Однако Эвис, высвободившись из его объятий, мигом вернула Бэннинга к реальности.

– Думаю, будет лучше, если мы войдем в гостиницу, – со вздохом объявила она.

– Тогда опустите вуаль на шляпке, чтобы никто не увидел вашего лица, – предупредил он.

Первый раз за все это время она молча сделала, как он велел, без споров и препирательств, чему он, признаться, был очень рад. Дождавшись, когда она завяжет под подбородком синие ленты шляпки, Бэннинг выбрался из экипажа и подал руку, чтобы помочь Эвис выйти. И хотя ее лицо скрывала густая вуаль, она опустила пониже голову, пока они под руку с Бэннингом шли к гостинице.

– Как вы думаете, нас кто-нибудь, видел? – шепнула она, когда они уже были на лестнице.

– Не думаю, чтобы кто-то обратил на нас внимание. Да и с чего бы? В глазах остальных постояльцев мы с вами – просто еще одна супружеская чета, решившая остановиться здесь на ночлег.

– Слава Богу! – с трудом переводя дыхание, прошептала она.

Бэннинг провел ее в отведенную им комнату. Она оказалась довольно просторной, полной света и воздуха, правда, пастель выглядела достаточно убого. Но поскольку спать в эту ночь не входило в его намерения, в глазах Бэннинга это не имело особого значения.

– А ваша комната далеко от этой? – оглядев спальню, поинтересовалась Эвис.

– Вы сейчас как раз в ней и находитесь, – коротко бросил Бэннинг.

Между бровей Эвис залегла глубокая морщина.

– Тогда где моя комната?

– Сегодня вы проведете ночь со мной, – объяснил он.

– О-о-о! – округлив глаза, выдохнула она. Потом подошла к окну, дрожащей рукой отодвинула плотную штору и выглянула наружу.

Заметив, как она нервничает, он подумал, что неплохо бы успокоить ее, но подходящие слова, как назло, не приходили на ум. Господи, какие грандиозные планы у него были на эту ночь… а тут эта убогая кровать! Проклятие, чертыхнулся про себя Бэннинг.

– Я буду спать на полу, – пообещал он. Обернувшись, она бросила на него удивленный взгляд, и на губах у нее появилась слабая улыбка.

– Нет, – покачала головой Эвис. – К счастью, я сегодня отлично выспалась – проспала полдня, пока мы тряслись в экипаже. Так что постель ваша. А если я захочу спать, то посплю в кресле у камина.

Если он падет так низко, что позволит женщине спать в кресле, в то время как сам будет нежиться в постели, угрюмо подумал Бэннинг, то попросту перестанет себя уважать. Он уже открыл было рот, чтобы сказать ей об этом, но ему помешал негромкий стук в дверь.

– Мистер Толбот, это мистер Оуэне. Я принес ваш ужин.

– Входите! – крикнул Бэннинг.

Эвис снова отвернулась к окну, чтобы не дать хозяину увидеть ее лицо. Мистер Оуэне бочком прошмыгнул в дверь и оглядел комнату в поисках подходящего стола, на который можно было бы поставить тяжелый поднос. К несчастью, единственный стол, достаточно большой для того, чтобы расставить на нем принесенные блюда, находился в двух шагах от Эвис.

– Прошу прощения, мэм, – пробормотал он.

Эвис попыталась отвернуться, но безуспешно. Мистер Оуэне бросил на нее быстрый взгляд.

– Сегодня на ужин свежая рыба, милорд. Треска. Надеюсь, она придется вам по вкусу.

– Достаточно, мистер Оуэне.

Поняв намек, хозяин засуетился, сунул под мышку пустой поднос и засеменил к двери.

– Доброй ночи, милорд, – пробормотал он, плотно прикрыв за собой дверь.

– Мне очень жаль, что так получилось, – тихо сказал Бэннинг, едва его шаги стихли в коридоре.

– Все это было ужасной ошибкой, – покачала головой Эвис. – Сначала виконт Сомертон, и вот теперь это… Знаете, мне кажется, будет лучше, если мы выбросим из головы наш безумный план и вернемся в Лондон.

– Эвис, мы не можем этого сделать, – терпеливо сказал Бэннинг.

Она резко повернулась, отодвинувшись от окна, и он, заметив блеск в ее глазах, тут же понял, что Эвис едва сдерживает гнев.

– Конечно! – с едкой иронией в голосе бросила она. – Ведь тогда вы приметесь рассказывать всем и каждому, что я самая обыкновенная ш… шлюха! – Было заметно, что она вот-вот расплачется.

– Ш-ш-ш… не смейте так говорить!

Бэннинг подошел к ней и обхватил руками ее лицо. Имея дело с Эвис, нельзя торопиться и подгонять события, напомнил он себе. Придвинувшись поближе, он медленно наклонил голову и заглянул ей в глаза. Губы его приблизились к ее губам, его дыхание смешалось с ее собственным, но прежде чем он успел поцеловать ее – что он, собственно, и собирался сделать, – Эвис неожиданно вырвалась и оттолкнула его в сторону.

– Может быть, мы все-таки поедим? – ехидно поинтересовалась она.

Шумно выдохнув, Бэннинг с трудом подавил раздражение и уселся за стол, благоразумно отодвинувшись от Эвис подальше. Пока они ели, он краем глаза поглядывал на нее, ловя каждое ее движение, и за это короткое время узнал больше о ней, чем за все эти годы. Она с аппетитом съела рыбу, едва пригубила вино и принялась гонять по тарелке горох, ковырялась, ковырялась, да так ничего и не тронула. При этом она почти все время молчала. Либо вообще не любила разговаривать за столом, либо все еще дулась на него. Зная, какое прекрасное воспитание она получила, Бэннингу ничего не оставалось, как признать, что Эвис скорее всего не испытывает ни малейшего желания общаться с ним.

– Расскажите мне о вашем детстве, – внезапно попросил он. Эвис поперхнулась вином, которое как раз пила, и закашлялась так, что он уже было испугался, что она задохнется.

– О моем детстве? – отдышавшись, удивленно переспросила она.

– Да. Где вы тогда жили – наверное, в загородном поместье? Ездили верхом, лазали по деревьям – я угадал?

Эвис остановившимся взглядом уставилась на каплю, повисшую на краю ее бокала с вином. Ей и раньше случалось слышать рассказы о подобном идиллическом детстве. Возможно, благоразумнее было бы солгать ему… состряпать на скорую руку парочку-другую историй о своем якобы счастливом детстве, которым он без труда поверит, промелькнуло у нее в голове. Но почему-то язык у нее не поворачивался лгать Бэннингу.

– Отец действительно летом уезжал в наше загородное поместье. Ну а мы почти всегда оставались в Лондоне. Так что вынуждена вас разочаровать – мне никогда не доводилось лазать по деревьям.

– А почему вы и ваша мать не уезжали за город вместе с отцом? – удивился Бэннинг.

«Потому что это была единственная возможность хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности, – хотелось крикнуть Эвис. – Хоть какое-то время пожить спокойно…»

– Моя мать предпочитала жить в городе, – вместо этого лаконично сообщила она.

Бэннинг понимающе кивнул:

– Ясно. Кстати, мою матушку тоже клещами из столицы не вытащишь. Хотя она постоянно твердит, как приятно иногда летом выбраться из Лондона и хоть на время избавиться от царящей в городе жары и духоты.

Эвис подумала, что это хорошая возможность увести разговор в сторону, а то еще, чего доброго, он снова примется расспрашивать ее о детстве и прежней жизни.

– Расскажите мне о себе, – попросила она.

– Это на редкость скучная тема, уверяю вас, – с усмешкой сказал Бэннинг.

– Ни за что не поверю. – Эвис вдруг попыталась представить его себе маленьким мальчиком, и губы ее против ее воли расплылись в улыбке. – Думаю, что в детстве вы, наверное, доставляли своей матушке немало головной боли.

Он рассмеялся.

– Да уж, что было, то было! – кивнул он. – После моего рождения мать только и твердила, как ей хочется иметь дочку. А потом родилась Дженетт. И оказалось, что с моей младшей сестренкой ей досталось хлопот куда больше, чем со мной.

Поднявшись из-за стола, Бэннинг протянул Эвис руку, которую она приняла без малейших колебаний. Прихватив бокалы с вином, они пересели в удобные кресла перед камином, где сейчас не горел огонь. Любопытство Эвис не было удовлетворено – наоборот, она мечтала узнать как можно больше об этом человеке, чей характер до сих пор оставался для нее настоящей загадкой.

– И каково это – с самого рождения знать, что в один прекрасный день тебе суждено унаследовать пышный титул графа? – с улыбкой спросила она.