Майкл Льюис, профессор

Основная причина реанимирования далеко не похвального военно-морского эпизода середины девятнадцатого столетия состоит в привлечении внимания читателя к документу, до настоящего времени, мне думается, неопубликованному. Его прислал мистер Р. В. У. Сток из Сент-Джонс-Вуд, любезно разрешив мне привести его здесь. Он содержит послания, написанные преподобным Томасом Хьюмом - капелланом флагманского судна контр-адмирала, командовавшего британской Тихоокеанской эскадрой - и датированы 12 сентября 1854 года. Это не оригинал, а копия, сделанная почти сразу же, очевидно, супругой мистера Хьюма. Не подлежит сомнению, что она (или кто-то из ее семейства) сделала несколько копий письма, дабы отправить друзьям и близким, которые могли бы заинтересоваться очень необычным его содержанием. Заметно, что переписчик скопировал всю первую часть послания, которое отражает действительно уникальный инцидент. Но во второй части, которая описывает действия, которые последовали после инцидента, рукопись становится простым рядом отрывков, предназначенных, вероятно, к тому, чтобы уточнить сведения, уже освещенные в печати - новые добавления и комментарии от первого лица. Первая часть может находиться отдельно на своем надлежащем месте; вторая стала значащим документом только после того, как опущенные детали были заменены в общем контексте.

Англо-русская война в 1854 году развивалась на четырех фронтах - Крым (который дал имя войне в целом), военно-морская кампания на Балтике, интересные, но почти забытые небольшие эпизоды на Белом море и (который интересует нас здесь) действия на Тихом океане. Этот последний подвержен некоторому замалчиванию, особенно, британской стороной; возможно, потому, что большинство викторианцев устраивала формулировка "отход на запасные позиции", в то время как автор данного послания (свидетель неприятной правды) назвал его "кровавым поражением".

Англо-французская эскадра на Тихом океане была весьма сильна и состояла из девяти кораблей, несущих 282 орудия. А вот где она была намного слабее - так это в своих целях и, как следует добавить, в своем верховном командовании.

Во-первых, сдается, что не было никакого плана кампании, оправдывающего ее имя. Союзники встретились в Гонолулу в июле. Здесь они узнали о двух русских кораблях, фрегате и корвете, находившихся в небоеготовом состоянии в Петропавловске, главном, но маленьком российском порту на восточном побережье Камчатки. Туда они и отправились; 29 августа достигли цели и после поверхностной разведки назначили прямой штурм на следующий день. Не очень понятно, почему они так решили - даже небрежная разведка показала, что место было чрезвычайно хорошо защищено, и в его взятии было нечто большее, чем просто престиж.

Следующим утром, после того, как якоря были подняты, и когда флот фактически стоял готовым к атаке, действия были внезапно отложены - к сожалению, не потому что адмирал изменил планы, а по причине совсем иной, которая возвращает нас ко второй и наиболее серьезной слабости эскадры, к ее верховному командованию.

Французский командующий, контр-адмирал Феврье Де Пуант, был больной старик, который мало значил в объединенной эскадре и во всей этой истории. Другое дело британский командующий контр-адмирал Дэвид Прайс. Уроженец Уэльса, отпрыск хороших семейств в Кермартэне и Брекнокшире, он был в 1854 в возрасте 64 лет, и (теоретически) был на службе 53 из них. Это было его первое флагманство; он был произведен в контр-адмиралы в 1850 году, и только в 1853-м был назначен руководителем Тихоокеанской эскадры. Нам сегодня он мог бы показаться чересчур старым для такого поста и не чересчур опытным. Последующие события достаточно ясно показывают, что и то, и другое; но в службе, где со времен наполеоновских войн еще не появился офицерский корпус с опытом боевых действий, он ни в коем случае не был слишком стар или, скажем, неопытен. Действительно, по сравнению с его современниками, занимавшими схожие посты, он был почти молод - Напье (Балтика) было 68 лет, а Дандасу (Черное море) - 69; с учетом действительной службы это даже несколько лучше, чем в среднем. Его суммарный послужной список выглядит так (по датам и возрасту):

1801 (11 лет) - вышел в море. Участвовал в битве под Копенгагеном.

1803 (13 лет) - мичман. Вест-Индия, на малых судах.

1805-1808 (15 - 18 лет) - на корабле "Centurion"158 под командованием сэра Сэмюэля Худа. Действия под Ла-Рошелью и у Копенгагена (под командованием Гэмбье), ранен.

1809 (19 лет) - действующий лейтенант. Отважно дрался на малых судах с датчанами и дважды взят в плен. 1809 (сентябрь) - подтвержденный лейтенант.

1811 (21 год) - отважно дрался при Барфлере. Тяжело ранен, выведен из строя на год.

1812-1813 (22 - 23) - на больших кораблях под Шербуром и Тулоном.

1813 (23 года) - произведен в коммандеры.

1814 (24 года) - в операции против Балтимора; Потомак и Нью-Орлеан. Тяжело ранен, но отмечен высоко.

1815 (25 лет) - made Post for his services. (Прекрасная боевая запись: полностью используемый по выздоровлению от ран. Но посмотрим дальше.)

1815-1824 (25 - 34) - отставка.

1834-1838 (44 - 48) - командир 50-пушечного корабля "Portland" (Средиземноморье).

1838-1846 (48 - 56) - отставка. Жизнь в Брекнокшире, должность мирового судьи.

1846-1850 (56 - 60) - комендант верфей в Ширнессе.

1850 (60 лет) - произведен в контр-адмиралы.

1850-1853 (60 - 63) - отставка.

1853 (63 года) - назначен на Тихоокеанскую эскадру.

Итого выходит (после последнего ранения): служба на флоте - 4 года, служба на берегу - 4 года, отставка - 30 лет.

Представляется справедливым суммировать именно так. В своей молодости - отважный воин; но в зрелом возрасте полностью отделен от профессии, в которой сверкал; утеря не только непрерывности опыта, который прибывает от регулярного продвижения вверх, но даже (через некоторое время) и боевого чутья. Как мы можем судить по тому, что мы знаем о других его современниках в подобных обстоятельствах - он, очень вероятно, провел много времени, безуспешно околачиваясь вокруг Адмиралтейства и ожидая назначения, которое так и не пришло. Так или иначе, мы не знаем, как он провел эти долгие 19 лет - его главные годы от 25 до 44 лет; не знаем, что он чувствовал в связи со всем этим. Наконец, однако - и это выглядит почти как официальная подачка его чувствам - ему позволили покомандовать 50-пушечным кораблем. Но потом снова пропасть, в которой он, без сомнения, понял, каково иметь дело с записными бюрократами своей собственной страны. Затем вдали снова забрезжили паруса и мачты, но в доках, а не в море; и вновь возвращение в старое графство Брекнок - хоть и в форме флаг-офицера. Имел ли он то, что более чем бесстрастные англичане называют "кельтский характер"? Действительно ли он был впечатлительным, легковозбудимым, пылким и склонным к самолюбованию? Очень возможно, но кто знает? Был ли он расстроен или оскорблен? Снова возможно, но вряд ли - видя, что жил он в целом намного лучше, чем большинство его современников.

С другой стороны, был ли он в 1854 году на пике своей военно-морской "формы", настоящим профессионалом, которого не страшит ничто, готовым и горящим нетерпением использовать этот самый великий шанс для своей военно-морской карьеры? Боюсь, что это совсем другая история. Предоставим свидетельствовать его капеллану.

Что же случилось с адмиралом? Это дело более психотерапевта, чем историка; было бы интересно узнать мнение современного психиатра. Многое из свидетельства капеллана помогло бы ему в постановке диагноза - например, довольно болезненная реакция адмирала на смерть моряков, что упали сверху, его почти истеричное отношение к своим людям в общей массе; капеллан прямо отмечает, что "бедный старик был всегда очень слаб и нерешителен во всем, что он делал". Общественное мнение, ничего не зная о его комплексах и ограничениях, расценило все это дело как отказ Прайса от исполнения обязанностей, и капеллан (который вообще ничего не знал относительно них), вероятно, под его давлением, мог прийти к тому же самому заключению. Намного позже, сэр Джон Лафтон ("Словарь Национальной Биографии", пункт "Дэвид Прайс") счел это маловероятным: "Он был здоровый веселый мужчина 64 лет, которому вид врага был не в диковинку". На мой взгляд, это непоследовательно. Лафтон полностью игнорирует тот факт, что Прайс своего последнего врага видел приблизительно 40 лет назад, и мы не имеем никаких доказательств того, о чем говорит сэр Джон. На самом деле, все они (Лафтон, капеллан и общественное мнение) кажется, упускают ту особенность, которой, я уверен, не пренебрег бы современный психиатр: влияние всей предыдущей адмиральской карьеры на его тело и его разум: неистово активная молодость, несколько серьезных ран, период почти бесконечных расстройств, сопровождавших его внезапный новый приход на значительно изменившуюся службу. Наиболее вероятное заключение, думается, таково: он был уже разрушен ментально и нравственно - если не "физически" - прежде, чем возглавил Тихоокеанскую эскадру, и потому был совершенно не способен адаптироваться ни к новым условиям войны, ни к незнакомому ему доселе бремени более высокой ответственности.