Можно мимоходом отметить, что в истории был такой момент, когда действительно существовали мастера пострелять. Это было пестрое скопище жестких усов, с помощью лошади и ружья пробивавших себе дорогу через тогДашний Новый Запад. После них осталась уйма легенд и ловких проделок. Смелые и рисковые, они были жестокими и неотесанными бандитами с лужеными глотками, в равной степени ловкие и верные там, где дело касалось стрельбы. Это всего лишь логическая гипотеза, но если бы на том свете ковбои смотрели телевизор, и эти избранные увидели, как небрежно ворошат их имена и подвиги, да еще каждую неделю их заново убивают разъезжающие на «ягуарах» львы Голливуда, ничего не смыслящие в оружии и лошадях, то они наверняка перевернулись бы в своих гробах или, хлеще того, восстали бы из них.
Сказанное, разумеется, не относилось к Рэнку Мак-Грю. Он самодовольно направился к двери, только раз или два потеряв равновесие, поскольку его ботинки сбились влево, почти как девятилетний ребенок, надевший материнские туфли на шпильках.
Мак-Грю дошел до хлопающих дверей, опустил раздутые плечи, щелкнул пальцами и произнес: «Револьвер». Несомненно, это был последний пункт его подготовки, и происходил он всегда в одно и то же время. Бутафор бросил Рэнку заранее приготовленный потертый револьвер, тот ловко поймал его, повертел на указательном пальце правой руки и перебросил его в левую с той же ловкостью. Затем он перебросил его через плечо и подставил правую руку сзади, чтобы поймать его. Потрепанный шестизарядник не был знаком с этим планом. Он легко перелетел через Рэнка, через оператора, через стойку и разбил зеркало бара на миллион кусочков.
Сай Блэттсбург плотно закрыл глаза и вытер пот с лица. С большим трудом он произнес низким беспечным голосом:
— Готовьте зал. Мы подождем, когда вставят новое зеркало.
Он извлек пятидолларовую бумажку и вручил оператору.
Теперь его убыток составлял 435 долларов за трехгодичный период съемок сериала с Рэнком в главной роли. За сто восемнадцать отснятых фильмов это был сорок четвертый раз, когда Рэнк разбивал зеркало в баре.
Двадцать минут спустя все было готово, и в баре снова висело зеркало. Блэттсбург стоял возле камеры.
— Хорошо, — сказал он. — Приготовиться. Съемка!
Камера тихо заработала. Послышалось ржанье лошади, и в бар вошел Рэнк Мак-Грю с обычной напудренной элегантностью, неопределенно ухмыляясь.
У стойки стояли два «плохих парня» и со страхом наблюдали, как он приближается. Подойдя к стойке, он хлопнул по ней ладонью.
— Виски, — сказал он, причем его голос звучал на октаву ниже Джонни Вайсмюллера.[9] И, если походка была походкой ребенка на шпильках, то его приказной тон принадлежал зеленому юнцу в самой середине ломки голоса.
Бармен извлек с полки бутылку и пустил ее по стойке. Рэнк беспечно вытянул руку и слегка удивился, когда бутылка устремилась мимо него и разбилась о стену; где стойка кончалась.
Сай Блэттсбург вдавил оба больших пальца себе в глаза и раскачивался с минуту.
— Стоп, — наконец сказал он.
Съемочная группа выражала удивление.
Рэнк всегда упускал хотя бы одну бутылку, но обычно это случалось в конце дня, когда он уставал.
В его ухмылке появилось раздражение, когда он погрозил пальцем бармену.
— Ладно, парень, — в его голосе была угроза, — еще один такой гэг, и ты будешь потрошить цыплят на рынке!.
Он повернулся к режиссеру.
— Он наклеил туда английскую этикетку, Сай! — Он специально крутнул бутылку.
Бармен уставился на «плохих ребят».
— Английская этикетка? — удивленно спросил он. — Этому парню нужна перчатка для кетча.
Великолепно себя контролируя, Блэттсбург сказал:
— Хорошо. Давайте попробуем еще раз. По местам, пожалуйста.
— Кадр семьдесят три, дубль второй, — сказал кто-то.
Снова бармен толкнул бутылку. На этот раз она медленно проехалась по стойке и замерла на расстоянии руки.
Губы Рэнка скривились в одной из самых лучших его усмешек.
Он дотянулся до бутылки, взял ее, отбил горло о стойку и жадно припал к острым краям. Бросил бутылку через плечо, исследовал языком один зуб и довольно-таки медленно достал изо рта бутафорское стекло. Бросив его бармену, он снова ухмыльнулся.
Опершись о стойку, он играл плечами и осматривал «плохих ребят». Заодно он сверился со своим отражейием в зеркале и сдвинул шляпу на дюйм вправо.
— Парни, вы, наверное, уже знаете, что я — шериф, — заявил он голосом Бута Хилла.
Оба «злодея» были потрясены.
— Мы слышали об этом, — вступил в разговор один из них, боясь посмотреть в глаза шерифа Мак-Грю.
— Мы слышали об этом, — повторил другой.
Рэнк, приподняв бровь, смотрел то на одного, то на другого.
— И сдается мне, вам известно, что я узнал, будто Джесси Джеймс будет здесь, чтобы бросить мне вызов.
Первый ковбой кивнул, и его голос дрогнул.
— Я тоже знаю это, — испуганно сказал он.
— И я, — добавил его компаньон.
Рэнк помолчал с минуту, то усмехаясь, то глядя серьезно.
— Зато я знаю еще кое-что. Например, что вы знаете Джесси Джеймса, а я собираюсь дождаться его здесь.
Оба «головореза» обменялись испуганными взглядами, а то, как они косились в сторону двери, выдавало в них третьеразрядных бойцов.
Рэнк снова презрительно улыбнулся.
— Представляю, как обманул вас, — торжественно сказал он. — Джесси уже здесь, не так ли?
— Шериф… — умолял хозяин. — Шериф Мак-Грю… пожалуйста, без убийств в моем заведении!
Рэнк поднял руку, чтобы все замолчали.
— Я не буду его убивать, — мягко сказал он. — Я собираюсь его слегка покалечить. Просто смою с него румянец.
Первый «плохой парень» сглотнул слюну.
— Джесси Джеймсу это не понравится, — с дрожью проговорил он.
На улице раздался стук копыт, скрип седла, и кто-то поднялся по ступенькам.
Вращающиеся двери раскрылись и пропустили Джеймса — воплощение Зла. Черные усы, черные брюки и рубашка, черные перчатки и черный шарф, а на голове — черная шляпа.
Его ухмылка походила на ухмылку Рэнка, но ей не хватало апломба, присущего шерифу.
Он с кошачьей грацией прошел по салуну, держа опущенные руки чуть в стороне от тела.
— Ты шериф Мак-Грю, не так ли? — сказал он, широко расставив ноги, продолжая держать руки разведенными.
Рэнк усмехнулся, хихикнул, хрюкнул и наконец, тяжело вздохнув, сказал: — Да.
— Шeриф, ты сделал свой последний вдох. — С этими словами Джесси начал доставать револьвер. Фальшивая пуля исторгла фальшивую кровь из его руки, за которую он схватился, а его револьвер отлетел в сторону. Бутафор выпустил дым из патронника пистолета с холостым патроном.
Сай Блэттсбург одобрительно кивнул. Два ковбоя у стойки отреагировали с неподдельным ужасом. Массовка, сидящая за столами, вскочила на ноги и попятилась к стене.
Рэнк Мак-Грю в это время с усилием вытаскивал револьвер из кобуры. Наконец тот появился на свет божий, выскользнул из его руки, пролетел у Рэнка над плечом, над оператором, над стойкой, а потом разбил зеркало на миллион кусочков. Сай Блэттсбург выглядел так, словно ему только что сообщили, будто он обручился с ящерицей. Он раскрыл рот и испустил звериный рык, звук сродни рыданию-протесту.
Когда он взял себя в руки, он четко произнес: «Стоп!» Потом он повернулся к оператору и хихикнул, а затем сел и завыл.
И так прoдoлжалось весь день. Они снимали, как Рэнк боролся с Джесси, пока тот не откинулся назад, двинув при этом шерифу по губе. Дублер занял место Рэнка, чтобы лолучить удар и приземлиться на переворачивающийся стол. Было что-то исключительное в том, как Рэнк швырнул Джесси через стойку, тот разбил полку, полную бутылок, потом должен был влезть на стойку и с нее прыгнуть на приближающегося Рэнка. Дублер снова вовремя принял удар на себя, чтобы ощутить-тяжесть летящего на него Джеймса.
Ближе к вечеру Рэнк начал выказывать признаки усталости от четырехчасового боя. Сквозь пудру на лице проступил пот, а у его дублера была порвана рубашка, подбит левый глаз и вывернуты суставы трех пальцев.
