Сказали мне, что я стонал Сказали мне, что я стонал во сне. Но я не слышал, я не знал, что я стонал во сне. Я не видал ни снов, ни слов я не слыхал — я спал,— без сновидений сон. Товарищ утром мне сказал, что слышал долгий стон, как будто больно было мне — так я стонал во сне, Да, все, что сдерживалось днем, затихшее в быту дневном, уже давно не боль, не рана, а спокойный шрам, рубец, стянувшийся по швам,— а что для шрама соль? Да! Я забыл луга в цвету и не стонал о ней,— я стал считать ту, что любил, почти любовью детских дней. Но если б знали вы — как это все взошло со дна, очнулось смутной раной сна и разошлось, как швы. Но я не видел ничего во сне. Я спал без снов. Товарищ в доме ночевал, и это я узнал со слов… Как мог таким я скрытным стать и спрятать от себя боль и бездумно спать? Но боль живет, и как ни спишь, и как ни крепок сон, какую б ночь ни стлала тишь — все слышит, знает стон, все помнит стон, он не забыл ту, что бессонно я любил в дали ушедших дней, стон мне напоминал о ней, чтоб днем не больно было мне, чтоб я стонал во сне. Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. Москва: Худож. лит., 1974. БОЛЬ Умоляют, просят: — Полно, выпей, вытерпи, позволь, ничего, не будет больно…— Вдруг, как молния,— боль! Больно ей, и сразу мне, больно стенам, лампе, крану. Мир, окаменев, Жалуется на рану. И болят болты у рельс, и у угля в топках резь, и кричат колеса: „Больно!“ И на хлебе ноет соль. Больше — мучается бойня, прикусив у плахи боль. Болит все, болит всему, и щипцам домов родильных, болят внутренности У снарядов орудийных, моторы у машин, закат болит у неба, дальние болят у времени века, и звон часов — страдание. И это всё — рука на грудь — молит у товарищей: — Пока не поздно, что-нибудь болеутоляющее! Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. Москва: Худож. лит., 1974. СЛУЧАЙ С ТЕЛЕФОНОМ Жил да был Телефон Телефонович. Черномаз целиком, вроде полночи. От него провода телефонные, голосами всегда переполненные. То гудки, то слова в проволоке узкой, как моя голова — то слова, то музыка. Раз читал сам себе новые стихи я (у поэта в судьбе есть дела такие). Это лирика была, мне скрывать нечего — трубка вдруг подняла ухо гуттаперчевое. То ли ловкая трель (это, впрочем, все равно),— Телефон посмотрел заинтересованно. Если слово поет, если рифмы лучшие, трубка выше встает — внимательней слушает. А потом уж — дела, разговоры длинные… А не ты ли была в те часы на линии?.. Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах. |
