец один процедил:

— Вы выбрали не самый удачный момент.

Он повернулся к Фальтору спиной, спокойно проигнорировал попытку возразить, и его вырвало морской водой. Его товарищ примирительно положил руку ему на плечо и напомнил:

— Капитан, они прибыли из столицы…

Но тот, кого назвали капитаном, только вытер губы и дико захохотал.

— Ну да! Ты только посмотри на них! Какой-то желтый дед, девица… И аристократишки из Города со своим карликом!

Его снова скрутил приступ рвоты, но в желудке у бедняги, похоже, ничего не осталось.

— Вирикониум никогда и ничем нам не поможет, — пробормотал он В голосе капитана слышалась жалость к самому себе, и миг спустя он это осознал. Тогда рот юноши скривила гримаса отвращения.

— Ты что-нибудь видел?

Другой покачал головой, и капитан прошептал:

— Мне жаль тех, кто видел.

Он попытался отжать соленую воду из своей шевелюры.

— Голову даю на отсечение, нас протаранили свои, — продолжал он задумчиво. — Но к тому времени мы уже горели…

И пожал плечами.

— Как всегда. Те, кому удается хоть что-то увидеть, тут же сходят с ума. Те, кто не видел, заблудились в тумане.

Подобно всем побежденным, он не мог думать ни о чем, кроме своего поражения.

— Вы обязаны помочь нам! — внезапно закричал Эльстат Фальтор.

— Оставьте их в покое, Фальтор, — проговорил Хорнрак. Ему слишком часто приходилось оказываться среди проигравших. Правда, он не ожидал, что сможет почувствовать сострадание… Он только что осознал это и был немало удивлен. Наемник краем глаза взглянул на карлика — заметил ли тот что-нибудь?

Но карлика это не интересовало: он только подарил юным морякам ясную, безжалостную усмешку и сказал:

— Здесь врагов нет — по крайней мере их не видно.

— Эти грамоты обязывают их оказать нам помощь, — произнес Рожденный заново, чуть понизив голос.

Его слова привели юношей в замешательство, которое сменилось легким презрением.

— Идите в Новую ратушу, — бросил один. — И оставьте нас в покое.

И они побрели прочь по причалу — туда, где над пеной, почти скрывшей обломки крушения, под странным утлом торчала одинокая мачта.

Запах лимонов лез в ноздри. Казалось, на корпусе затонувшего судна на протяжении всего плавания, ставшего для него последним, оседала горькая роса. Нездешний, фальшивый запах… Лошади его явно не выносили.

Толпа, чувствуя, что продолжения не предвидится, минуту-другую равнодушно наблюдала за происходящим, а затем начала редеть. Дети все еще оборачивались — их словно магнитом тянуло к месту крушения. Но взрослые просто шли по мощеной дороге, ведущей в Железное ущелье, и исчезали по двое и по трое среди маленьких двухэтажных строений под шиферными крышами, потемневшими от влаги до цвета сланца, за развешенными для просушки сетями и мокрым бельем на веревках. Они отупели от холода и непрерывных лишений. Казалось, никакое бедствие уже не вызовет у них ни протеста, ни даже отклика — даже бедствие, которое, как позже заметил кое-то из спутников Фальтора, касалось их всех. Одна женщина замешкалась и какое-то время стояла, глядя на волны. На ее щеках, быстро высыхая на ветру, блестели слезинки. Лишь тогда Хорнрак понял, что корабль действительно был не один.

Западный ветер брызгал в лицо дождем. Там, откуда он прилетел, огромной древней рыбиной лежал островной континент Фенлен — лежал и чего-то ждал.

На возвышенности Хорнрак разглядел «Новую ратушу» — здание словно парило в воздухе над поселком. Наемник почему-то почувствовал себя несчастным.

— От этого ветра у меня кости ломит, — бодро сообщил Целлар-птицетворец. Никто не ответил, и старик нетерпеливо пожал плечами.

— Нам стоило бы сделать кое-что для этих людей, — сказал он Фальтору. — Куда больше, чем они когда-либо смогут сделать для нас. Это к вопросу о помощи. Когда вы перестанете дуться, сами это увидите.