Бэннинг вышел из кабинета Эвис, чувствуя, что находится в смятении. Этих нескольких минут наедине с Эвис оказалось достаточно, чтобы все в душе его перевернулось. Больше всего на свете ему хотелось схватить ее в объятия и целовать, целовать без конца. Стоило ей только войти в комнату, стоило ему почувствовать знакомый аромат ее духов, как его желание становилось нестерпимым, разливаясь мучительной болью во всем теле. Но Бэннинг знал, что обязан держать себя в руках. Он больше не имеет права целовать ее. Он должен сделать все, чтобы она сама, по доброй воле пришла к нему… хотя при одной только мысли, что ему придется держаться в стороне, ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума.

Он уныло брел по коридору, направляясь к себе в комнату, когда вдруг раздавшийся из-за двери голос матери заставил его остановиться.

– Бэннинг, это ты?

– Да, мама, – со вздохом ответил он.

– Пожалуйста, зайди ко мне.

Его матушка сидела в своей маленькой гостиной, вышивая цветочный узор на куске какой-то ткани. Увидев на пороге сына, она оторвалась от пяльцев и окинула его внимательным взглядом.

– Хорошо провел вечер?

– Ужасно! – бросил Бэннинг.

– Вот как? Ну, тогда ничего удивительного, если он закончится еще хуже, – невозмутимо заметила она. Потом, отложив вышивание, выпрямилась и смерила Бэннинга недовольным взглядом. – По-моему, сынок, у тебя возникла небольшая проблема.

– Даже так? – поднял брови Бэннинг.

– Представь себе. Тебя видели, когда ты выходил из гостиницы «Холстед инн».

– Что в этом такого странного?

– С какой-то женщиной, – добавила мать.

Господи, спаси и помилуй… ей все известно!

– Мама, мне казалось, я уже достаточно взрослый, чтобы иметь право самому решать, как проводить время и с кем, – сказал он.

– Совершенно верно, – кивнула его мать. – Скажи спасибо, что ты узнал об этом от меня… а не услышал, как об этом перешептываются старые сплетницы, прикрывая рот веером. Пока никому не известно, кто была эта, женщина, однако общее мнение таково, что она леди, а не какая-то вертихвостка. И не дама полусвета.

– Выходит, лица ее никто не видел? – уточнил Бэннинг.

Его мать сгребла в охапку пяльцы с неоконченной вышивкой, игольницу, нитки и сунула все это в руки опешившему Бэннингу.

– Нет. Но я не позволю, чтобы из-за твоих развлечений с женщинами доброе имя нашей семьи оказалось замаранным. Так что постарайся, чтобы никто не пронюхал, кто эта девушка.

Поднявшись со стула, леди Селби царственно выпрямилась и смерила его надменным взглядом своих холодных голубых глаз. В такие минуты она всегда напоминала ему Дженетт – именно так выглядела его младшая сестренка, когда он, взявшись дразнить ее, своими шуточками выводил ее из себя. Правда, с Дженетт было куда проще – он обычно принимался тормошить ее, и очень скоро она вновь приходила в хорошее настроение. С его драгоценной матушкой такой номер не пройдет, уныло подумал Бэннинг.

– А еще лучше – постарайся, чтобы мне не стало известно, кто она такая. Иначе ты и глазом не успеешь моргнуть, как будешь стоять с ней перед алтарем! – грозно объявила она.

– Да, мама, – кротко кивнул Бэннинг. Величественным жестом она указала ему на дверь.

– А теперь иди. И помни, что я сказала.

– Эвис, вы меня слушаете?

Эвис, растерянно моргнув от неожиданности, очнулась и попыталась сосредоточиться на том, что говорит Эмори. Писатель развалился на сиденье экипажа напротив Эвис, ее горничная Бриджет скромно устроилась рядом со своей госпожой. Конечно, взять с собой горничную вместо компаньонки было не самым лучшим вариантом, вздохнула Эвис, но ничего другого она придумать не смогла. Все ее подруги, которых она просила составить ей компанию, решительно отказались – даже Софи.

– Простите, Эмори, – с покаянным видом пробормотала она. – Сегодня я какая-то рассеянная.

В ответ Эмори улыбнулся. Но – странное дело – глаза его при этом по-прежнему оставались холодными.

– Я рассказывал вам, что говорил принц по поводу моей новой книги.

Ну конечно, как же она забыла? Мыслями она витала далеко – замечтавшись, пыталась представить себе, насколько интереснее стала бы эта поездка, если бы ее сегодняшним спутником был не Эмори, а Бэннинг. Руки Эвис сами собой сжались в кулаки. Нет, это невыносимо, подумала она. Лучше всего просто запретить себе думать о нем. В конце концов, этот эпизод ее жизни уже отошел в прошлое.

– …а потом принц сказал, что находит мою книгу премилой, – продолжал между тем Эмори.

«Да, Эмори – просто идеал джентльмена, этого у него не отнимешь».

– Эвис, – с досадой воскликнул Эмори, – готов поклясться, вы не слышали ни единого слова из того, что я вам рассказывал!

– Простите, Эмори. Мне ужасно жаль, но я ничего не могу поделать. Вы прекрасный рассказчик. Но сегодня я какая-то рассеянная, – с извиняющейся улыбкой пробормотала Эвис.

Эмори склонился к ней и, улыбнувшись, покровительственно похлопал ее по руке.

– Что с вами такое?

Эвис, зажмурившись, сжала его руку.

– Я никак не могу заставить себя не думать об Элизабет. Бедняжка!

– Да, конечно, ей сейчас тяжело. Смерть отца – ужасный удар для нее, но со временем это пройдет. И потом – у нее ведь остались сестры.

– Да, конечно, Эмори. Вы, как всегда, правы.

Какой он все-таки чудесный человек, этот Эмори, растрогалась Эвис. Как она могла поверить Бэннингу, когда тот пытался очернить его, рассказывая, как Эмори когда-то избил проститутку? За все годы, что она знала его, он ни разу не совершил ничего постыдного… никогда не сказал ни единого грубого слова. Возможно, ей следовало бы сначала выслушать эту историю в его изложении… Но конечно, если он захочет ей рассказать…

– Эмори… – пробормотала она. И замолчала, чтобы собраться с духом.

– Да?

Нет, это слишком личное. Она не имеет права спрашивать его о таких делах.

– Эвис, о чем вы все время думаете? Вы ведь знаете, мы друзья. Вы можете спросить меня о чем угодно. У меня нет от вас секретов.

– Видите ли, – решилась она наконец, – о вас ходят кое-какие слухи.

Отпустив ее руку, Эмори откинулся на спинку сиденья. Глубокая морщина прорезала его лоб, лицо потемнело.

– Что за слухи? – резко спросил он.

– Речь идет о том, что случилось много лет назад.

– Все было совсем не так, – поспешно проговорил он. Руки Эмори сами собой сжались в кулаки, лоб сразу заблестел от пота, на скулах вздулись желваки. Глаза его расширились, но он упорно отводил их в сторону, стараясь не встречаться взглядом с Эвис. – Я… я никогда и пальцем не тронул ту девушку. У меня есть свидетели.

Эвис, заметив его волнение, сочувственно улыбнулась:

– Я была уверена в этом. Учитывая, сколько юношей учатся в Итоне, это мог быть любой из них.

– В Итоне?.. – Эмори поперхнулся. Разжав кулаки, он бессильно откинулся на спинку обитого бархатом сиденья, и на лице его отразилось безмерное облегчение. – Эвис, послушайте, это было всего лишь маленькое недоразумение – не более того. Уверяю вас.

– Может, вы расскажете мне об этом?

Он вдруг смешался. После неловкой паузы, немного затянувшейся, как машинально отметила про себя удивленная Эвис, Эмори покорно кивнул:

– Дело было так. Один молодой человек, с которым мы тогда жили в одной комнате, привел туда шлюху. Потом между ними вышла ссора, он жутко разозлился, поскольку она попыталась стянуть у него деньги, крупную сумму, намного больше той, о которой они условились. Он вышел из себя и ударил ее. А недоразумение случилось, поскольку Джеймс тут же сбежал. Видите ли, он выбежал из комнаты, едва она упала, а на ее крик вошел я. Вот все и решили, что это я избил ее до полусмерти. Мне так никогда и не удалось заставить злые языки замолчать. В Лондоне немало людей, которые до сих пор считают меня чудовищем, способным поднять руку на беззащитную женщину, – с грустной улыбкой добавил Эмори, разглядывая свои руки.