Он оглянулся на остальных, и они заулыбались.

— Даже не немножко. Тут наверное, гражданин Меньшиков Роман… э-э-э… — он заглянул в папку, — Васильевич, даже совсем наоборот вышло. Пели вы песенки про нары да про колючку, вот и накаркали беду. А ведь тюрьма — она совсем не исправляет, это всем известно. Она человека портит еще больше. Можно даже сказать — калечит она человека. Правда?

Следователь снова оглянулся, и сидевшие чуть в стороне двое других согласно закивали.

— Да, Роман Васильевич, калечит, — с огорчением сказал следователь, — приходит, бывало, человек в тюрьму… Ну, он, конечно, не сам приходит, какой же идиот сам в тюрьму попрется, его привозят. Да… Приходит человек, а выходит полчеловека. Внутренние органы отбиты, кости сломаны и плохо срослись, туберкулез… Потом еще гомосексуалисты эти противные, кстати, товарищ артист, вы случайно не по этой части? Просто можно сразу вас к своим определить. Среди артистов ведь пидоров немало, так?

Выслушав все это, Роман почувствовал знакомый холодок под ложечкой и, выпрямившись на стуле, небрежно ответил:

— Да, среди артистов пидоров богато. Но я слышал, что среди следователей тоже.

Романа понесло на волнах ледяного упрямства, и сейчас ему было абсолютно все равно, к чему его приведут неосторожные высказывания.

— Смотри, Берзин, — засмеялся следователь, — смелый артист.

— Смелый, — согласился Берзин, сидевший слева от следователя, — он, наверное, думает, что у него весь криминал за спиной, что он герой народный. Может быть, и так, но тут…

— Простите, — прервал его Роман, — я чувствую, что у нас будет длинный разговор, так, может быть, вы скажете, как к вам обращаться? Просто для удобства. Неудобно как-то тыкать пальцем в человека и говорить ему — эй, ты.

— Для удобства… — следователь усмехнулся, — хорошо. Можно обращаться просто по фамилии. Мы справедливые и совсем не гордые. Моя, например, фамилия — Несторов, это, как вы поняли — Берзин, а тот — Уздечкин Роман усмехнулся, и Уздечкин сказал:

— Еще одна усмешка по поводу моей фамилии, и останешься без зубов. Понял?

— Понял, — охотно ответил Роман, — вы, значит, будете злой следователь, а Несторов — добрый.

— Нет, Меньшиков, — холодно сказал Несторов, — мы тут все злые. И в эти игры из американских фильмов играть не собираемся. Давай-ка ближе к телу.

— Давай, — прищурился Роман.

— Значит, так, — Несторов положил папку на стол перед собой, — спрашиваю сразу — сам признаваться будешь? Для ускорения процесса.

— В чем? — весьма натурально удивился Роман.

— Понятно, — кивнул Несторов, — не будешь. Но я на всякий случай подскажу, может, ты забыл.

— А закурить можно? — спросил Роман. — Надеюсь, добрую традицию угощать подследственных сигаретами не отменили?

— Не отменили, — Несторов кинул на стол пачку «Явы» и зажигалку, — кури на здоровье.

Роман закурил, и Несторов, задумчиво посмотрев в потолок, сказал:

— Во время концерта, проходившего во дворе «Крестов», был совершен побег. Бежал особо опасный преступник Чернов. Все указывает на то, что помощь в этом деле ему оказал популярный певец Роман Меньшиков. Другого варианта не остается. Поэтому я предлагаю Меньшикову добровольно рассказать, как все было.

— А этот Чернов, — Роман глубоко затянулся, — он что натворил-то?

— Это ты меня спрашиваешь? — Несторов засмеялся. — Ну ладно, я отвечу, только имей в виду, что все эти фокусы идут в зачет против тебя. Чернов — государственный преступник, он большой ученый и большой предатель. Продавал государственные тайны на Запад. Это я тебе по-простому объясняю.

— А я-то думал, что все государственные тайны уже давно проданы, и что продают их не ученые, а чиновники, — разочарованно произнес Роман. — Эх, кто бы у меня купил какую-нибудь тайну!

— Размечтался, — хмыкнул Несторов. — Ну так что, не вспоминается ничего?

— А что может вспомниться, если ничего не было?

— А вот тут имеются показания свидетелей, — Несторов открыл папку и заглянул в нее. — Вот, например, заключенный Баландин — хорошая фамилия! — показал, что видел, как певец Роман Меньшиков в перерыве между песнями помогал Чернову переодеваться в гражданскую одежду.

— Что?!! — Роман от удивления выронил сигарету. — У этого вашего Баландина с головой все в порядке?

— Не знаю, — Несторов пожал плечами, — обвинения против него оказались ложными, и он сейчас на свободе.

— Я бы этому Баландину мозги вправил, — зло буркнул Роман.

Он медленно нагнулся и подобрал сигарету.

— Так ведь не один Баландин это видел, — Несторов захлопнул папку, — Баландин — это, так сказать, семечки!

Он снова открыл папку и, заглянув в нее, сказал:

— Вот и лейтенант внутренней службы Семеряков видел, как артист Меньшиков передавал Чернову брюки и клетчатую рубашку.

— Какую еще рубашку? — Роман не верил своим ушам.

— Клетчатую, — невозмутимо ответил Несторов, — а контролер Бобруйко видел, как Меньшиков помогал Чернову спрятаться под сиденье в автобусе.

— Не-е, ребята, — Роман помотал головой, — или у вас, или у меня что-то с головой. Скорее — у вас. Если все эти люди видели, как я помогаю Чернову бежать, то почему же они меня не задержали?

— А они, понимаешь, не поверили своим глазам. Подумали, что показалось. Как это так — знаменитый артист, и занимается такими неприглядными делами. А потом, когда побег обнаружился, то поняли, что все так на самом деле и было. И дали показания. Вот так, товарищ артист. Кроме того, имеются собственноручные показания бывшего заключенного Луценко. Чернов сам говорил ему о том, что собирается бежать во время концерта, и что Роман Меньшиков поможет ему в этом.

— А почему этот Луценко бывший?

— А потому, — с горестным видом ответил Несторов, — что, получив срок и отбыв на зону, Луценко не вынес тягот лагерной жизни и повесился бедняга…

— Слушайте, что вы мне тут лапшу на уши вешаете? — Роман вскочил с металлической табуретки.

— Сядь на место, — приказал Несторов.

Берзин и Уздечкин угрожающе поднялись у него за спиной, и Несторов спросил:

— Хочешь без почек остаться?

Роман сел и вытащил из пачки еще одну сигарету.

— Понимаешь, артист, если мы беремся за дело, то человек будет сидеть. А тебе сидеть за твои фокусы никак не меньше червонца. А чтобы не получилось больше, то нужно честно рассказать все. Тогда, глядишь, и зачтется помощь следствию. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Роман, — но ничего не получится. Или вы, ребята, знаете, что делаете, тогда горе вам. Или вас используют втемную, а вы просто псы послушные, и тогда тоже горе.

— Горе нам, говоришь? — Несторов подался вперед. — Это ты что — угрожаешь, что ли?

Роман почувствовал, как мятный адреналиновый холодок поднялся к ушам, и тоже наклонился навстречу следователю.

— Угрожаю? — негромко сказал он. — Нет, не угрожаю. Просто поясняю, что происходит. Вот ты мне лучше скажи, Несторов, только честно — вы меня убить готовы?

— То есть как — убить? — нахмурился Несторов.

— Ты что, не знаешь, что такое — убить? Жизни лишить, вот что это такое. Теперь я тебе кое-что объясню, ты, главное, слушай внимательно, потому что это очень важно.

— Ну-ну, — скептически усмехнулся Несторов и достал из кармана пачку «Мальборо».

Роман подумал и медленно заговорил:

— Вы пошли на меня. Или вас послали на меня. Я точно знаю, что происходит, а вы… Может быть, знаете, может быть — нет. Где проходит граница ваших действий? До какой черты вы способны дойти? Или вам позволено дойти? Вот об этом я и спрашиваю — вы готовы меня убить, делая то, за что взялись?

— Вот еще, — пренебрежительно скривился Несторов, — руки пачкать!

— Хорошо, — Роман внимательно посмотрел на него, — а я… Смотри, что получается. Я точно знаю, в чем дело. И ты для меня — солдат вражеской армии. Враг. Может быть, тебя обманули, но это неважно. Ты готов покалечить меня сам или чужими руками, вон как красиво рассуждал насчет испорченного в тюрьме здоровья! Ты мне — враг. И я, между прочим, не какой-нибудь урка, для которого любой мент враг по определению. Я обычный мирный человек. Так вот, когда ко мне приходят со злом, я отвечу сторицей. Про меч слышал, наверное? Ну да ладно…